…Фиолетовые шарики перед глазами… Плывут ряды, желтая шляпка-пирожное уменьшается, исчезает, но вот снова вперед, на Телегина. И откуда-то сбоку громко:
— Позор! Ходили к предателям!..
Белый жилет вскакивает, нагретым стулом — об пол:
— Так это большевики!!
Вскрик. Шум. Россыпь смеха. Черно-рыжий Телегин-отец с самым серьезным видом:
— Ар-р-рестовать!! Держи, убежит!..
Человек в белой жилетке отбрасывает стул и снова:
— Моя фамилия известна — Умялов! Я вижу своего сына среди этих… гм… самых… ученических «вождей»!.. Но заверяю все собрание, что мой сын к этим самым людям никакого, я повторяю, никакого отношения не имеет!.. Павел, иди сейчас же домой. Пашка, слышишь?!
3. Корнилов и Скиапарелли
8 октября
Сегодня обнаружилась в Реальном еще одна партия — «интеллигентов-трудовиков». Ученики бегают по каким-то комитетам, и их там, как папа говорит, «шпигуют агитацией, как зайца салом». Но в общем их мало, этих самых «зайцев». Больше всего «кадетов». У них даже штаб в самом Реальном находится. То есть, может, это и не главный штаб, но только даже некоторые педагоги там участвуют. Все агитируют за своих на Учредительном собрании. От партии «социалистов-революционеров» в список попал один наш педагог, а от кадетов даже два или три. Про «большевиков» что-то не слышно, есть ли у нас — неизвестно. Было, что кто-то разбросал ихний список № 5. Бумажки эти, конечно, собрали и разорвали.
Вообще много теперь бумаги разбрасывают — каждая партия сама себя хвалит. И на улице клеют, и из автомобилей бросают, даже с извозчиков. Папа говорит, что на эти деньги можно было бы четвертую баню в городе построить. Но сам, между прочим, он выставлен от «торгово-промышленной» партии. И бумажки-летучки у нас дома везде валяются.
Мама говорит, что за границей сейчас хорошо, спокойно. Можно было бы туда поехать, пока полный порядок в России установится. Я об этом размечтался. Даже страшно подумать, до чего там интересно! Например, под землей трамвай-метрополитен или театр, где танцуют раздетые артистки. Кроме того, ученики старших классов могут шикарно одеваться в штатское платье и даже цилиндр носят. Вот бы!.. Но папа обозвал маму дурой и сказал: «А куда фабрику? В карман, что ли, возьму!» А потом, когда спор зашел дальше, папа разгорячился и выпалил: «Вот мисс поехала в Англию, да не доехала!» А мама вдруг: «А ты откуда знаешь?» Папа путал-путал, а потом сознался, что получил от нее из Петрограда письмо. Мама устроила ему сцену за то, что он с мисс переписывается…
Вообще это все скучно! Сколько лет — и все одно и то же. Удивительно, как женщины злопамятны! Если я когда-нибудь женюсь, я ничего не буду говорить жене, и она ничего не будет знать. Я буду ей говорить, как папа своему конторскому мальчишке: «Артамон, подай лимон и убирайся вон!»
10 октября
Еще партия! «Корниловская»! Не знаю, может быть, это только у нас в Реальном. Некоторые стали носить голубые ленточки на груди. Умялову, наверное, какая-нибудь гимназистка ленточку подарила, потому что длинная, вокруг рукава, и бант красивый.
Я спросил Умялова, почему они называют себя «корниловцами», если Корнилов убежал из Петрограда и вообще его разбили. А Умялов ответил, что хотя его разбили, но он жив и скрывается пока на реке Дон, у казаков. Но что скоро пойдет с войсками на всю Россию — освобождать ее от анархии…
Не носить ли и мне ленточку? Очень красиво. У Минки, помню, была широкая муаровая лента. Спрошу папу. Он мне запретил вступать и записываться в какую-либо партию. Но тут что же! Освобождать Россию от анархии — это хорошо. А потом, Корнилов генерал, а не шантрапа какая-нибудь! Когда Корнилов дойдет до нас, я поступлю к нему в офицеры. Мы уничтожим анархию, потом пойдем на немцев… Разобьем их и победно пойдем дальше. Вот и заграница… Мечты, мечты!..
Интересно все-таки, на какой глубине там трамвай под землей ходит и почему? Известно из статистики, что густота населения на одну квадратную версту в Европе больше, чем в других странах, но неужели так тесно, что трамваев негде пустить — приходится пускать его через метрополитен. Насчет артисток тоже интересно, но я думаю, что все-таки что-нибудь на них надето.
Спрошу завтра папу о корниловцах, а Минку о ленте…
Таинственная комната физического кабинета. Пюпитры амфитеатром, веером. Глухие черные окна. Тьма. Прорезает тьму шипящий конус света. Конус касается голов. На экране вдруг торчком гигантский непокорный вихор. Гребенка из кармана — не гребенка, а грабли на экране. Грабли наседают на вихрище. Проекционный фонарь поднимает объектив, и головы тонут во тьме с вихрами, с гребенками…
Через две недели в таинственной комнате физического кабинета Гришин на математико-астрономическом кружке будет читать доклад «Жизнь на Марсе».
Книги, карта неба, диапозитивы. Записки, думы, бред…
И нет Гришина. Гришин там, в розовом мире Марса.
…На ночном октябрьском небе — розовая точка — мир. Итальянец Скиапарелли открыл на розовом мире искусственные каналы. Англичанин Ловелл вычислил поперечную ширину каналов: сто двадцать и сто восемьдесят верст. Итальянец и англичанин увидели оазисы — черные точки на пересечении каналов, узнали температуру, плотность воздуха, высоту атмосферы. И сказали — жизнь!.. Марс обитаем!!!
Чудесное, бредовое возникало над страницами…
…Марс старше земли. Планета уже потеряла воду. Планета выжжена солнцем, как глиняный розовый черепок. Разумные существа, предчувствуя катастрофу, проложили гигантские каналы от снежных полюсов к экватору. И розовый жаждущий мир — в сетке каналов (чарджуйская дыня в космосе). На пересечении каналов узлы: оазисы — города. Чудовищные электрические станции сосут, гонят, перекачивают с полюса золото — воду от города к городу…
…Весной, подобно африканскому Нилу, зеленеют побережья каналов. На заливных лугах каналов пробивается, цветет, зреет марсианский хлеб (интересно что: рожь, пшеница, кукуруза, овес?). В лесах каналов рождаются невиданные шестиногие звери, и у самки-матери розовое молоко.
…В сетях каналов блуждают они — весенние, влюбленные. Но кто они? Две ли руки у тебя, марсианин? Две ли ноги у тебя, неизвестный? Есть ли глаза, рот, дыхание? Или ты идешь на уэллсовском треножнике — голенастый, высокий, механический, будто фотографический аппарат на штативе… Тогда как же купаться, любить, играть в футбол?!
…Или ты человек-паук с громадной головой-мозгом. Слабые придатки-ручки, ножки — глупый атавизм: все делает за тебя машина. Ты идешь на этих вялых ножках за газетой до угла улицы и уже устал, уже одышка и тоска. Марсианин, так какой же ты?..
…И города — оазисы. Распластались ли они над поверхностью — стеклянные, солнечные, — или ушли внутрь — ближе к утробному теплу планеты?
…Дома. Какие? Пучок, связка футляров? И вот треножный, голенастый, механический влезает в футляр и спит до утра — мертво, бездушно, словно аппарат, машина, прибор. Или, быть может, дома — пчелиные соты. В комнате-ячейке, в ватном гнездышке зябко дремлет человек-паук. Бессонные вены на голове-мозге трепетно и жалко пульсируют, будто обнажены бессонные.
…Над розовым миром Марса плывут воздушные корабли…
Перед Гришиным карта неба, диапозитивы, книги. Над страницами Скиапарелли, Ловелла, Фламмариона возникало чудесное, бредовое…
4. Товарищи!
Директор не вышел. Седой Оскар Оскарович говорил невнятно и путано. И вот перед залом — Семьянин…
…Где-то в его жизни — афишки, листовки… Где-то там надежда, столичный горизонт, огненные речи, факел свободы, трогательное равенство, долгожданное братство… Слепые ночи без сна, бессонные мысля о грядущем счастье… Люди-братья постепенно, бескровно и радостно вступают в солнечные врата социализма… Лев идет с зайцем, капиталист с рабочим…
В актовом зале спутались шеренги. Стриженые — радостно и испуганно — выстроились на паркетных плитках седьмого класса. Гул над спутанными шеренгами. Наставники мечутся среди чужих бушующих классов.
— Господа! Граждане! Тише! Дайте говорить!..
Семьянин тоскливо поднимает руку. Мягко, ватно:
— Многострадальной России послано еще одно тяжелое испытание (в тягучей паузе угасает гул)… Банда насильников разогнала Временное правительство… Еще так недавно мы, находящиеся под произволом худшего правителя из дома Романовых (…чугунный, со страшными плечами великана! Неужели это твой потомок?), радовались освобождению России… И вот насильники без прошлого и будущего захватили государственную власть в нашей истерзанной родине… (Влажный блеск глаз, и вдруг белым голубем платок к лицу, к глазам.) Но, видит бог, этим недостойным людям не удастся ввергнуть нашу страну в омут анархии и произвола. Не пройдет и двух недель, как они будут сметены волей народа, придет хозяин земли русской — Учредительное…
…махнул рукой и пошел из зала. Не успел Семьянин дойти до двери, как раздались выстрелы, где-то далеко в городе. Мы стояли оторопелые. Плохо или хорошо? Кто в кого стреляет? Стреляли еще вчера, но почему сегодня, если власть захвачена?.. А может быть, нет? Значит, тогда Семьянин зря слезу проронил! И вдруг стало жалко, если власть еще не захватили. Интересно, какая будет анархия, о которой говорил Семьянин? Значит, тогда не будет ни старших, ни младших, ни начальников, ни подчиненных. Вот бы посмотреть!..
Семьянин ушел из зала. Мы стоим и не знаем, что делать: в классы, домой — куда? Учкомовцы наши не лучше нас; глазами хлопают, не знают, что делать. Вдруг входит Оскар Оскарович и говорит:
— Прошу я вас в класс занимайся! Занятий будьет в нормальный порядок.
Тут, словно над ухом, грохнула музыка за окнами на улице. Вдруг ко мне подлетает Телегин, бледный весь, и орет, точно я глухой: