Из соседних улиц доносился приглушенный стук и оханье других часовых, с которыми примерно так же обращались люди Паскаля.
Стража била, выводила из строя, а то и хуже товарищей-искателей.
«Это должно быть странным. Я должна хоть немного сомневаться, да?».
Но этого не было. Мысль о сражении против бывших товарищей с ее бывшими врагами и возможность остаться врагом гильдии после того, как Лизетту уберут, едва была замечена. Она должна это сделать. Ради себя и тех, кого она любила.
Лизетта заставила ее так поступить.
Она все еще думала, когда досчитала до пятисот — столько Паскаль дал на то, чтобы заглушить часовых. Она все еще думала, когда что-то тяжелое загремело по брусчатке, встало напротив входа в гильдию Искателей.
Заревела пушка. Усиленная дверь пропала в облаке огня, обломков и дыма. Из всех видимых переулков, углов улицы, дверей бросились солдаты в броне, в черном и серебряном цвете стражи.
Шинс бросилась с ними, и больше времени на мысли не было.
Не только пушка майора Сореля выстрелила в Давиллоне в ту ночь.
В другой части города, в районе, где не только огонь пушки, но и вообще насилие было мифом, одна из стен поместья Дюкара рухнула от первого выстрела. Луи Риттье, сын покойного Кларенса Риттье, недавно ставший маркизом Дюкаром, вылетел из кровати с криком от внезапного выстрела. Простыни и ковер промокли от дождя. От полога кровати остались только обрывки шелка, и они извивались, как мертвые черви. Он сжался за тяжелым столом, безумно пытался надеть штаны и пояс с мечом, пока капитан солдат его Дома пытался доложить поверх грохота выстрелов и дождя:
— … не просто солдаты! — кричал капитан, тоже скрываясь за столом. — Мои люди докладывают, что там гербы разных семей, включая Лючень!
— Боги! — она знала. Герцогиня откуда-то знала о плане Суванье, как и знала, что он был частью этого. Он не знал, что заставило ее пойти против них с открытой жестокостью, а не политической. — Гонца к страже! Скажи Арчибеку вести людей сюда и восстановить порядок!
— Мой лорд, я… стражи тоже есть среди нападающих.
Кровь покинула щеки Риттье.
— Как это… как мы ничего не слышали об этом?!
— Значит, они собрались быстро, мой лорд. И если они напали на нас первыми… если мы будем примером…
Юный аристократ кивал, медленно беря себя в руки. Хорошо… солдаты его дома были собраны на территории поместья. Они собирались напасть, а не защищаться, но они были вооружены, отдохнувшие и снаряженные. Что бы ни задумала Лючень с крупными домами и стражей, это должно быть на грани закона. Его союзники смогут ответить, пожаловаться в суд, и, даже если они не смогут, многие солдаты снаружи не станут без сомнений стрелять по владениям аристократа.
Дом Риттье мог победить, но им нужно было просто выстоять.
— Капитан, — приказал он, застегнув пряжку на поясе, — отправьте гонца с белым флагом. Скажите гаду, что ведет этот фарс, что я не признаю его законную власть нападать на меня и мои владения. Скажи ему, что я вызываю его на дуэль чести, ведь мою честь он запятнал, и он спасет жизни на обеих сторонах, если согласится. Это должно дать нам время отправить гонцов к союзникам и сообщить, что происходит.
— Сэр! — солдат отсалютовал и поспешил за дверь, неловко пригибаясь.
Через пару минут выстрелы утихли.
Маркиз медленно и подозрением встал, покинул укрытие и прошел к окну, чтобы понять, что происходит. Его капитан пришел к нему, когда он отодвинул штору.
— Луи Риттье! — раздался голос за стеной, громче дождя, слышный всем мужчинам, женщинам и детям на улице. — Выйди и обратись ко мне! — пауза. — Даю слово, что тебе не навредят.
— Мы ему доверяем? — прошептал солдат.
Риттье хмыкнул.
— Он открыто дал слово. У него будут проблемы, если он нарушит его, — он протер глаза, жалея, что не побрился, и встал на подоконник. — Я — Луи Риттье, маркиз Дюкар! — закричал он. — По какому праву вы напали на мой дом? Приказали солдатам стрелять по их согражданам?
— По праву законного указа, подписанного ее светлостью, где заявляется, что Дом Риттье, среди других, предатели города и правительства Давиллона!
— Даже если бы это было правдой, что я отрицаю, это не по правилам! Герцогиня не может издавать такой указ без суда!
— О, может! В присутствии и с согласия трибунала патриарха Домов Беатрис Лючень, герцогиня Давиллона, временно вернула свое право власти над землей и титулами!
Юный аристократ понял, что его рот раскрыт, когда ветер бросил за его губы капли дождя.
— Этого не было поколениями!
— Это не применялось поколениями! — парировал голос. — Это не запрещено законом! И ее светлость решила, что заговорщикам на ее земле нужно преподать урок. Вам, если вы не поняли.
Риттье застрял между гневом и растущим ужасом.
Аристократ вдали продолжал, и Риттье не понимал, как он не охрип от крика:
— Если хотите оспорить законность этого перед судом, у вас будет шанс. Если вы сдадитесь. Если решите перейти к личной дуэли, я согласен, но мне придется требовать дуэли до смерти! Это часть… послания ее светлости.
— Мой лорд… — начал капитан. Риттье отмахнулся. Он был не лучшим дуэлянтом в мире, но все же выше многих мечников. И тот, кто кричал, точно был из аристократов, а не каким-то военным. Убийство его не спасет Дом Риттье, но даст союзникам время на действия. Законно… или нет.
— И как, — крикнул он, выхватив рапиру и взмахнув ею пару раз, — зовут наглеца, которого я буду наказывать за нападения на мои владения и мою персону?
— Эврард Даррас!
Рапира Риттье застыла посреди взмаха, он был бледен до этого, а теперь кровь отступила к пальцам его ног.
— Капитан? — Риттье гордился уверенностью своего голоса.
— Да, мой лорд?
— Прошу, отправь гонца к месье Даррасу и сообщи, что мы хотим оспорить это нарушение в суде, а пока что дом Риттье сдается.
— Да, мой лорд.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Густой от дыма, пыли и крошки камня воздух в верхних коридорах гильдии искателей казался тверже стен, что рушились вокруг них. Все кашляли и отплевывались, кричали вопросы и приказы, просто кричали. Гремели выстрелы, гудели арбалеты, и разные снаряды впивались в плоть и кирпичи.
Пушечные ядра и первая волна пуль из пистолей и мушкетонов открыли здание, как банку консервов, очистили коридоры от защиты, вызвали у воров хаос. Теперь стражи двигались в дымке, стреляли, замечая движение или звуки сопротивления. Но они знали, что искатели собирались за этим дымом в группы, что обе стороны были слепы, пока бой не перейдет глубже в лабиринт. Что, как только элемент неожиданности перестанет действовать, как бы хорошо ни было продумано нападение, стражи тоже понесут потери. Такой была цена рейда.
Виддершинс дым не мешал, ведь у Ольгуна не было глаз, так что ослепить его не вышло.
— Пока не стреляйте! — она надеялась, что крик из рядов сзади донесется до солдат в первых рядах. Скоро она узнает.
Сила Ольгуна окутала ее, она побежала, и движения были как водопад. Она бежала, прыгала, оттолкнулась от стены, сжала руками плечи испуганного стража и взмыла вверх. Ее ноги ударились об пол между солдатами с одной стороны коридора и поваленными ворами с другой, она снова быстро взлетела. Она сжалась в комок, перекатилась три раза подряд, уходя от линии огня обеих сторон. Она взлетела над головами первых искателей, рухнула на ладони в гущу группы, прыгнула на ноги и пригнулась с рапирой в руке.
«Жаль, никто этого не видел».
— Ребята, — позвала она и закружилась.
Она вертелась, бросалась, делала шаги в сторону, пригибалась, но не из-за того, что видела опасность, а потому что Ольгун управлял ее движениями, не сильно, но ощутимо давил на ее конечности, чтобы она реагировала быстрее, чем думала. Она отклонилась в талии и коленях, почти горизонтально, пара клинков пронзила место, где она была до этого. А потом она молниеносно парировала. Крики боли, звон металла на полу, стук тел. Стонущих тел. Ольгун знал, что она не хотела убивать, если позволяла ситуация.
И он знал, что она не будет мешкать, если выбора нет.
Крики отовсюду были дикими, паническими. Искатели не знали, кто или что рухнуло в их группу, они знали лишь, что врагов не была сотня, как их. Шинс танцевала в дыму, и они могли заметить вспышку стали там, серую тень тут, но это пропадало раньше, чем слезящиеся глаза могли разобрать больше.
Стук молоточков слился с предупреждением Ольгуна, Шинс лишь улыбнулась. Искры вспыхнули и зашипели, молоточки отвалились, и три пистоля выстрелили, три искателя упали, крича от боли, подстреленные своими испуганными товарищами.
Шаг, поворот, отбить внизу, отбить сверху. Сталь гремела, напоминая стук дождя, словно гроза снаружи решила присоединиться к ним. Шинс напала, рапира попала по чему-то мягкому и скулящему. Она низко пригнулась, другой вор попытался ударить, и Шинс выбила ноги из-под напавшей женщины. Тяжелый стук сообщил, что враг поднимется не скоро, но Шинс на всякий случай пронзила ее ногу.
Дымка стала рассеиваться от ветра движений Шинс. Стало видно участки каменной стены по сторонам. Кровь блестела на полу в свете лампы, и только тогда Шинс стала слышать хлюпанье с каждым шагом.
«Но, — подумала она, поежившись, — я хотя бы не лежу в этом».
Семеро искателей лежали вокруг нее на полу, в них были разные дыры, которые им дали не природа или боги.
«Может, боги и даровали их им…».
Восьмой вор стоял, потому что был дальше всех, когда разверзлись пучины ада, и он напоминал пугало, которое только набили соломой. Его губа дрожала, слезы текли по лицу, и дрожь в его руках передалась мечу и стала такой сильной, что кончик клинка не было видно.
Шинс улыбнулась. Он пискнул, бросил рапиру и рухнул на колени, убрав руки за голову.
— Молодец, — сказала она. — Ты вырастешь мудрым стариком, — она побежала по коридору глубже в лабиринт, оставляя зачистку стражам, что следовали за ней.