– Тебе бы придворным быть.
– А разве я не ваш слуга? Стало быть, я придворный.
– Да, наверное, остается пожаловать тебя стольником или спальником…
– Это еще зачем? Раз вы государь в двух странах, то вам нужно два двора. Пусть ваши русские придворные имеют свои чины, а мекленбургские будут иметь свои. Над вашей резиденцией должны висеть два штандарта, а охранять ее должны два караула. И вам больше почета, и злоумышленникам в случае чего труднее будет до вас добраться.
– Пожалуй, в твоих словах есть смысл.
– Конечно, есть, старый Фриц многое повидал и многое понимает. У вас есть верные слуги среди русских, но наверняка есть и такие, кому вы не нравитесь.
– Ты уже успел оценить их верность?
– У меня наметанный глаз на такие дела; вот на тех парней, что стоят с посеребренными алебардами перед входом, определенно можно положиться.
– Ты думаешь?
– Они мне помогли вывезти кое-какие вещички, и я предложил им благодарность, но они не взяли.
– Вот как? Кстати, что ты там вывез и откуда это взялось?
– Ну, Анна шепнула мне словечко, и я понял, что лучшего случая не представится. Я, конечно, уже стар, но вам это добро пригодится.
– Старый разбойник, ты ограбил поляков?
– Я ландскнехт! И хорошо знаю, что прибыток всегда лучше убытка.
– Ваше величество, я закончила, – присела в книксене хлопотавшая вокруг меня Лизхен, – вы выглядите просто восхитительно!
– Слава богу, а то у меня в глазах уже рябит. Можешь идти, девочка, хотя подожди: ты говорила с Гретой о платье?
– Да, ваше величество, она обещала сделать все как можно скорее.
– Не надо как можно скорее, надо как можно лучше! Хорошо, ступай.
– Милая девушка, Анна хорошо ее обучила, – заметил Фридрих, когда девушка выпорхнула из шатра.
– Да, я доволен ею.
– Я слышал, вы женились?
– Да, и у меня родился сын, правда, я его еще ни разу не видел, потому что они в Швеции.
– Вас не зря называют Странником.
– Ты и об этом слышал?
– Европа – одна большая харчевня. Если кого-то в одном ее конце назовут свиньей, то скоро об этом будут знать все посетители.
– Да, хорошее сравнение, нечего сказать! – засмеялся я.
– Это правда, что вы сказали Анне о Марте?
– Да, старый ворчун, она родила мне дочь, и я ее тоже еще не видел, надеюсь, матушка позаботится о них.
– У герцогини доброе сердце, хотя она уже не молода; вы не думали забрать их к себе?
– Пока я не могу добиться даже приезда жены с сыном, – вздохнул я, – наверное, принцесса Катарина права: я еще не слишком уверенно сижу на здешнем троне и им не стоит рисковать.
– Марту бы это не остановило.
– Знаю, но это останавливает меня. Я слишком многое пережил с нею и не хочу рисковать. К тому же законы в этой стране отличаются от европейских. Бастарды здесь не имеют никаких прав. Если все пойдет хорошо, то, когда моя дочь вырастет, в Германии она будет завидной невестой. Бароны, графы, а может быть, даже и князья выстроятся в очередь в надежде стать моими зятьями, но не здесь. Тут цари, случается, не выдают замуж даже законных дочерей, обрекая их на монастырь.
– Варварская страна, – покачал головой старый ландскнехт, – но мне отрадно слышать, что вы научились заботиться о других.
– Я посылал своих людей в ту деревню, где оставил тебя…
– Значит, тогда было еще не время нам встретиться, мой мальчик, но я знал, что оно настанет.
– Конечно, старый разбойник: кто-то ведь должен научить моих сыновей держать шпагу!
– Государь, все собрались, – просунул голову сквозь занавес Федька Панин.
– Иду, – коротко отозвался я, поправляя перевязь со шпагой и протянув руку за пистолетами.
– Разумная предосторожность, – похвалил меня Фридрих, подавая мне заряженное оружие. – О, я смотрю, и ваши допельфастеры при вас?
– Да уж, и я не раз благословлял баварских оружейников, сделавших такое чудо-оружие.
Выйдя из шатра, я быстро прошел к накрытому столу и, усевшись на походный трон, пригласил садиться всех собравшихся.
– Государь приглашает всех к столу! – громко провозгласил Вельяминов, и мои гости стали рассаживаться.
Немецкие, шотландские и ирландские офицеры быстро устроились за одним столом, а вот русские вдоволь поспорили, кому где сидеть согласно родовитости, пока Никита их не урезонил – велено быть без чинов!
– Государь, – первым поднял чашу мой кравчий, – еще и полгода не минуло, как Господь вразумил нас выбрать тебя на осиротевший престол наш. И с тех пор, как исполнили мы его волю, показывает он нам свое благоволение во всех делах. Прекращается смута в измученной земле нашей, ложатся под нашими мечами вражеские рати, яко спелые хлеба перед жнецами. Наши силы множатся, а противники наоборот – теряют их. И если с нами Бог, то кто же на ны?
Собравшиеся подтвердили слова Вельяминова радостными криками и, вскочив, подняли кубки. Милостиво улыбаясь, я приложился к своей чаше и, против обыкновения, не просто отхлебнул, а выпил ее до дна и перевернул, на радость собравшимся. Торжественное мероприятие, именуемое в народе пьянкой, началось.
Хотя в Белой, как раньше в Ржеве, пришлось оставить один из казачьих полков в качестве гарнизона, силы мои за счет подоспевшего мекленбургского полка и перешедших на мою сторону наемников меньше не стали. Отпраздновав победу, я не мешкая двинул войско к Смоленску, рассчитывая соединиться там с Черкасским. Смоленск – цель нынешней кампании, и взятие его будет означать победу, а затянувшаяся, не дай бог, осада неминуемо приведет к поражению. Мы все ближе к врагу и идем теперь все вместе. Разве что Михальский со своей хоругвью и оставшимися казаками рыщет вокруг нас, разведывая обстановку. На ночь мы окружаем себя стеной обозов, а днем медленно, но верно движемся к цели своего путешествия. К царским возам присоединились и два фургона моего Фридриха. Обычно он управляет одним из них, а рядом с ним сидит Лизхен, к которой старик быстро привязался. Управлять вторым Шемякин усадил одного из слуг, и теперь тому частенько достается за нерадивость.
Ехать со скоростью пешехода мне невмоготу, и я постоянно объезжаю свою маленькую армию, стремясь везде побывать и все увидеть собственными глазами. Проезжая мимо обоза, я постоянно натыкаюсь на старого Фрица и сидящую рядом с ним Лизу, и улыбаюсь им. Старик и девушка улыбаются мне в ответ, а мне частенько кажется, что рядом с ним сидит не Лизхен, а Марта. Фридрих, возможно, сам того не желая, заставил меня вспомнить дочь бургомистра, когда-то бросившую все ради заезжего принца. И в редкие минуты отдыха я думаю о том, как ей живется вдали от меня и родных, с маленькой дочкой на руках. Матушка, конечно, обещала позаботиться о них, да и сам я не раз посылал различные подарки им, но это довольно слабое утешение. Слава богу, отдых выдается не часто. Войска неуклонно движутся вперед и в них постоянно что-то происходит. Разумеется, командиры с большинством проблем прекрасно справляются сами, но я требую, чтобы меня держали в курсе. Дни проходят в бесконечной суете, потом короткое ночное забытье – и новый день, столь же насыщенный и суматошный.
Перед самым Смоленском ертаул[41] Михальского едва не сцепился с конным дозором, выставленным князем Черкасским в бережении от Литвы. Слава богу, в последний момент друг друга признали и обошлось без кровопролития.
– Кто такие? – спросил я Михальского, подскакав к месту встречи.
– Верные холопы твои, государь, – сорвал шапку с головы командир дозора.
– Телятевский? – узнал я «героя» медвежьей охоты.
– Да, государь, – радостно подтвердил тверской помещик.
– Ну, здравствуй, коли не шутишь. Рассказывай, как служба правится да где князь Черкасский с войском.
– Все благополучно, государь, – зачастил он в ответ, – дошли, слава богу, благополучно и лагерем встали, уж неделю как. А нас князь послал дозором, опасения ради.
– Батареи осадные готовы ли?
– Не ведаю, государь, знаю только, что наряд весь прибыл в сохранности.
– Ну и ладно, скоро все сам узнаю. А тебя и людей за службу пожалую. Мой Корнилий тот еще лис, его не проворонить – труд немалый!
Пока довольный дворянин кланялся, я обратил внимание на его спутников. Один из них, не скрывая удивления, говорил своему товарищу:
– Гляди-ка, Ефим, это не твой ли зятек в царских рындах?
Обернувшись, я увидел неразлучных Панина с Романовым и удивленно спросил:
– Это кто из них уже женатый?
– Прости, государь, если скажу неловко. Это мы про Федьку Панина: сговорен он с моей дочкой Ефросиньею, а женитьбы никакой покуда не было.
– Ты Ефим Лемешев, так? – узнал я его, приглядевшись.
– Так, государь, холоп твой верный.
– Федька, разбойник! – весело воскликнул я. – Так у тебя невеста есть?
– Да, ваше величество, – отозвался тот, – с детства мы сговорены.
– Что-то ты не больно радостно отвечаешь – али невеста не по нраву, али, может, собой не хороша?
– Что ты, государь, – перепугался Лемешев, – как же не хороша?.. Справная девка, все, что надо, при ней.
– А чего ты мне ее нахваливаешь, я, если что, женатый, – под всеобщий смех заявил ему я. – Ну что молчишь, жилец, али не мила невеста?
– Мила, – покраснев до корней волос, ответил парень.
– Ну вот и славно! Я тебя за верную службу обещал наградить, да не знал чем. Теперь знаю: как вернемся из похода, сыграем свадьбу. Может, хоть на ней погуляем как следует.
Получив известие о прибытии Черкасского к Смоленску, я хотел было, бросив все, скакать к его лагерю, но, поразмыслив, подавил в себе первый порыв. Лучше прийти днем позже, но в окружении большого и победоносного войска. Потому, велев Телятевскому сообщить о моем прибытии, повернул коня назад.
Вернувшись к обозу, приказал позвать Вельяминова, чтобы отдать ему необходимые распоряжения.
– Что-то случилось, ваше величество? – встревоженно прощебетала, глядя на меня, Лизхен.