астя услышала их как призрачный шелест из леса ее собственных снов. Она стала вспоминать эти истории, как она их помнила. По-другому.
Когда те пятеро братков хотели затащить ее в машину и увезти на озеро, откуда ни возьмись появился знакомый мужик, Иван, и еще один знакомый мужик, Рикша, подъехал к рынку на своей «копейке». Иван шепнул ему пару слов, потом отвел братков в сторону, якобы поговорить, а на самом деле чтобы дать Насте возможность сесть в машину к Рикше. Как только братки подошли к Ивану и отвернулись от Насти, Рикша сделал ей знак, и она кинулась к нему в машину. Только она села в машину и закрыла дверцу, главный заметил это, вальяжно подошел к машине, засунул свою морду в окно и сказал Рикше: «Подожди, папаша». Рикша в это время пытался завести машину, и – ужас! – она не заводилась. Раз, два, три, четыре… Несколько мучительных секунд, и машина все-таки завелась. Поехали. Вместе с Рикшей в машине сидел еще один знакомый мужик, Букаха. Все трое думали, что будет погоня. Но погони, к счастью, не было. «Эта шлюха все равно сюда вернется», – сказал главный, и они с братками сели бухать на лотках и дожидаться Насти. Как только стало понятно, что погони нет, Рикша с Букахой накинулись на Настю: «Ты, шлюха, что ты наделала, нас всех из-за тебя убить могли?!» Настя говорила, что ничего не делала, они сами полезли, но ей отвечали: «Просто так никто на людей не лезет!» Когда Настю увезли с рынка, подошла ее подруга Надя с компанией ребят, среди которых был, между прочим, Настин Саня. Тетя Люба и Иван тут же им рассказали, что Настю чуть не изнасиловали. Братки тем временем собрались уезжать и садились в ниссан. Надя вознегодовала на них и пнула ногой их машину. Братки тут же вылезли и накинулись на нее: «Ты что, коза, совсем охренела?!» «Вы мою подругу чуть не изнасиловали», – ответила Надя. «Это ту шлюху-то? Ну теперь тебе пиздец». Надя им что-то отвечала, они ей угрожали, матерились, обещали тоже отвезти на озеро и выебать. Потом один из них, мелкий, подошел к Наде и ударил ее по лицу так, что ее черные очки улетели в кусты. Но Надя не растерялась и ударила его ногой по яйцам так, что он даже присел. Все это время ребята, пришедшие с Надей, скромно стояли в сторонке: они увидели в машине пушку и предпочли не вмешиваться. И вся Санина магия ему не помогла. «Мы сейчас тебя повезем на озеро вместо той шлюхи!» – говорили братки Наде. «Шлюхи? Да вы хоть знаете, сколько ей лет?» «Сколько?» «Тринадцать». От этого братки несколько опешили. «А тебе сколько?» «А мне четырнадцать». Братки посовещались и уехали.
Настя прекрасно помнила, как увидела Саню в зеркале. Она не пошла навстречу ему и ужасно испугалась. Сразу после этого она побежала к нему домой, лил дождь, по ногам шлепала мокрая полиэтиленовая накидка, Саня был отчего-то с ней холоден, и она ушла гулять по поселку под дождем и рвать ранние яблоки на чужих участках, а потом зашла к подругам. Ну а потом началась осень, и Насте надо было в школу, и было очень тоскливо уезжать, с соседних участков звучали какие-то попсовые песни про разлуку. Дважды в сентябре Настя приезжала на выходные и виделась с Саней, который в связи со своей работой водопроводчика должен был оставаться в поселке и заниматься кранами до октября, но Саня почему-то выглядел так, будто он был не особенно рад ее видеть. Настя не понимала, в чем дело: он обещал, что зайдет после обеда, и не заходил, и она шла сама, а он пел ей под гитару унылые песни про парней, разлюбивших своих девушек, и про этих несчастных, лишенных девственности и брошенных девушек. А один раз, когда Настя пришла к нему тогда, в сентябре, у него в сарае была Ксюша, очень красивая девочка, с которой Настя когда-то в детстве дружила, а потом рассорилась, и Саня совсем не обращал внимания на Настю и разговаривал только с Ксюшей. Потом Настя уехала в город уже до весны, потому что дедушка сказал, что становится холодно и он закрывает дачу, а Саня обещал, что приедет к октябрю и позвонит ей. В октябре Саня так и не появлялся, и когда Настя иногда пыталась ему звонить, ей отвечали, что он еще не приехал. Парки и дворы лысели, по ночам на улице начали замешивать слякоть, и скоро Насте должно было исполниться четырнадцать, а Саня все не появлялся. Потом выяснилось, что у него другая девушка, даже две, и это ближайшие Настины подруги, и он давно уже приехал и видится с ними, а от Насти скрывается. Выяснилось также, что он все лето приставал к ее подругам со словами: «Отдай мне девственность, лучше пусть это буду я, чем потом тебя кто-нибудь изнасилует», и что Настины подруги еще тогда целовались с ним тайком за спиной у Насти, и что с той Ксюшей его тоже кто-то видел целующимся. Настя звонила ему, но он попросил свою мать всегда отвечать ей, что его нет дома. Но Настя звонила упорно, и он, наконец, ответил и сказал: «Прости меня, если сможешь». Весной компания Сани и Настиных подруг распалась, все расстались друг с другом и перестали общаться. Потом Саня и вовсе пропал с горизонта. Известно, что он был дважды женат и работает продавцом-консультантом в магазине строительных товаров. Так все это помнит Настя, но кто знает, что там было на самом деле. Иногда Настя думает, что ничего этого на самом деле и не было – что это все ложные, обманные сны, навеянные жизнью.
Сегодня прекрасный августовский день. На участках цветут и нежно пахнут гортензии, в лесу на хвойных подстилках в тенистых местах рыжеют лисички. Время ягод и медленного приближения осени. Утром был короткий, небольшой дождик. Был – и прошел. Это счастливый день. Самый счастливый день в году. Это долгий день, и, как и все такие дни, он кончается закатом, туманом над озером, легкой прохладой, которая переходит в ночное похолодание и августовские сумерки. Про этот день в жизни Насти и копии Насти существуют две истории. И первая история рассказывает о том, что вечером этого дня Настя вернулась домой, к семье, а копия Насти вернулась в лес, и они так и не встретились. Копия Насти навечно осталась бродить в лесу, а Настя так никогда о ней и не узнала. Но есть и вторая история, похожая на сон, который они увидели вместе. И в этой второй истории копия Насти перед тем, как вернуться в лес, зашла в бар «Мотор», и туда же зашла настоящая Настя, после того, как посидела на мостках, вспоминая свое подростковое прошлое. Там, в баре «Мотор», копия Насти и взрослая Настя из реальности посмотрели друг другу в глаза. Они узнали друг друга. Они рассказали друг другу свои истории и свои сны. Они вместе выпили, и Настя рассказала копии Насти о последних словах дедушки, о смерти бабушки, о том, как растет ее сын, о том, сколько всего с ней произошло за последние девятнадцать лет, а копия Насти рассказала ей о вечном лесе, о первой любви, у которой нет конца, о том, сколько раз в сотне историй и снов она умирала и навсегда оказывалась в лесу, а Настя этого даже не замечала. После этой встречи что-то произошло. Копия Насти исчезла. И взрослая Настя исчезла. И при этом они обе остались живыми. Они стали навсегда одним целым – в этот незабываемый августовский день, который, несомненно, уже был. Однажды, множество раз. Столько же раз, сколько их разделял лес, и одна из них навеки оказывалась в нем, а другая ничего не замечала. Настя стала прежней – к ней навсегда возвратилось ее детство, ее прошлое и ее будущее, какими они были до того, как она попала в лес, но и лес тоже остался с ней и порой бывает виден тем немногим, кто знает, что такое лес, где-то на самом дне ее взгляда. Настя вышла из бара и пошла по лесной дороге домой, в стареньком мамином голубом свитере из девяностых, надетом поверх черно-белого летнего платья – стало холодать.
Фея на шоссе
Дачный сезон закончился: поселок пребывал в запустении, в заброшенности. На шоссе не было ни машин, ни прохожих. Рынок тоже вымер. На земле в изобилии лежали палые листья, иголки, прелые яблоки; на участках росли поганки и белые грибы. Топить нужно было каждый день, и все равно приходилось дополнительно включать обогревающие панели. Солнце было прохладно-ласковым, небо ясным и усталым, подобранные яблоки вкусными; на рынке на площади между лотков валялись собаки, вся стая, – лежали, подставив тощие бока солнцу, как будто издохли. На пляже Малого Борковского никого не было; детские игрушки, которые были летом рассыпаны по песку, кто-то собрал и унес. Интересно, подумал Вилли, одиноко прогуливаясь по пляжу, кто приносит их и уносит? Кому они принадлежат и где проводят зиму? Черноплодка у дорог была сочная и холодная. Стояла тишина, безветрие, только издали доносился стук инструментов – строили дом. На Северной тоже строили дом, выкопали на участке огромную яму, а всю землю из нее высыпали на площадку, где летом играют дети. Центральную улицу, там, где она пересекается с Приозерской, перекопали, и больше там нельзя было пройти. В переулке, где жил Вилли, все дома, кроме его дома, стояли пустыми; на соседней улице еще жили пара стариков. Вечером под дождем Вилли видел, как двое знакомых мужиков распивают водку, укрывшись под навесом у лотков. Одной из ночей в темноте была слышна стрельба и женские крики. В воздухе пахло печным дымом. Темнело все раньше и раньше, и фонарей почти нигде не было. На дорогах лежали огромные желуди, в кронах лиственных деревьев пестрело все больше желтого и красного. Начали отключать воду, и скоро должны были отключить ее совсем.
Вилли шел вечером из бара «Мотор». Он не пил совсем, уже много лет как завязал с этим делом, и зашел туда просто поужинать, развеяться, увидеть людей, услышать человеческую речь. Но из других людей в баре была только работающая за стойкой Лена. Они поболтали немного, и, когда на поселок упала ранняя тьма, Вилли отправился домой, вышел на шоссе. Со стороны железной дороги гудели проносящиеся товарняки, чернота стояла густая, но Вилли хорошо, как ночное животное, видел в темноте. Он напевал песню одного своего старинного, давно сторчавшегося друга: «Ты со мной вольный ветер // я скажу – ты ответь // все, что было давно // ла-ла-ла-ла-ла-ла». В этой песне еще была строчка: «Я здесь осенью жил и мечтал», – и Вилли подумал, что он тоже живет здесь осенью и мечтает, работает сам на себя электриком, но заказов сейчас становится все меньше и меньше, кроме того, он играет на бирже и все ждет, когда начнет выигрывать, но пока набрал кредитов в разных банках и скрывается от коллекторов. И еще у него скоро день рождения. Сорок шесть. Кажется, будто он прожил тысячу жизней за эти годы.