«Даже в моем уголке мира эти аристократы требуют особых привилегий, да?».
Она попробовала сначала участвовать в разговоре, что последовал за ее речью — в разговоре, спорах, угрозах — но быстро устала от этого. Тогда она ушла в дальний угол часовни и делала вид, что не замечает, как глаза с недоверием следят за ее движениями.
Судя по изменениям речи, что отражалась от стен часовни, они еще не успокоились.
Дерево скрипнуло, дрогнуло под ней, приняв чей-то еще вес. Шинс смотрела наверх.
— Я не привык к такой перспективе, — сказал ей епископ, — смотреть на Вечное око с места паствы. Мне стоит делать так чаще.
— Вы бы видели его с люстры, — сказала она. — Так они решили, кто купит веревку, на которой меня повесят?
Сикар фыркнул.
— Уверен, некоторые из них были бы рады отдать свои пояса для такого дела, — он посерьезнел. — Ее светлость решила, что во время кризиса твоя вина или невиновность не важны. Их священники подтвердят твои слова насчет нынешней угрозы, и они поверят твоим словам пока что.
— Это, — отметила Шинс, качнув носком сапога в сторону собравшихся, — не звучит как согласие. Или я все это время что-то делала не так.
— Нет, ты слышишь одни и те же слова. Что тебе нельзя доверять, и твоя история о демоне, убившем последователей Ольгуна, смехотворна. Но ты не должна была признаваться, что ты — Адрианна Сатти, если бы ты врала. Думаю, это убедило герцогиню.
— Так все еще обо мне? Они даже не дошли до…
— О, нет, я рассказал им о плане. Но все те же аристократы, что против тебя, высказались и против плана. Неправильно. Незаконно. Плохо. Нужно больше времени. И так далее. Но все решено, кроме некоторых гордецов. Ее светлость и другие убеждены, и я тебя поддерживаю. Это помогло.
Шинс выпрямила и скрестила лодыжки.
— Может, они и правы, — отметила она. — Даже вы сказали, что не знаете, законно ли это.
— Есть сомнения, да. Моя власть епископа — важный фактор, и мне дали больше свободы, учитывая ситуацию между Давиллоном и матушкой-церковью. Но такое, насколько я знаю, не пытались сделать. Но как только прибудут другие священники, и нас соберется нужное количество, должно быть… достаточно законно.
— Ха. Теперь вы звучите, как один из нас, ваше преосвященство.
— Ох, мне придется покаяться.
Шинс опустила ноги на пол и повернулась к нему впервые с начала их беседы.
— Это был сарказм, Сикар? Я не думала, что вы так умеете.
— Не умею. Наверное, это чудо.
Она невольно засмеялась, но ее подозрения росли. И росли дальше, когда она увидела, как епископ, несмотря на перепалку — хоть и мягкую — смотрел вперед, не желая глядеть на нее. Его пальцы теребили ткань его мантии.
— Хорошо, вываливайте.
— Прошу прошения?
— Вы же не пришли рассказать мне о статусе разговора, который еще не завершен?
— Ах, нет. Ты права.
— И вы нервничаете, как школьник. Или кот в грозу.
— Я…
— Может, как нервный школьник, который боится грозы, как кот.
— Виддершинс…
— И кот с медным хвостом.
Сикар хотел посмотреть ей в глаза.
— Ты хочешь ответ на свой вопрос? Или будешь болтать?
— Мы меня знаете. Я не могу не болтать.
— Я хочу, чтобы ты обдумала разрешить Церкви официально включить Ольгуна в Священное соглашение.
Только их паника — Шинс и ее божество не могли понять, куда бежать — удержала ее на месте.
— Ч-что?
— Милая, мы знаем, что ты прожила так долго только из-за удачи и по милости богов. Если ты умрешь как его единственный последователь…
— Я знаю! — скамейка тянула ее к полу, она сжалась в углу, прижав колени к груди, обвив их руками. Большая часовня будто смыкалась на ней, сжимая в каменном кулаке страха.
Она знала годами, что с этим придется столкнуться, и они говорили об этом не раз, но всегда было просто отложить это. Конечно, она должна была согласиться — то, что она была его единственной послушницей, делало его уязвимым. И если она умрет, он умрет.
Потому у них была их связь, их отношения.
Сикар увидел ее сомнения и протянул к ней руку. Шинс смотрела на его руку, не узнавая, не двигаясь.
— Я понимаю, — мягко сказал он, — что прошу тебя отдать.
— Понимаете? Вы?! — она поняла, что кричит, когда все разговоры в комнате притихли, но ей было все равно. — Вы не знаете! Мы не можем… я не могу… нет!
— Но это правильно. Думаю, ты знаешь.
— Нет!
Сикар убрал руку, поняв, как глупо она висела там.
— Я буду, конечно, уважать твое решение, — его плечи напряглись, и он начал вставать, но замер. — Но, Виддершинс, все не всегда зависит от меня.
Она покачивалась, глядя на носки сапогов.
— О чем вы?
— Я не знал, что это было тогда, — мягко сказал он, — но после твоей истории знаю. Когда ты была… Когда Суванье…
— Пытала меня.
— Да. Это. Я ощутил это. В своих снах. Это был будто знак.
— Нет. Это невозможно!
— Последние несколько лет некоторые люди, включая таких, как я, у власти, ощущали Ольгуна. Ты знаешь это.
— Да, но… — она плакала. Когда успела начать? Это случалось часто, и ей уже надоело. Она зло вытерла щеку ладонью.
— Но знания — не поклонение, — закончил он за нее. — Ты права, это так. Ты должна понимать, что, когда люди узнают об Ольгуне, когда начнут понимать, как он приглядывал за ними, как помогал тебе освободить город от Ируока… вся ситуация уникальна, но, думаю, их знания станут верой. Может, не искренним поклонением, но…
Качая головой, раскачиваясь, Шинс чудом не упала со скамейки.
— Я не могу. Нет. Сикар, не сейчас. Это слишком. Может… поговорите со мной после, если мы еще будем тут.
«А лучше никогда не говорите».
— Но не сейчас.
— Конечно. Прости, что побеспокоил тебя.
Она встала раньше, чем он прошел четыре шага. Сжав кулаки и поджав пальцы ног в сапогах, чтобы не дрожать, она пошла, почти как хищник, к собранию в конце часовни. Они впустят ее в разговор и планы, нравится им или нет. А, кто против, пусть заставят ее уйти. Они с Ольгуном хотели броситься к опасности, планировать сражения и убийства, может, умереть, но не думать над словами епископа.
В глубине души, Шинс и Ольгун знали, что Сикар был прав, хоть они не признавались в этом себе и друг другу.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Тяжелый туман и морось перестали просто угрожать им. По крышам и брусчатке стучал миллион крохотных копытец, ливень был занавесом, укрывал весь мир собой, пытаясь задушить.
Виддершинс стояла на краю крыши, вода стекала с ее капюшона. Она едва видела здание напротив, оно было темным силуэтом в каплях. Из-за тьмы ночи и погоды казалось, что оно было в милях от нее.
Но она смотрела.
«Сколько раз я буду это делать? Сколько…?».
— Ты понимаешь, — сказал за ней майор Паскаль Сорель, — что мне нужен этот меч.
— Конечно. Ты ведь одолжил мне клинок стража на время операции, не так ли?
Он издал звук в ответ, что был похож на сдавленный смешок, или он просто набрал в рот дождевой воды.
— Как-то так.
— Нельзя ведь просто забрать оружие из-под носа обученного стража.
— Не начинай.
Она повернулась к нему и с трудом подавила смех.
— Ты завял.
Паскаль хмурился из-под шляпы, которая была такой тяжелой от дождя, что опустилась на его уши. Обычно торчащее перо свисало печально хвостом крысы.
— Надеюсь, свой порох вы сухим хранить умеете, — сказала она.
— Мы уже справлялись с погодой, веришь или нет.
— Паскаль, — она вдруг посерьезнела, — я не могу описать точнее. Идол…
— Знаю, знаю. Ты говорила. И жрица. Много раз.
— Воспринимай это серьезнее. И все вы. Легко фыркать от слов о проклятии, но…
— Ты не шутишь. Я знаю. Ты и остальные приведете нас туда, а там мы сами будем следить за тем, чтобы выжить и остаться без проклятия. Если там лабиринт, как ты описала…
— Хуже. И спасибо, что дал мне перебить, до этого ты сделал это два раза подряд.
— Как неблагородно с моей стороны. Виддершинс, я переживаю за тебя. Ты сможешь? Ламберт и Вернадо? Есть те, кто назвал бы твои действия предательскими.
— Лизетта предательница. Она и те, кто верен ей. Они могут гнить, швы штанов.
— Швы…?
Тук-плеск-шмяк сообщил о прибытии гонца стражей, он прибежал по крыше. Он остановился рядом с Паскалем, сплюнул воду и сказал:
— Последняя команда на месте, сэр.
Шинс ухмыльнулась, задумавшись, блестели ли ее зубы от дождя. Она сказала:
— Не отставай, — и шагнула с края.
Ливень почти слепил и оглушал, но даже он не мог смыть вонь переулка. Старый мусор впитался в землю, и запах слился с кирпичами. Может, очистить это место можно было только огнем.
Шинс не впервые была тут, так что знала, что справится. Но она подумывала попросить Ольгуна выключить на время ее нос. Она решила с неохотой, что ему хватало усиления ее зрения и слуха, и его не нужно было отвлекать.
И она тут ненадолго.
Она нашла часового там, где и ожидала. Он выглядел как нищий, прятался в дверном проеме, пытаясь укрыться от стихий. Многие прохожие, если и замечали его, отмахивались.
В том и был смысл.
«Если подумать, — она разглядывала мужчину пристальнее, чем позволяли полумрак и дождь, — я его вроде бы знаю, да?».
— Скажи, — сказала она сквозь дождь, выходя из тени, — я не тебя как-то раз заставила провести меня по гильдии, опьянив веществом?
Вор смешно запутался в лохмотьях, чтобы вскочить на ноги и вытащить оружие, потянуться за свистком, а у Шинс было много времени, чтобы отреагировать. Почти беспечно взмахнув рукой, она ударила голову мужчину о кирпичи за ним. Не слишком сильно — она не собиралась его убить — но этого хватило, чтобы оглушить его, она развернула его за плечи, обвила рукой его шею, стала душить, чтобы он не скоро пришел в себя.
— Ты предпочел бы вещество, — отметила она, осторожно опуская его на место, где он сидел. Дождь медленно смывал кровь, сочащуюся из его головы. — Может, в третий раз так и сделаем, да?