– Так кто она? – сказал Эдик.
– А, не бери дурного в голову.
– Ка-как скажешь…
– Вот так, – удовлетворенно отметила Тамара и легко подтолкнула его в грудь, заставив опуститься на лежак навзничь. Боник отметил, что они незаметно поменялись местами. Его это вполне устраивало, в создавшихся обстоятельствах. Тома уселась на него верхом, словно наездница-амазонка из древнегреческого мифа. Боник вцепился ей в талию, оставляя пальцами белые оспины на нежной коже. Вцепился так, словно опасался, что чувство драйва, которое она ему вернула с таким трудом, в противном случае ускользнет. На секунду он вообразил себе, каково доведется его партнерше, если до нее доберутся бандиты Витрякова, и эта шальная мысль даже укрепила ему функцию либидо. Он поплыл на этой волне, впрочем, плавание длилось недолго, натолкнувшись на каменную запруду. Возвратно-поступательное движение Томы было прервано громовыми ударами. В дверь заколотили так, что Вацлаву Збигневовичу с перепугу показалось, бьют прямо по голове. На мгновение Тома и Боник застыли, как актеры третьесортного порнофильма по команде режиссера.
Последние пять часов Мила провела в библиотеке. Вообще-то, она любила читать, по нынешним искривленным меркам, сложившимся после того, как телесериалы победили книги, а видеокассеты изгнали их с книжных полок, госпожу Кларчук, пожалуй, можно было даже назвать заядлой читательницей. Дома у Милы Сергеевны была собрана приличная коллекция книг. Когда она училась в школе, то частенько захаживала и в школьную, и районную библиотеки, и далеко не только затем, чтобы передрать из написанной высоколобым критиком книги пару абзацев для школьного сочинения о взаимоотношениях Му-Му и Герасима с фрейдистской точки зрения. Милу в библиотеках знали в лицо. В общем, она любила книги.
Но, это, конечно же, не значило, что госпожа Кларчук погрузится в чтение, очутившись в библиотеке, которую превратили в темницу. В ее положении даже законченный сладкоежка не притронулся к стеллажам с конфетами, если б его заключили, например, в кондитерской.
Как только двое здоровяков, Мила подозревала, что оба служат телохранителями Бонифацкого, втолкнув ее в помещение, захлопнули дверь, Мила Сергеевна принялась мучительно размышлять, как бы ей сбежать. Ничего путного не приходило в голову. Все три выходившие на горы окна были снабжены надежными решетками, уходя, бандиты заперли дверь на два ключа, причем замки были явно не из тех, что открывают шпилькой от волос. Тем более, что у Милы Сергеевны не было ни соответствующих навыков, ни шпильки, только футболка, тонкий джемпер и спортивные брюки, надетые на голое тело, потому что обещанное Бонифацким белье ей так и не принесли, Вацлав Збигневович об этом наверняка просто забыл, занимаясь своими проблемами. Их у Боника хватало весь день. Мила наблюдала за тем, как они нарастают из окна, которое, хоть и выходило на горы, позволяло разглядеть участок дороги, ведущей в усадьбу. С утра по ней то туда, то сюда рыскали автомобили, двор и особняк то наполнялись невнятным гулом голосов, то замирали, до следующего раза. Мила знала о дне рождения Витрякова, но происходящее нисколько не походило на праздничную суету, даже принимая в учет зловещую фигуру именинника (юбиляра?). Время от времени до нее доносились откровенно зловещие вопли, свидетельствовавшие, там, за стенами, творится нечто из ряда вон. Тогда она снова пробовала на прочность то решетки, то засовы, снова и снова убеждаясь, бегство – не по ее зубам. Возможно, если бы к ней подсадили Ивана Поддубного, она бы уговорила его раздвинуть стальные прутья, и он бы справился с этим играючи. Гичин Фунакоши так же легко проломил бы для нее дверь пяткой или локтем, а обаятельный медвежатник Генрик Квинто из замечательного фильма «Ва-банк» открыл каким-нибудь компактным воровским инструментом, который бы извлек из своей замечательной тросточки.[74] Но, под рукой не было ни того, ни другого, ни третьего, а она… Она оказалась бессильна, как ребенок.
Впрочем, у нее было при себе кое-что, над чем бы раньше она наверняка посмеялась, если б кто-то стал утверждать, что это оружие. Изящные маникюрные ножницы, которые ей посчастливилось стащить накануне. Конечно, это было немного, но все же лучше, чем ничего. В продолжение своего многочасового заключения в библиотеке Мила предприняла три попытки применить ножницы вместо ключа, все три окончились неудачей.
В промежутках между этими своими первыми неуклюжими опытами взлома, Мила Сергеевна попыталась перелистать старые книги, которые знала по детству. Сначала она сняла с полки томик из полного собрания сочинений Джека Лондона, это оказались Северные рассказы. Но, с ее рассудком творились странные вещи. Вместо Смока и Малыша, продирающихся через пургу и ледяную крошку на северном склоне гор Маккензи, она почему-то увидела себя, волокущую через безлюдный пляж неподъемную тушу Гриши Любчика. За Смоком и Малышом гнались голодные волки, ее и умирающего милиционера тоже преследовали звери, только на двух ногах, и куда как более опасные. У волков с Клондайка животы прилипали к спинам, голод подстегивал их бичом. Желудки зверей, охотившихся за Милой, переполняла пища, а голод, терзавший их, был несколько иного толка. Это был долларовый голод, утолить который можно, только набив страждущий рот сырой землей. Рассеянно отложив Лондона, Мила Сергеевна перелистала Хаггарда,[75] но и здесь наваждение повторилось. Копи царя Соломона казались ей валютными банковскими счетами Артема Поришайло в оффшорной зоне, а незадачливый вождь Твала, обмишуренный бледнолицыми колонизаторами – полковником УБЭП Украинским, под носом которого эти самые копи, тихо шелестя зелеными, либо слоновьими бивнями, которые еще дороже, поменяли форму собственности. Вернув на место «Копи», Мила Сергеевна, прихватив Майн Рида, пошла с ним к окну, но автомобили уже миновали ту часть дороги, которая была оттуда видна.
Через десять минут Мила вернулась в кресло, оставив книгу на подоконнике, потому что зловещий всадник без головы, напугавший ее когда-то в детстве, напугал теперь еще больше, потому что оказался, в конце концов, не несчастным братом Луизы Пойндекстер,[76] а Леонидом Витряковым. «Цыпа, б-дь на х… иди сюда», – пролаяла своими перекошенными синими губами отрезанная голова, которую Витряков, как и полагалось всаднику-призраку, держал под мышкой. Правда, сидел он верхом на мотоцикле.
Потом Мила провалилась в забытье и проспала, как ни странно, около трех часов.
Из забытья ее вывели торопливые шаги, оборвавшиеся прямо под дверью библиотеки. Она вздрогнула, подумав, что за ней пришли бандиты, и не сразу сообразила, что последние бы наверняка не таились. А зачем?
Мила напрягла слух. Сначала ее ушей достиг короткий металлический перезвон, с которым человек под дверью нащупывал нужный ключ. Затем тот с характерным звуком очутился в замочной скважине, щелкнул язычок, заскрипели петли. Дверь приоткрылась наполовину, в образовавшуюся щель заглянула мужская голова. На дворе давно стемнело, а Мила Сергеевна не зажигала свет. Поэтому незваный гость не увидел Милу, а она не представляла, кто пришел. Первым ее желанием было спрятаться за одним из стеллажей, с маникюрными ножницами в руке. Однако, она сразу отказалась от этой затеи. Стоило вошедшему включить освещение, как она была бы разоблачена. Поэтому она осталась в кресле, делая вид, что спит, и подглядывая при этом из-под ресниц. Ножницы были стиснуты в правой руке.
Как ни странно, комната оставалась темной, видимо, вошедший в нее мужчина не хотел привлекать лишнего внимания. Он на цыпочках двинулся между книжными шкафами, при этом паркет все равно хрустел, свидетельствуя о немалом весе незнакомца.
Вскоре выяснилось, он знает, куда идет, в маленький и уютный закуток между стеллажами, где располагались журнальный столик, диван и приютившее Милу кресло. Когда он, наконец, увидел ее, то, кажется, даже вздрогнул. А затем перевел дух.
– Фух, – с облегчением сказал незнакомец. – Ну, вы меня и напугали. Вы чего, спите, да? Пора вставать. Только т-с, тихо. Не кричать.
Поскольку Мила Сергеевна продолжала прикидываться поленом, незнакомей склонился к ней, стараясь заглянуть в лицо.
– Эй, женщина? Да что с вами?
В этот момент Мила Сергеевна выбросила вперед руку, метя ножницами в горло незнакомцу. Поскольку в закутке было еще темнее, чем между стеллажами, мужчина, должно быть, сообразил, что к чему, когда сталь проткнула сонную артерию. Незнакомец вытаращил глаза так, что Мила решила, сейчас они вывалятся. Потом на нее хлынула кровь. Она хлестала у него изо рта и раны на шее. Затем мужчина отшатнулся, зажимая ладонями рану с тем же успехом, с каким можно заткнуть прорвавшую трубу, сделал несколько неуверенных шагов и повалился на пол, уронив при этом несколько стеллажей. Его ноги болтались по воздуху, словно он качал пресс, делая «велосипед», но при этом не попадая по воображаемым педалям. Госпожа Кларчук не стала смотреть на агонию. По-прежнему сжимая в окровавленной руке ножницы, она бросилась вон.
Глава 7ДЕВЯТЬ ЖИЗНЕЙ ЛЕНИ ВИТРЯКОВА
– Черт, – прокашлявшись, Бонифацкий восстановил контроль над голосовыми связками. – Черт, черт, черт. Кого опять нелегкая принесла, хотел бы я знать?!
– Вацлав Збигневович, откройте! – крикнул из-за двери голос его телохранителя по прозвищу Белый. – Откройте, Вацлав Збигневович, беда!
– Это не обычный дом, это сумасшедший дом! – простонал Бонифацкий, делая знак Тамаре, чтобы встала. – Самая натуральная богадельня, чтобы я пропал!
Тома неохотно, но одновременно безропотно покинула насиженное место. Бонифацкий, кряхтя и чертыхаясь, спустил босые ноги на пол.
– Чтобы вы все провалились, отморозки проклятые!