– Томас Дримм, забыла сказать тебе одну вещь, когда мы познакомились. Я обожаю волшебные сказки и детские фантазии, но я примитивная рационалистка. Знаешь, что это такое?
– Нет.
– Это значит, что всяких паранормальных явлений не существует. И даже когда мне кажется, что я ошибаюсь, я всё равно действую так, будто их не существует. Для меня плюшевая игрушка – это плюшевая игрушка, мертвец – это мертвец, а министр – законченный подонок и стопроцентный материалист. Иначе вся моя жизнь – полная бессмыслица, впору из окна выпрыгивать.
– Послушай, Бренда, до вчерашнего вечера я был таким же…
– Заткнись!
Она срывает с Пиктона юбку-косынку и, повязывая ее себе на шею, продолжает:
– Мне наплевать, если медведь молча ведет диалог с министром и выделывает акробатические номера. При условии, что перед этим я влила в себя две бутылки виски. Но сегодня явно не тот случай. Мораль: ты возвращаешься домой, я тебя не знаю и завтра переезжаю.
– Но ты же сказала Вигору, что слышала профессора…
– Я врала невесть что ради спасения твоего отца, Маразматик несчастный! А теперь меня арестуют за психические отклонения!
Она переходит улицу, а я, совершенно убитый, смотрю ей вслед.
– Я предупреждал, что от этой девицы толку не будет, – вздыхает Пиктон, старательно возя мордой по моему свитеру, чтобы стереть помаду. – Но зато ты увидишь, в чем преимущество несчастной любви: она расплавляет жиры. Прибавь к этому убиквитин, который ты только что привел в действие, и визит к доктору Макрози пройдет на ура. Что касается твоего отца: надеюсь, стратегия этой Бренды бить на жалость не помешала моей…
Не отвечая, я иду к водосточной трубе и запросто взбираюсь в свою комнату. Бросаю медведя около ящика с игрушками и в полном отчаянии падаю на кровать. Надеюсь, несчастная любовь сделает свое дело и расплавит меня целиком, и тогда завтра утром под этим одеялом никого не найдут.
ВторникЛюбовь – это не антиматерия
26
Министерство энергоресурсов, 00:30
Сутулясь и подволакивая ногу, Борис Вигор входит в свои апартаменты и останавливается на пороге гостиной. Силуэт, вытянувшийся на белом диване перед выключенным экраном, не имеет ничего общего с плавными округлостями Лили Ноктис.
– Что вы здесь делаете?
Оливье Нокс, усмехаясь, откидывает голову на подлокотник:
– Заменяю свою сестру.
– Я проиграл, – произносит Борис жалобно, но стараясь сохранять достоинство. – Я впервые проиграл матч.
Он падает в кресло и вяло добавляет:
– А мне наплевать. Теперь мне на всё наплевать.
Оливье Нокс, вздохнув, медленно садится на диване, закидывает ногу на ногу и берет засахаренный фрукт из стоящей перед ним корзинки.
– Такова жизнь, дорогой Борис.
– Я разговаривал с плюшевым медведем.
– Я знаю.
Министр резко встает.
– Откуда вы знаете? Я нахожусь под наблюдением?
– Нет, я видел это вашими глазами.
– Вы могли бы предупредить меня заранее.
– Тогда вы вели бы себя не так естественно.
– В любом случае, меня чуть не обвели вокруг пальца! Это была ловушка.
– В каком смысле?
– Вы что, смотрели не с начала? У этого Томаса Дримма есть сообщники с пультом дистанционного управления, наверняка кто-то из его родных. Как же он старался меня убедить, что в медведе находится Пиктон с моей дочерью, – лишь бы я освободил его отца!
– Это не ловушка, Борис, это правда. Которая предоставляет вам широчайшие возможности.
Министр бледнеет.
– Постойте… Вы же не думаете, что я действительно разговаривал с Айрис?
– Конечно, думаю. Она позвала вас на помощь единственным способом, который ей доступен. И теперь вы должны исполнить ее просьбу. И при этом не попасться на удочку Пиктона.
Борис Вигор грызет ногти, пока его примитивные мозги обрабатывают эту противоречивую информацию. Помолчав, он торжественно заключает:
– Значит, я должен посадить желудь.
– Так! И…
– И вырастить дуб.
Бизнесмен сует руку в карман и – будто заранее всё предвидел – достает желудь. Министр, совершенно не удивившись, благоговейно закапывает его в цветочном ящике между двумя саженцами жасмина.
Оливье Нокс закрывает окно, бросая насмешливым тоном:
– Что теперь? Будете ждать, когда вырастет дуб?
– Я прошу прощения у леса, который вырубил. Если Айрис действительно хотела, чтобы я загладил свою вину, я подчиняюсь ее желанию.
Нокс выдерживает длинную паузу, сложив ладони и касаясь ими носа.
– Хорошо. Ее последнюю волю на Земле вы исполнили. Продолжайте.
– Продолжать?
Дыхание Нокса делается глубже. И в большой комнате сразу становится нечем дышать. Борис хочет открыть окно, но не может пошевелиться, словно загипнотизированный ласковым голосом.
– Мне показалось, Айрис просила еще кое о чем. Чтобы вы были с ней рядом… Так ведь?
Министр хмурится, отводит взгляд и садится на огромный белый диван. С нажимом в голосе Нокс продолжает:
– Борис, у меня предложение. Единственный способ найти вашу дочь в другом мире – умереть, сохранив чип. Как это произошло с профессором Пиктоном.
Вигор с минуту молчит. Потом ступор сменяется сомнениями.
– Это невозможно, – отвечает он, пожав плечами. – Член правительства должен подавать пример, тем более министр энергоресурсов. С учетом всех выигрышей мой чип заработал энергетический капитал в 75 000 йотт: его одного достаточно, чтобы запустить тепловую централь. Я не имею права лишать общество такого ресурса.
– А малышка Айрис напрасно будет звать вас на помощь…
– Но что я могу? – вздыхает Вигор, разводя руками.
– Если мое предложение вам интересно, я устрою смерть другого игрока с капиталом 75 000 йотт и выдам его чип за ваш.
– И что мне это даст?
– Вы окажетесь среди блуждающих детских душ, не достигших тринадцатилетнего возраста. Будете жить в том же околоземном пространстве, что и ваша дочь. Поможете ей достичь другого мира.
– Что вы хотите взамен?
Нокс в задумчивости складывает ладони, в его зеленых глазах появляется холодный блеск.
– С ума сойти, как ярко горят эти лампы с приближением ночи… Вы, Борис, вдруг стали проявлять сообразительность. Как раз в тот момент, когда решили пожертвовать собой.
Министр снова нервно поднимается.
– Чем пожертвовать? Мне плевать на победы, славу, богатство и власть… Я хочу лишь одного: найти мою дочь. И всё. Но такой деловой мерзавец, как вы, ничего не делает за так.
Оливье Нокс примирительно посмеивается, откидывая со лба длинные черные пряди.
– Это точно. Я хочу знать, где спрятан труп Пиктона, чтобы извлечь чип и обезвредить старика, вернувшегося с того света.
– Разве у вас нет способа узнать это самому, при ваших-то возможностях?
Губы Оливье Нокса растягиваются в улыбке.
– Это, Борис, вопрос не возможностей, а этики. В моих интересах уважать правила игры, иначе в чем же удовольствие? А правило очень простое: никакого вмешательства в ваше прошлое, настоящее и будущее. Только советы, которые вы вольны принять или отклонить.
– А если я пошлю вас к черту?
– Я могу сделать то же самое, но время еще не пришло. У вас есть выбор, Борис. Умереть, лишившись чипа, как любой человек, и тогда единственное, чем вы сможете утешаться, – это бесперебойная работа механизмов, питающихся накопленной вами энергией. Или умереть, сохранив чип, то есть целостность и неприкосновенность вашей души, свободной лететь куда угодно. И передавать мне информацию.
– А с какой стати моя душа будет это делать?
– С такой, что, если она меня разочарует, я прикажу эксгумировать ваше тело и лишу вас свободы, отправив чип на переработку.
– А если я предпочту жить, а не умереть? – вызывающе произносит Борис, в котором вдруг проснулось чувство собственного достоинства.
Нокс снова тянется к засахаренным фруктам.
– Я подчинюсь. Но зачем тянуть, когда Айрис ждет вас? Вы правда хотите, чтобы она продолжала страдать в одиночестве? Предпочитаете по-прежнему изображать довольного жизнью, энергичного, беззаботного субъекта? Быть живым символом всех этих фальшивых ценностей? Если я оставлю вас наедине с вашей совестью после того, что вы узнали и испытали сегодня ночью, не пройдет и суток, как вы сломаетесь. А я могу помочь вам избежать самоубийства, на которое вы, с вашей чувствительной натурой, просто обречены. Бесполезного самоубийства, которое не сможет соединить вас с Айрис… Но мое предложение действительно еще тридцать секунд.
Борис Вигор машинально бросает взгляд на часы и начинает ходить взад-вперед по огромной гостиной, выдержанной в кремовых тонах.
– Если я вас правильно понял, вы предлагаете убить меня для моего же блага?
– Главным образом для блага вашей дочери.
– А где гарантии?
Оливье Нокс вздыхает и продолжает чарующим голосом с ноткой глубокой грусти:
– Не хочу настаивать, Борис, но не думайте, что тот мир, где находятся дети, похож на летний лагерь… Эти детские души ужасны, предоставлены своим инстинктам, они не имеют никаких ориентиров и не ограничены никакими запретами. Там сильные пожирают слабых, надеясь, что, получив больше энергии, смогут наладить связь с живыми. Ваша дочь – крошечная хрупкая душа, и, если вы ее не защитите, другие не замедлят с ней расправиться, узнав, что она так востребована среди живых. Исполните же свой отцовский долг, Борис.
Опустив голову, министр ходит кругами по комнате. Он уже принял решение, но тянет время.
– Думаете, из меня получится хороший покойник? – спрашивает он робко.
– Там мы остаемся такими же, Борис. Посмотрите на несносного Пиктона с его характером нервного питбуля. Считаете, он изменился?
Борис Вигор останавливается перед зеркалом и пристально смотрит на себя, как смотрят на отчий дом, который собираются покинуть навсегда.
– Вы проиграли только один матч за всю вашу карьеру, Борис. В потустороннем мире вы станете победителем, я в этом убежден, иначе не посылал бы вас туда с миссией… Итак?