– Маленький негодяй, – цедит он сквозь зубы. – А чем ты докажешь, что не заявишь на меня потом?
– Мне плевать на вас, доктор. Меня интересует только Бренда. По рукам?
Он качает головой и, кусая губы, начинает писать в блокноте. В общем, я это гениально придумал. Профессор Пиктон со мной соглашается.
– Возьми у него проездной на такси, – прибавляет он. – Пошли машину за Брендой, тогда он представит ее твоей матери и сразу же передаст тебя ей. Вы с Брендой должны сделать одно очень важное дело, связанное с твоим отцом, и как можно быстрее.
Я даю новые указания диетологу и достаю свой мобильный телефон. Вздыхая через каждую цифру, он диктует мне свой номер. Я заказываю такси за его счет, потом предлагаю ему подождать меня в кабинете, пока я одеваюсь.
Как только он выходит, я звоню Бренде, чтобы объявить ей хорошую новость. Она с волнением сообщает, что кенгуру снова задвигался перед картиной. Каждые тридцать секунд он произносит «Айрис».
– Великолепно, – заключает Пиктон, – нам удается поддерживать его в рабочем состоянии. Теперь, когда он стабилизировался внутри материи, у нас есть время заняться остальными делами.
– Томас, я схожу с ума…
– Я с тобой, Бренда, – говорю я решительно. – Я отправил к тебе такси и теперь беру всё в свои руки. С этого момента мы можем видеться открыто: ты назначена моим диетологом.
– Это и есть решение проблемы? – спрашивает она скептически.
– Поверь, я контролирую ситуацию.
Я говорю таким убежденным тоном, что сам начинаю в это верить. Тут вмешивается профессор:
– Скажи ей, чтобы перед отъездом она убрала Бориса в морозилку.
– В морозилку? Зачем?
– Я ему не доверяю. Потом объясню.
30
Надев свитер, который теперь болтается поверх моего плоского живота, и закатав медведя в куртку, я вхожу в красивую, ярко освещенную комнату. Доктор Макрози с осунувшимся лицом мается в кожаном кресле, а вокруг висят дипломы и фотографии с дарственными надписями звезд, которые обязаны ему своей великолепной формой.
– Хорошо, теперь позовите мою мать.
Он смотрит на меня с ненавистью.
– Она обо всем знает, так ведь? Это ее план?!
Я вежливо советую ему заткнуться. Если он хоть словом обмолвится о том, что я его шантажирую, – ему конец. А уж если он снова вздумает мучить детей якобы ради их блага… Мои предписания просты: отныне он будет рекомендовать только натуральный сахар, родительскую любовь и тренинг по управлению собственным убиквитином. А иначе я сдам его полиции, и его приговорят к двум тысячам лет тюрьмы с минимальным сроком отсидки сто лет.
– Ты знаешь об убиквитине? – волнуется он, будто я всему миру разболтал страшную тайну.
– Вот доказательство того, что он действует, – говорю я, показывая свой плоский живот. – Но это ничего не стоит, поэтому вы о нем и не рассказываете. А вместо этого дерете деньги за лечение, которое убивает пациентов!
– Доля успешных случаев составляет девяносто три процента! – рявкает он.
– Семь процентов умирают толстыми. А остальные умирают после того, как похудеют.
– Ты просто чудовище! – вопит он.
В страхе, который я у него вызываю, есть что-то похожее на уважение, поэтому я не обижаюсь. И, приосанившись, расправляю плечи.
– Точно, настоящий монстр. И в твоих интересах об этом не забывать, шарлатан. Зови сюда мою мать!
Постучав по переговорному устройству и не спуская с меня глаз, он командует секретарше:
– Попросите госпожу Дримм!
Спустя двадцать секунд входит моя мать. Она страшно любезна, но обеспокоена. При взгляде на меня ее улыбка застывает. Я задираю свитер – пусть убедится, что это не галлюцинация.
– Но доктор, – бормочет она, – это же настоящее чудо…
– Да, просто гениально, – говорю я без ложной скромности. Между тем загорелый доктор сидит за своим стеклянным столом в совершенно разобранном состоянии. – К тому же, поскольку лечение новое, оно бесплатное. Но я должен находиться под личным контролем врача, иначе снова наберу вес, и в два раза быстрее. Он тебе всё объяснит.
Потеряв дар речи от изумления, мать садится, повинуясь грубому жесту доктора. Вынужденный меня слушаться, он начинает обрисовывать ей ситуацию. И делает это великолепно: ничего не упускает и так убедителен, что его слова вызывают полное доверие. Я в восторге. Мой медведь – настоящий мастер шантажа, а шантаж – всё-таки самая практичная вещь в мире.
Правда, с недавних пор профессор Пиктон стал очень молчаливым. Я вспоминаю, как он сказал мне сегодня утром: «Ты прогрессируешь, Томас. Твоя голова работает всё лучше… Скоро я стану тебе не нужен». Эхо этих слов наполняет меня гордостью, которая сменяется ностальгией. Мне вдруг становится нехорошо при мысли о том, чем я сейчас занимаюсь, – я не узнаю себя. Взросление произошло так же стремительно, как и потеря веса. Вот только душа за ним не поспевает. Мне ужасно хочется снова стать ребенком, чья роль предельно проста: слушать рассказы отца об исчезнувших цивилизациях… Религиозные войны, политические дебаты, социальные конфликты, права человека… Все эти волшебные сказки, которые так плохо заканчивались, зато вносили в жизнь бурление, дарили надежды и мечты, а не скучный покой, который превращает нас в бесчувственных чурбанов.
Я спохватываюсь и беру себя в руки. Пока доктор Макрози пишет рекомендации согласно полученным указаниям, я наблюдаю за реакцией матери. Для нее тоже всё происходит слишком быстро. Муж в тюрьме, сын за час стал нормальным подростком – больше нет жертв под рукой, нет виноватых, которых можно ругать, чтобы забыть собственные несчастья. Выражение ее лица меняется: от недоверчивой улыбки – ко вполне объяснимой тревоге. Пережить чудо так же трудно, как пережить драму. С ласковой улыбкой я беру мать за руку. Теперь я – опора семьи. От моего теплого взгляда у нее на глаза наворачиваются слезы.
– Еще что-нибудь? – холодно спрашивает диетолог, складывая рецепт в конверт.
Я неспешно киваю, чувствуя себя заправским садистом. Тем хуже для пациентов, которые толпятся в приемной: я решил тянуть консультацию до приезда Бренды. Не обращая внимания на выразительное покашливание матери, я требую выписать предписание на продукты, которые выбираю сам, потом сертификат, дающий право Бренде Логан в целях наблюдения за моим здоровьем возить меня всюду по своему усмотрению и бесплатно пользоваться проездным на такси доктора Макрози.
– Что еще? – говорит он безжизненным голосом.
Моя мать, потрясенная такой самоотверженностью по отношению к пациентам, не может опомниться. Изнемогая от восторга, она объявляет диетолога благодетелем человечества. Я посмеиваюсь. Я так его запугал, что, попроси я дом и личный самолет, он их безропотно впишет в рецепт.
– Это еще не всё, – говорю я матери, – он дарит тебе бесплатную консультацию и омолаживающий курс Омеги‐5.
Я указываю на стену, где висит рекламный плакат.
– Но… неужели бесплатно?
– У него это всегда бесплатно. Для новых клиентов.
Диетолог встает и с каменным лицом указывает моей матери на боковую дверь. Она благодарит его и спешит пройти в процедурный кабинет. Макрози испепеляет меня взглядом, прежде чем последовать за ней.
– Ну как, неплохо я всё устроил? – говорю я медведю, который тихо лежит у меня на коленях внутри скатанной куртки, как сосиска в хот-доге.
– Очень рад, что ты так собой доволен, – говорит он сквозь зубы. – Пока ты занимался грабежом, я размышлял. В то, что Борис умер от травм, я не верю. Его убили, потому что он собирался нам помочь.
– Как?! Но кто?
– Те, кто арестовал твоего отца. Те, кто хотят получить обратно мой чип, чтобы я не мог им помешать.
– «Нокс-Ноктис»?
Он выглядывает из куртки.
– Теперь ты тоже читаешь мои мысли?
– Нет, просто вы вчера об этом говорили.
– Я боюсь одного: они используют дух Бориса против нас. Вот для чего они оставили ему чип. Но в этом есть и преимущество…
Он замолкает и тревожно поводит носом.
– Преимущество?
– Борис приведет нас к ним в обмен на свою дочь.
– Вы уверены?
– Я уверен только в одном: у нас очень мало времени. Осталось всего двадцать четыре часа, чтобы спасти твоего отца и разрушить Аннигиляционный экран.
– Почему только двадцать четыре часа?
– Потому что метеосводка не дает больше.
Я прошу объяснить.
– Разве ты не слышал прогноз погоды, когда ехал с матерью в машине? Шторм завтра утихнет, и поиски по всему Лудиленду возобновятся. Найдут мое тело, извлекут чип… Я умру окончательно, и ты останешься один.
Мое сердце сжимается, рука сама опускается на голову медведя и гладит его.
– Приятно, – бормочет он неожиданно кротким голосом.
Мои пальцы замирают. Впервые я чувствую, что он размяк.
– Я уже свыкся с этой чертовой плюшевой игрушкой, – говорит он еле слышно. – Не надо… Я больше не хочу умирать, Томас. Не хочу покидать это уютное место… Однако я должен следовать Закону эволюции…
Я снова глажу его по голове. Он раздраженно отталкивает мою руку и принимает независимый вид.
– Нельзя всё пускать на самотек! Как только Бренда приедет, отправляйся с ней в банк!
– В какой банк?
– Инвестиционный интернет-банк Объединенных Штатов, площадь Леонарда Пиктона. Нечего смеяться! Это отделение на другом конце города выбрала моя жена. Называть шоферу такси мое имя в качестве адреса – это последнее удовольствие, которое у нее осталось.
И он прибавляет решительно:
– В моей ячейке вы найдете всё необходимое, чтобы освободить твоего отца и решить наши проблемы.
Мучительное ощущение надежды пополам c недоверием снова охватывает меня. Я пытаюсь расспросить его, но он отвечает, что больше не может разговаривать. Ему надо экономить силы, чтобы восполнить энергию для предстоящих действий.
Я снова заворачиваю его в куртку и несколько минут размышляю о последних событиях. Потом Макрози и моя мать выходят из кабинета. Она выглядит мрачной, а он – наоборот, уверенным. От страха, что он рассказал ей о шантаже, у меня