Тимофей спал в своей кровати, заснул, не дождавшись отца. Александр опустился на диван. Снял одежду, отряхнул снег. Из кармана выпало письмо сыну, – письмо, у которого был адресат, но не было отправителя. Александр внимательно перечитал это письмо и подписал внизу: «Папа», после чего аккуратно положил письмо Тимофею под подушку. Затем достал до поры спрятанный подарок – фотоаппарат Canon и положил на тумбочку у кровати сына.
III. ИВАН КОЛЕНО ВЕПРЯ
Бог урагана
Мы не знаем, что творится в квартире наверху. Мы никогда этого не знали. А как это узнаешь – между нами потолок, то есть пол, то есть потолок, ну вы поняли.
Пожалуй, я и не хочу это знать. Как говорится, много будешь знать – скоро состаришься. Мне кажется, там живет старик. Мы все так думаем.
Старый хрыч, выживший из ума. Он всегда там жил, наверное, даже еще до того, как построили дом. По крайней мере, когда мы въехали пятнадцать лет назад, он был уже там. По косвенным признакам. Других признаков у него вообще нет – только косвенные.
Мы не видели этого старика. Мы никогда его не видели. А может, и видели где-нибудь у подъезда или во дворе – только не поняли, что это тот самый старик.
Музыка. Косвенным признаком его существования всегда была музыка. Хотели бы вы, чтобы так о вас сказали – там, где вы, всегда музыка? Легко ответить «да», но умный человек скажет: смотря какая. А то ведь всякое может быть, например, там, где вы, всегда будут песни Филиппа Киркорова. Если так, я точно хотел бы быть не там, где вы, а где-нибудь в другом месте, например, там, где… ну хотя бы Моцарт или Rolling Stones. Но, честно говоря, одна и та же музыка, какая бы прекрасная она ни была, все равно надоедает. Задалбывает. Даже Моцарт. А тут – пятнадцать лет – советские песни. Я их вообще люблю, советские песни, особенно из детских фильмов, но в том случае, если сам их включаю, в соответствующем возвышенном настроении, ложусь на диван, плачу крокодильими слезами и думаю «какую страну проебали», «какой антропологический проект провалили», «какое детство ушло, ушло безвозратно». А у соседа сверху, похоже, всегда такое настроение, и из комнаты над нами годами доносятся включенные на полную громкость советские песни, один и тот же сборник: «вдруг как в сказке скрипнула дверь», «Маруся молчит и слезы льет», «лесной олень», «трутся спиной медведи о земную ось» и т.д. Звукоизоляция у нас плохая, и музыку слышно, как у себя дома. И так он эти песни слушает практически каждый день все пятнадцать лет.
Мы давно смирились. За эти годы чего только с нами не происходило под эти советские песни. Мы все немножко сошли с ума, ломались судьбы, разваливались и создавались семьи, старшее поколение утонуло в ванной, сварившись в кипятке. В худшие дни я думал, что наверху вообще никого нет, а стоит психотронный генератор и сживает нас со свету, попутно проигрывая советские песни. Огромная таинственная машина со всякими там кнопками, лампочками, создающая вредоносное пси-поле. Может быть, старик работает ее оператором. Я поделился этой идеей с домашними, и на семейном совете было решено сделать шапочки из фольги и носить их на всякий случай. Не то чтобы это мы всерьез, так, на всякий случай, мы, конечно, в это не верим, но вокруг и без того столько вредоносного излучения, что шапочка из фольги точно лишней не будет. В наше время всем нужно носить шапочки из фольги, даже если у вас нет такого соседа, как у нас, тем более что у нас-то он есть, и, я думаю, вы не станете упрекать нас за желание хоть как-то себя обезопасить.
На днях сосед дважды дал о себе знать. Так сказать, открыл себя с новой стороны. Явил свои новые косвенные признаки.
Два дня назад у нас плакал ребенок, и сосед сверху с негодованием стучал нам. Пятнадцать лет мы слушали его музыку и молчали, но вот у нас заплакал ребенок, и сосед с негодованием стучал по потолку, то есть по полу, то есть по потолку, ну вы поняли. Наверняка он стучал своей стариковской клюкой. Я так и чувствовал всю его ярость и возмущение в этом красноречивом стуке.
А вчера днем было что-то очень странное: вместо советских песен сверху доносился шум урагана, гул непонятного происхождения, завывания ветра, шум вырываемых с корнем деревьев, рев. Слышно было очень хорошо, и продолжалось это несколько часов. Мы все собрались в комнате и слушали. «Не ураган же у него там», – говорили мы, «не шторм же у него в квартире», «не смерч же там бушует», «не торнадо же это»… Это были конкретно звуки урагана, шторма, смерча, торнадо. Уже вечером мы узнали, что в эти часы в Москве был ураган и погибли люди.
Пустая квартира. Без мебели. Без людей. И в ней – звуки грозы, нарастающий гул, звон разбиваемых ветром стекол, скрип стволов деревьев, шум их крон, аромат черемухи, сотрясаемой штормом, крики погибающих людей, лязг поднимаемых в воздух автомобилей.
И, может быть, один старик, древний-древний, сидящий на полу в центре комнаты, скрестив ноги. В глазах у него ветер. Ветер вместо лица. Ветер исходит из пальцев его поднятых рук. Дуновение зацветающей сирени, свинцовые отблески неба.
Мы не знаем, что творится в квартире наверху. Мы никогда этого не знали. Мы ходим по квартире в шапочках из фольги. В Москве – ураган. Сосед – сволочь.
Что на небе ценится
Все богачи мира знают: иногда к ним приходит Бог и просит взаймы. Бог – нищ, человек – богат, Бог – безрассуден, человек – благоразумен, Бог – пройдоха, а человек охает, да дает. Кто говорит, что Бог не мужик на небе? Мужик на небе и есть, а все прочее от лукавого. Долго ли коротко ли, жил-был и все такое, по воде аки посуху пришел Бог просить денег и у нашего богача. Нужны они были ему, потому что он опять все проиграл черту, только греха в этом нет – это деньги мирские, их проигрывать можно, а вот выигрывать нельзя, это уже нехорошо как-то. В общем, все как обычно: пришел Бог, просит денег, говорит, дескать, потом верну. А богач ему в ответ: не надо мне деньги возвращать, знаю, что их у тебя нету, но дошел до меня слух, что они на небе и не ценятся ни фига. Верни мне долг тем, что на небе ценится. Богач сам в деньгах купается, а радости никакой. Бог ему тогда говорит: может, хочешь чего-то, чего у тебя нет? Дворцов, яхт, любовниц? Богач ему на это: Не хочу, все у меня есть, все достало. Верни мне долг тем, что на небе ценится. Ну, говорит Бог, есть у меня для тебя пара вещичек, стоят они недорого, но тебе понравятся. Скоро их увидишь – меня вспомнишь. А пока давай денег. Богач дал ему денег, долго за это на него ругалась его жена, что опять он этому нищему проходимцу Богу помогает, ее бы воля – она бы этого Бога и на порог не пустила. Три дня она кости мужа пилила по этому поводу, ну а он ничего – привык, и живут они дальше.
Сказка сказывается, да дело делается, и встретил богач бомжа. И была на этом бомже та самая рваная куртка, которую носил богач когда-то, когда был еще бедняком. Куртку эту, когда ему было 12 лет, подарил ему американец Боб, который купил ее у индейца. Это была ковбойская куртка с лапшой. Она прошла с богачом, который был тогда бедняком, огонь, воду и медные трубы. Она хранила его и берегла. Он проходил в ней всю юность, спал, подложив ее под голову на чердаках и в подвалах, когда ему было негде спать, путешествовал в ней автостопом, когда он был молодым хиппи, катался в ней на мотоцикле, прятался от милиции. Она старела, ветшала, но богач ни на какую новую одежду бы ее ни променял. Она была символом его юности и свободы и памятью о них. Старая мать богача, когда еще была жива, ставила ему на эту куртку заплаты. Потом богач стал богачом, женился, и эта куртка не понравилась его жене. Он стал редко ее носить – только по особым случаям, а однажды стал искать ее и не нашел. Жена ее выбросила на помойку втайне от него и, когда он спросил ее, зачем она это сделала, ответила: «Она была такая рваная». И тут, значит, видит богач бомжа, а на бомже эта самая куртка, нашел он ее на помойке и ходит в ней. Сердце в богаче просияло, он вспомнил слова Бога, подошел к бомжу и купил у него эту куртку в обмен на новую квартиру, дорогую одежду и ежемесячную пенсию.
Песня поется, да телега трясется. Дальше – больше. Богач наш был человек неплохой и помогал детским домам, спонсировал покупку одежды, игрушек, лечение больных детей. И вот как-то посетил он с благотворительным визитом один детский дом и увидел там своего кису-мишу. Киса-миша был круглый, желтый, как солнце, плюшевый полукот-полумедведь. Это была его любимая детская игрушка, и он узнал все ее приметы: пятнышко от пролитой им зеленки на конце хвостика, оборванное левое ухо. В детстве у богача, который был тогда маленьким сыном бедняка, было совсем мало игрушек, и больше всех он любил кису-мишу. Он спал с ним в кроватке, пока не вырос, а потом его игрушки хранились в квартире у его старой матери. Когда его мать умерла, жена богача выкинула все ее вещи и заодно детские игрушки богача. Богач узнал об этом и очень расстроился, а жена сказала ему: «Ну они же тебе больше не нужны. Теперь ты владелец дорогих, роскошных вещей, и тебе не нужны бедные, облезлые, плохие игрушки». И вот богач увидел в детском доме кису-мишу, сердце его просияло, и он вспомнил слова Бога. Когда-то какой-то добрый человек принес игрушки с помойки в детский дом, кису-мишу выстирали и оставили там. Богач попросил разрешения забрать его, а всем деткам купил дорогие и новые плюшевые игрушки.
Байка травится, присказками славится. Гром гремит, трава трясется, да поют малиновки после, поутру. Прошло еще время, и богач поехал в деревню, где был дом его деда, а потом его старой матери – нищий, ветхий домишко и садик. Только не было там уже ни домишки, ни садика, жена все снесла и построила дорогой коттедж. А когда рабочие все сносили, по приказу жены богача срубили кедр, потому что он «мешал». Этот кедр богач посадил в юности, когда еще был бедняком, вместе со своей первой любимой девушкой. Посадили они его из проросшего кедрового орешка, и каждый год смотрели, как он растет. Не сложилась судьба с той девушкой, а кедр срубила жена. И вот – приехал туда богач, идет по участку к своему коттеджу – вдруг видит, в траве на том месте, где прежний кедр был, новый кедр поднимается. Старый-то ронял свои семена, и молодой из его семени взошел. Сердце богача просияло, и он вспомнил слова Бога. Обнес кедр изгородью, велел поливать и ухаживать, а сам долго стоял рядом с ним, вспоминал и плакал.