– Все это надо хорошенько обдумать, – подала наконец голос Катарина, – чтобы принять наилучшее решение из возможных.
– Обдумать, конечно, необходимо, но у нас не так много времени. Густав, когда ты отправишься в Ригу?
– Я рассчитывал отправиться завтра, но возвращение Акселя и Катарины…
– Не стоит откладывать эту экспедицию, ваше величество, – встрепенулся канцлер, – такие города, как Рига, на дороге не валяются!
– Что же, решено, откладывать не будем. Иоганн, ты с нами?
– Я хотел отправиться с вами лично, но теперь не знаю. Тащить жену и сына в осажденный город – не слишком хорошая затея, а расстаться с ними сейчас выше моих сил.
– Ты думаешь, Рига уже осаждена?
– У меня нет оснований считать Гонсевского идиотом. Вряд ли он сумел набрать армию, достаточную для штурма, но уж блокировать город он всяко сумел.
– И что мы предпримем?
– Я могу послать с тобой письмо с одним из моих людей. Скажем, с Романовым, фон Гершов и Вельяминов его знают…
– Этого будет достаточно? Все же мы не игрушками меняемся.
– Если это необходимо, то поезжайте, – мягко проговорила Катарина, как видно польщенная моими словами, – конечно, наша разлука затянулась, но вряд ли неделя-другая будет иметь большое значение.
– Вы просто ангел, моя царица, – только и оставалось сказать мне.
Наконец начавший меня тяготить разговор прекратился. Поблагодарив за угощение, мы с Катариной откланялись и отправились в ее покои. Кормилица принесла нам маленького Карла Густава, сразу протянувшего руки к матери, опасливо косясь на меня при этом. Это было так забавно, что я невольно засмеялся.
– Не смейтесь, Иоганн, вы его пугаете, – попеняла мне Катарина, впрочем и сама не сдержавшая улыбки.
Малыш тем временем забрался к ней на колени и, почувствовав себя в безопасности, показал мне язык.
– Ну, главному тебя научили, – улыбнулся я на это.
– О чем вы? – удивилась принцесса.
– О безусловном почитании родителей.
– Иоганн, что вы такое говорите? Наш сын еще очень мал! Не смейте сердиться на него!
– Сердиться? Вот уж не думал. Как можно сердиться на этого меленького ангелочка?
«Ангелочек» тем временем убедился, что его не станут забирать от матери, и принялся теребить бант на ее рукаве, прилагая все возможные усилия, чтобы его оторвать. Все это было так забавно, что я снова не смог удержаться от улыбки.
Увы, злодейка-судьба не дала времени, чтобы мой маленький сын хоть немного привык ко мне и перестал дичиться. Хотя я и договорился с Густавом, что проведу немного времени с семьей и догоню его в Риге, ничего из этой затеи не вышло. Впрочем, обо всем по порядку. На следующий день Стокгольм провожал своего короля, отправлявшегося присоединять к своему королевству вольный город Ригу. Горожане, принарядившись по такому случаю в праздничную одежду, толпились в порту и махали руками своему сюзерену, время от времени разражаясь радостными криками. Похоже, подданные искренне любили своего молодого короля, благо он до сих пор не успел их осчастливить повышением налогов. К скачущему рядом с их обожаемым монархом королевскому зятю, герцогу и царю, они относились несколько прохладнее, но он все-таки был мужем их любимой принцессы, героем войны с датчанами и вообще неплохим парнем. Так что ему, то есть мне, тоже иной раз кричали здравицы. Правда, мне пару раз послышались крики: «…проклятый колдун!», – но я не придал этому значения.
Перед тем как сесть в шлюпку, Густав Адольф повернулся ко мне и спросил:
– Значит, ты все-таки задержишься?
– Ненадолго, дружище, будь уверен – я скоро догоню твои тяжелые транспорты с войсками. Впрочем, если что, с тобой мои приставы и все необходимые документы.
– Куда отправятся твои войска после того, как я займу Ригу? Если хочешь, эти транспорты доставят твою армию в Нарву или любой другой порт, по твоему усмотрению.
– Спасибо, брат мой, но у меня почти одна конница. Ее неудобно перевозить морем, да и в чистом поле мне мало кто страшен. Впрочем, как говорят мои русские подданные – там видно будет: возможно, я и воспользуюсь твоей любезностью.
Пока мы разговаривали, я снял с себя нарядный плащ и перевернул его изнанкой наружу. Парадная шляпа с короной на тулье перекочевала в ларец на руках позеленевшего в предчувствии предстоящего путешествия Миши Романова. Обняв на прощанье своего незадачливого рынду, я завернулся в плащ и двинулся прочь. Во дворце Трех корон меня ждала семья, которой я слишком долго был лишен. Побуду немного с Катариной и сыном, а завтра, самое позднее – послезавтра, двинусь вслед за Густавом Адольфом. Тем паче что недавно пришедшей в Стокгольм «Святой Агнессе» надо принять кое-какой груз. Причем королю нет необходимости знать, что именно я гружу и где все это взял.
Петерсен ждал меня в портовом трактире, в том самом, где я когда-то познакомился с капитаном наемников Гротте.
– Я вижу, корона не изменила ваших привычек, ваше величество, – флегматично поприветствовал меня мой шкипер, когда я присел за его стол.
– Горбатого могила исправит, – отозвался я в том же духе. – Что с грузом?
– Все, что закупил ваш бывший боцман, в полном порядке и совершенной исправности.
– Отлично, а тому, что прислал Юхансон, места хоть хватило?
– Об этом нужно было думать до того, как его купили, – пожал плечами норвежец.
– Не ворчи, старый морской волк, – засмеялся я, – ну так как, не потонем?
– Дурацкая шутка, ваше величество, такие вещи в воле божьей, но, полагаю, все будет хорошо.
– Что бы я без тебя делал…
– Не знаю, наверное, сделали бы шкипером своего Карла Рюмме…
– Постой, ты что, завидуешь?
– Было бы чему.
– Не стоит, дружище, даю тебе слово, что еще сделаю тебя адмиралом своего флота!
– Сначала вам стоит завести флот.
– Дай срок, Ян, дай срок. Все у нас будет – и флот, и армия, и Персия с Индией. Хочешь побывать в Персии?
– Говорят, в тех краях страшная жара и добрые христиане мрут как мухи от лихорадки.
– Случается и такое, однако те, кто возвращаются, как правило, становятся очень богаты. Петерсен, у тебя есть семья?
– У настоящего моряка семья – его экипаж… – вздохнул норвежец, – а зачем вам?
– Ну как зачем – если ты станешь моим адмиралом, то твоя жена должна будет стать придворной дамой у моей Катарины.
– Ну, если у вашего величества недостаток в придворных дамах, – улыбнулся во весь рот шкипер, – то я, пожалуй, подумаю о женитьбе.
– Подумай, дружище, обязательно подумай.
Пока мы так беседовали, слуга поставил передо мной кружку с пенным напитком и спросил, не надо ли еще чего.
– Нет, спасибо, – отозвался я и кинул ему монетку в четверть крейцера.
– А нет ли у вашей милости других денег? – спросил половой, внимательно осмотрев монету.
– Что-то не так? – удивился я, отхлебнув пенного напитка.
– С тех пор как мекленбургский герцог наводнил Стокгольм монетами из этого проклятого билона, они чертовски упали в цене. Хозяин ругается, когда мы принимаем их. Уж простите, ваша милость, но мне не хочется получить от него нагоняй.
– А в рыло ты, значит, получить не боишься? – миролюбиво поинтересовался Петерсен.
– Что вы, ваша милость, – залепетал тот в ответ, – я человек подневольный…
– Что-то случилось? – подошел на шум хозяин заведения папаша Густав.
– У вашего слуги слишком длинный язык, этот господин – мой гость, и я его угощаю! А если кому-то что-то не нравится, то он всегда может отведать моего кулака.
– Прошу прощения, господин Петерсен, такого больше не повторится, – принялся извиняться хозяин, – сейчас и впрямь появилось много рижской монеты, а люди говорят, что ее не будут брать.
– Кто говорит, какие люди? – заинтересованно спросил я.
Папаша Густав оглянулся и, наклонившись, зашептал нам:
– Почтенные господа, прошу прощения, а только все говорят, что герцог-странник взял Ригу с помощью колдовства одной ведьмы, которую спас от костра. Я, конечно, не верю таким глупостям, однако Рига не такой город, чтобы взять его с налету. Спору нет, муж доброй принцессы Катарины – бравый военный и храбро воевал с датчанами и поляками, но все-таки!..
– А при чем здесь деньги?
– А вот это самое интересное, ваша милость: говорят, что ведьма потребовала за сдачу города, чтобы герцог портил монету и таким образом вредил добрым христианам!
– Что за вздор?
– Я тоже так думал, пока преподобный Глюк не помянул в своей воскресной проповеди происки дьявола, заставляющего слабых духом христиан портить монету!
– Преподобный Глюк так сказал?
– Ну, не этими словами, но имеющий уши да услышит. А еще говорят, что этот герцог привез огромную кучу серебра и теперь портит его в своем доме, подаренном ему покойным королем Карлом.
– Что, прямо вот так и портит?
– Ну не сам, конечно, а с помощью ведьмы.
– Ладно! Хватит нам рассказывать всякий вздор! – подвел итог разговору Петерсен. – Я плачу полновесными талерами, а до прочего мне и дела нет.
– Золотые слова, – с готовностью подтвердил папаша Густав, – я всегда говорю всем: не надо лезть в чужие дела – и свои будут в порядке.
– А у вашего величества много поклонников, – заметил шкипер, когда хозяин ушел.
– Да уж, – хмыкнул я в ответ, – больше, чем я думал. Впрочем, скоро мы покинем этот гостеприимный порт, и пусть местные жители ищут себе другой повод для сплетен. Так что, дружище, держи команду наготове.
– Разумеется. Вы тоже берегите себя и на всякий случай помните, что в порту всегда стоит шлюпка со «Святой Агнессы». Кто знает, может, и пригодится.
Покинув трактир, я двинулся в сторону дворца. Копыта моего коня звонко цокали по мостовой, заставляя немногочисленных прохожих отходить в сторону, давая мне дорогу. Слова трактирщика давно вылетели из моей головы, уступив место мыслям о Катарине и сыне. Не знаю, можно ли назвать мои чувства к суровой шведской принцессе любовью, но ведь она мать маленького Карла Густава, а этот очаровательный малыш – мой сын. Воспоминания о нем то и дело заставляли меня улыбаться, не замечая никого вокруг. Наконец я подъехал к дворцу Трех корон и, кивнув страже, собирался въехать внутрь, когда мое внимание привлек какой-то человек, очевидно пытавшийся пройти внутрь дворца.