– Я к отцу давно собирался… – проговорил Андрей, когда смог проглотить комок, подступивший к горлу сразу после того, как ушел Юрик, а с ним каким-то образом действительно порвались нити, связывавшие его с Кристиной, хоть ее не было давно нигде, кроме его памяти, которую он сам хотел стереть.
– Понимаю, типа…
– Спасибо, – сказал Андрей и погрузился в молчание. Атасов воспринял его по-своему.
– Ты бы поспал, что ли, – предложил он, сверившись с часами. Стрелки показывали начало пятого вечера. – Засветло все равно не доберемся, самое время вздремнуть, – Атасов сложил карту, лежавшую на коленях. – От Умани до Немирова – больше ста километров. И оттуда еще – хорошая сотня. Причем, если верить этой мазне, где-то там впереди – явно кончается асфальт. Я прав?
– Ну, не то, чтобы он совсем заканчивался, – попытался улыбнуться Андрей. – Но, слегка потрясет, не без этого.
– Одно радует, – чем дальше от так называемой цивилизации, тем меньше попадается стражей, типа, правопорядка, а кому они, спрашивается, нужны, когда путешествуешь в заляпанном кровью бусе без документов?
– Никому и даром, – подхватил Андрей.
– Черт! – Убрав карту в бардачок, Атасов выудил оттуда пачку сигарет, потряс перед носом и, скомкав, швырнул в окно. – Сигареты кончились. Черт знает что. Надо будет купить, по дороге.
– Точно, – воспрянул духом Андрей, даже треснул себя по лбу, в избытке чувств. – Спасибо, что наполнил! Я отцу блок «Лаки Страйк» прихвачу. Или «Кэмел» без фильтра. А то, знаешь, уже больше года высылаю…
– Бывает, типа, – согласился Атасов. – Кстати, водки взять – тоже не помешает. За встречу и все такое. А то, некрасиво, типа, с пустыми руками в гости переться. Идет?
– Ты еще спрашиваешь? Знаешь, это так здорово, что мы вместе поехали! Батя будет рад. Вы ведь оба – офицеры. Посидите, значит, службу вспомните. Уверен, ему этого не хватает, Саня.
– Тогда прикинь, пока не уснул, какие там у нас населенные пункты по пути, подходящие, чтобы, типа, отовариться? Или уже в Дубечках все купим?
– В Дубечках можем пролететь, – протянул Андрей. – У нас там такая глушь, конкретная… Сибирь. Ты не поверишь. После десяти вечера – даже фонари не горят. Темно, как в поле.
– Да ты что? А я почему-то полагал, будто твои Дубечки – довольно-таки крупный городок…
– Куда там, – вздохнул Андрей. – Стоит моему старику воткнуть вечером электробритву в розетку, как на соседних улицах меркнет свет.
– Ничего себе, типа, – присвистнул Атасов.
– Дыра, – грустно сказал Андрей. – Поэтому люди оттуда и уезжают. От хорошей жизни ведь не бегают, верно?
– Не бегают, – согласился Атасов. – Правда, типа, я бы не сказал, что в большом городе много счастья, и оно буквально валяется под ногами. По лицам горожан этого не скажешь.
– Тут ты прав, – кивнул Андрей через минуту, после того, как попытался представить улыбающиеся лица в маршрутке или, скажем вагоне метро, но потерпел фиаско. Воображаемые лица были хмурыми и враждебными. – Наверное, там хорошо, где нас нет, – добавил Бандура, еще немного подумав. Какое-то время оба молчали.
– Опусти спинку сидения и попробуй вздремнуть, – предложил из-за руля Атасов. – А еще лучше – перелазь назад. Там хоть спину разогнешь.
– Да чего-то спать не хочется.
– Это ты просто не лег.
Андрей осторожно, чтобы не потревожить изувеченную руку, перебрался в хвост микроавтобуса, кряхтя, улегся. Атасов оказался прав, стоило телу принять горизонтальное положение, как веки стали тяжелыми, Бандура несколько раз зевнул.
– Вот видишь, – сказал Атасов, покосившись на него в зеркало заднего вида.
– Эх, Саня, – пробормотал Андрей, решив, что просто обязан вступиться за малую родину до того, как заснет, а к тому все шло. – Спору нет, с развлечениями и бабками у нас в Дубечках не густо. Зато, – он снова заразительно зевнул, – ты просто не представляешь, какая у нас природа замечательная. И рыбалка. А продукты? Взять, к примеру, молоко. Или сметану. Или творог. Да в городе ничего такого ни за какие деньги не купишь, одни осклизлые суррогаты на полках в супермаркетах валяются. Слеплены, х… знает из чего.
– Это точно, что слеплены, – согласился Атасов. – Урбанизация, мать ее. Глобализация, плюс воровство, куда без воровства?
– А мед? Ты когда в последний раз мед на пасеке ел? Без сахара. Прямо вместе с сотами?
– Никогда, типа, не ел, – признался Атасов.
– Ну, вот видишь… – пробормотал Андрей, отключаясь. Сон принялся обволакивать его, словно сироп, Андрей погрузился в эту субстанцию и поплыл с закрытыми глазами, под плавное покачивание машины, влекомый еле заметным и одновременно властным течением.
Глава 10ДУБЕЧКИ
По мере того как солнце клонилось к горизонту, небо быстро темнело, голубой цвет уступил место фиолетовому, а затем и весь купол почернел, кроме узкой полосы на западе, долго остававшейся рубиновой. Стало заметно холоднее, словно атмосфера не просто стала прозрачной, а вообще исчезла, предоставив звездам мерцать над дорогой, словно она перенеслась с Земли на Луну. Спустя пару часов равнина закончилась, местность стала холмистой, будто огромное скомканное одеяло, затяжные подъемы начали чередоваться с крутыми спусками, узкая лента убогого асфальта то карабкалась на высокие гребни, то ныряла в глубокие, затянутые туманом низины. Безжизненный лунный свет серебрил вершины холмов, делая их похожими на кратеры. Так, по-крайней мере, казалось Атасову, который сгорбился за рулем, вглядываясь вперед слезящимися от усталости глазами и потеряв счет выкуренным сигаретам. Он бы дорого дал за чашку кофе, а лучше две, но под рукой не было ни термоса, чтобы ее наполнить, ни кафе, чтобы ее заказать. Вокруг вообще не было ни души, уже больше часа ему не попалась по пути ни одна машина или гужевая повозка, ни одна заправочная станция у дороги или хотя бы лачуга, освещенная электрической лампой. Атасов с легкостью мог представить, что они, скажем, сбившись с пути, отправились в противоположную сторону и снова очутились в горах, просто горные пики прячутся во мгле, невидимые до поры до времени. Или, что как герои романа Стивена Кинга «Лангольеры», только по суше, а не по воздуху, преодолели какой-то невидимый барьер, отделяющий наш мир от потустороннего, где нет ни людей, ни птиц, ни растений, вообще ничего и никого, даже вкуса и эха. Время от времени Атасов, отвлекаясь от дороги, посматривал на Андрея, который спал, укрывшись теплой егерской курткой, очень кстати обнаружившейся в кабине микроавтобуса.
– Ну, спи, спи, – бормотал Атасов, подкуривая очередную сигарету.
Около полуночи микроавтобус пересек узкую реку по старому мосту, переброшенному с болотистого левого берега на высокий, обрывистый правый, и задрал куцый капот к звездам. Начался очередной крутой подъем. Когда же он остался позади, холмы неожиданно расступились, словно кулиса на театральной сцене, машина въехала в широкую долину. И далеко внизу, и слева, на отрогах холмов, Атасов увидел крошечные огоньки. Их было немного, но они все же были.
– Кажется, приехали, – с некоторым облегчением вздохнул Атасов, заметив проплывший справа прямоугольный щит, на котором было написано: ДУБЕЧКИ. Поскольку дорога снова шла под уклон, он включил нейтральную передачу, пустив микроавтобус накатом. Теперь по обеим сторонам тянулись разнокалиберные деревянные заботы, за которыми виднелись фасады одноэтажных домишек. Кое-где действительно горел свет, хотя большинство окон были темными, жильцы улеглись спать.
Атасов притормозил, отыскивая глазами табличку, чтобы прочитать название улицы. Оказалось, что она носит имя Ленина, это значило, скоро они достигнут центральной части городка. Прошло должно быть, минут десять, прежде чем это произошло. Микроавтобус, тихо урча работающим вхолостую мотором, выкатился на площадь, представлявшую собой политический и культурный центр поселка. Собственно, по делу, площадь была обыкновенным обширным пустырем, на котором стояли кирпичные коробки сельсовета, почтового отделения и лавки потребкооперации. У крыльца сельсовета горел единственный фонарь, в его скупых лучах бронзовая статуя Владимира Ильича на противоположной стороне улицы казалась изваянием какого-то мрачного демона-искусителя, порожденного египетской тьмой в ту эпоху, когда уже был Сфинкс, но еще не было пирамид. Проснувшегося, на короткое время, около ста лет назад, чтобы перекусить заблудшими душами, и снова задремавшего, с набитым желудком.
Чуть поодаль, за статуей Ильича, располагалось темное пустое пространство, но Атасову все же удалось рассмотреть покосившиеся створки футбольных ворот. В дальнем конце поля примостилось длинное, похожее на барак здание, Атасов предположил, что местная общеобразовательная школа. Та самая, выпустившая в мир взрослых Андрея Бандуру всего каких-то пару лет назад.
– Мы на месте, – сказал Атасов. – Просыпайся, брат. Подъем, солдат, слышишь? Куда нам дальше ехать?
Микроавтобус медленно катил по инерции, единственный движущийся объект на абсолютно неподвижной улице, аппликация, сдвигаемая, кадр за кадром, мультипликатором. Они обогнули бронзового Ильича, свернули к школе и, наконец, остановились в густой тени, под крыльцом.
– Парень? – повторил Атасов устало. – Вставай, говорю. На уроки опоздаешь.
Как это ни странно, но молодой человек, продолжая спать без задних ног, вместе с тем, уже был здесь, у школы, он даже видел ее фасад, хоть глаза при этом оставались закрытыми. Более того, видел, гораздо четче Атасова. Еще бы, ведь вокруг было солнечно и тепло, никакой ночи, а напротив, первая половина дня. Маленькие, похожие на перепуганных барашков облака набегали с севера в зенит, откуда ветер немедленно сдувал их, словно играя в короля горы. Кроме того, Андрей, в отличие от Атасова никуда не спешил, поскольку не опасался опоздать на уроки, как предупреждал откуда-то издали смутно знакомый мужской голос. Какие уроки, когда только что начались летние каникулы?