– О, ваш жених – счастливчик! Он, верно, молод и красив?
– Я никогда не видела его. Он родом из Швеции.
– Как интересно… А вы знаете, я долго жил в Швеции и, возможно, знаю вашего жениха. Как его имя?
– Карл Юхан Юленшерна… и, может быть, вы все же отпустите меня?
– Конечно, сударыня, – едва не уронил я свою ношу, услышав это имя, – я действительно знаком с вашим женихом. Скажу более, мы в некотором роде приятели! Скажите, мадам, – обернулся я к старухе, – вас ждут в Риге?
– Да.
– И там, верно, все знают, как выглядит ваша карета?
– Разумеется, это карета моего брата Отто фон Буксгевдена, а его все знают в этих местах!
– Чудесно, мадам; я, пожалуй, провожу вас в Ригу. Здешние места в последнее время небезопасны.
– Что вы имеете в виду?
– Как, разве вы не слышали, что этот ужасный герцог Мекленбургский, ставший русским царем и взявший недавно Смоленск, напустил на Литву полчища диких татар и казаков?
– Да, но Литва далеко, неужели вы думаете, что они могут добраться сюда?
– В Дерпте тоже думали, что находятся далеко, но два года назад герцог излечил обитателей города от этого заблуждения. Прошу вас, не отказывайтесь от моей защиты!
– Да-да, конечно, мы будем очень признательны, а у вас довольно большая свита, господин Иоганн Альбрехт!
– Я же говорю, здешние места небезопасны! – улыбнулся я в ответ самой обезоруживающей улыбкой, на какую только был способен, и обернулся к фон Гершову:
– Кароль, ну-ка прикажи своим дармоедам вытащить эту колымагу!
Драгуны тут же, как муравьи, окружили застрявший рыдван и, поднатужившись, вырвали его из вязких объятий дорожной грязи.
– Сударыни, – церемонно обратился я к дамам, – вы не будете возражать, если я составлю вам компанию? Меня немного утомила поездка верхом.
– Но прилично ли это?.. – попробовала возмутиться старая грымза, на что я ответил:
– Ну вы же не хотите, чтобы я ехал с прекрасной Региной Аделаидой наедине?
Старухе пришлось согласиться, и оставшийся путь до Риги я проделал в компании дам. Правда, Мария Констанция недовольно косилась на меня, но я вел себя паинькой и развлекал ее и племянницу рассказами о шведском дворе. В эти времена для провинциальных дворян нет ничего более захватывающего, чем повествования о придворной жизни. Так что старая грымза и ее подопечная скоро сменили гнев на милость и жадно слушали небылицы, которые я им плел. Так продолжалось почти до ночи, когда я объявил дамам о необходимости сделать привал.
– Но до Риги осталось всего ничего!.. – попробовала возразить Мария Констанция.
– Да, но ворота, скорее всего, будут закрыты, а ваш герб на карете не столь заметен. Давайте заночуем здесь, вы в карете, а я со своими людьми буду охранять ваш сон. На рассвете мы продолжим движение и вскоре будем в городе. Поскольку казни обычно бывают по утрам, это зрелище мы не пропустим.
– Сказать по правде, я ужасно проголодалась, – жалобно глядя на меня, проговорила Регина Аделаида, – а припасы, которые мы взяли с собой, закончились.
– Ну это дело поправимое, – улыбнулся я.
На самом деле я предвидел такой поворот и велел Михальскому озаботиться пропитанием для наших новых спутниц. Все же вяленая конина и сухари, которыми питали свои силы мы, не слишком подходили для дам. Так что едва мы остановились, как казаки развели костер и установили на него котелок, в котором варилась украденная где-то по дороге курица. Слава богу, она была не слишком стара, и скоро я имел удовольствие наблюдать, как очаровательная Регина Аделаида грызет куриное крылышко своими крепкими беличьими зубками. Ее тетушка тоже воздала должное невинно убиенной птице, и вскоре от несчастной пеструшки ничего не осталось. На десерт я предложил дамам вина из походной фляжки. Девушка, проявив похвальное благоразумие, отказалась, ограничившись родниковой водой. А вот Мария Констанция с удовольствием продегустировала продукцию рейнских виноградарей, и вскоре я пожелал своим спутницам спокойной ночи.
– Ты чего это затеял, государь?.. – спросил меня Никита, настороженно поглядывая на карету.
– Случай больно удобный, – улыбнулся я, – да еще про знакомца старого услыхал. Должок у меня к нему, грех не вернуть, если оказия подвернулась.
– Ты же сказывал, что к родне собирался?
– Да эта родня жила без меня столько лет, глядишь, и еще потерпят, а Рига – кусок знатный!
– Да на кой черт она тебе нужна, эта Рига! Нет, город, конечно, хороший, но ведь даже если возьмем, потом же не удержать. Пограбить разве.
– Понимаешь, Никита, меня беспокоит восстание в Тихвине. Точнее, то, что там убили шведских солдат и чиновников. Густав Адольф ведь еще мальчишка и потому идеалист. Он непременно потребует наказать виновных, и у меня не будет причин ему отказать. А я не хочу отдавать русских людей на расправу только потому, что они не хотят видеть иноземных солдат на своей земле. В данной ситуации они правы, но мне никак не объяснить это шведскому королю. Так что есть только один выход – дать ему другую игрушку, чтобы он забыл о Тихвине. И Рига в этом смысле идеальна! Ее даже можно без проблем обменять на Новгород, на это даже Оксеншерна согласится без раздумий. Может быть, даже на Корелу.
– Хорошо бы, – загорелись глаза у Вельяминова, – только ведь не получится!
– Почему?
– Вельяминов прав, – меланхолично подтверждает сидящий чуть в стороне фон Гершов, – если ваше величество желает сделать набег, то это возможно. Если вы хотите взять Ригу, то это невозможно.
– Кто знает, кто знает… – столь же меланхолично отвечаю я Каролю, – конечно, лучше бы ударить по Риге совместно со шведами. Тогда их флот перекрыл бы доставку припасов в город, и тот, скорее всего, сдался бы, увидев приготовления к штурму.
– Да какой штурм! – не выдерживает Никита. – Ни пехоты, ни пушек…
– Вон они, наши пушки, – хитро улыбнувшись, перебивает его Корнилий, кивая на карету.
– Да, в город войти можно, – подумав, соглашается Кароль, – но я слышал, что там есть цитадель, Рижский замок. Его охрана будет начеку.
– А чем нам может помешать этот замок? – спрашиваю я его с самым простодушным видом.
– Ну, там укроются власти и смогут оттуда организовать сопротивление…
– Смогут, конечно, если будут там.
– А где им еще быть?
– Как где? Разумеется, там, где будут жечь ведьму! – отвечаю я и подкидываю ветку в костер.
Пламя на мгновение поднимается, и я замечаю, что в карете приоткрывается дверца. Через секунду я вижу, как из-за нее на землю спускается ножка в маленьком башмачке. Похоже, юная фройлян желает прогуляться перед сном.
– Вам не спится, сударыня? – спрашиваю ее, подойдя поближе.
– Э-э… – Регина Аделаида явно подбирает слова, но наконец находится с ответом. – Моя тетя ужасно храпит.
– Вот как… – недоверчиво смотрю я на озирающуюся по сторонам девушку.
– А вы не знаете, где наши слуги?
– Вероятно, спят, – пожимаю я плечами. – А в чем дело?
– Нет-нет, ничего, – отвечает она, продолжая озираться.
Тут мне в голову приходит мысль, что как ни велика карета, но уборной в ней точно нет, и мне становится неудобно перед девушкой, попавшей в сложную ситуацию посреди огромного отряда военных.
– Знаете что, фройлян, – обращаюсь я к ней, немного подумав, – не знаю, какого рода у вас проблема, но уверен, что любую из них можно уладить вон в тех кустах.
Даже в темноте видно, как вспыхивает ее лицо, но похоже, что совет дан очень вовремя и она тут же скрывается в указанном направлении. Спустя некоторое время она появляется еще более смущенной, и, ни слова не говоря, направляется к карете. Я возвращаюсь к костру и окидываю взглядом своих приближенных. Деликатный фон Гершов уже ушел, Михальский делает вид, что ничего не понял, а Никита только усмехается в бороду, но молчит.
– Спать пора, – отрывисто кидаю я им, укладываясь на попону, – завтра вставать рано.
– И то верно, – отзывается Вельяминов и надвигает шапку на глаза.
Ранним утром на Песочной дороге[55] показалась карета досточтимого Отто Буксгевдена в сопровождении небольшого отряда охраны. Было уже достаточно светло, чтобы стражники, охранявшие въезд в Ригу, узнали ее. Всадники, охранявшие экипаж, правда, были им незнакомы, но господин Отто – самый знатный и богатый барон в здешних местах и вполне мог нанять к себе на службу хоть черных рейтар, хоть имперских кирасир. Начальник стражи, впрочем, подошел к карете, чтобы удостовериться, все ли в порядке, но, увидев в окошко злобное личико известной мегеры – сестры барона, Марии Констанции, тут же поклонился и приказал открыть ворота. Это был его последний приказ.
Тем временем на площади перед церковью Святого Петра собирался народ. Почтенные бюргеры и хваткие купцы, именитые мастера и безродные подмастерья, старики и дети, мужчины и женщины – все желали увидеть, как сожгут ведьму. Рига была очень благочестивым городом, и ее жители никогда бы не потерпели в своих рядах служительницу врага рода человеческого. Однажды, примерно пятьдесят лет тому назад, они в своем религиозном рвении зашли так далеко, что сожгли деревянную статую Девы Марии, заподозрив, что в нее вселился злой дух. Надобно сказать, что подозрения эти были весьма основательны, ибо злокозненная статуя, по случайности упав в воду, имела наглость отказаться тонуть. А ведь всякому известно, что если брошенная в воду женщина не утонет, то она, вне всякого сомнения, предалась душой и телом Сатане. Правда, некоторые вольнодумцы, слабые в вере, тишком поговаривали, что статуя и не могла утонуть, поскольку была деревянной, но им быстро заткнули рты.
Приговоренная к сожжению девица из семьи рыбаков по имени Эльза также была подвергнута этому испытанию и также всплыла. После этого связь ее с врагом рода человеческого была настолько очевидна, что вердикт судей был единодушен – виновна! Магистрат подтвердил приговор, и дело оставалось за малым. Его должен был утвердить представитель польского короля венденский воевода Кшиштоф Слушка. Впрочем, пан воевода прибыл еще вчера и собирался вынести свой вердикт сегодня же утром. Зная, что пан Кшиштов хотя и католик, но в вере тверд, никто в Риге не сомневался в его решении, так что костер был загодя приготовлен, и оставалось лишь возвести на него ведьму и, зачитав приговор, предать ее огню с тем чтобы, уничтожив тело, спасти душу.