– Господин Бенз по-прежнему проводит голограммные вечеринки? – осведомляется он через несколько секунд, искоса взглянув на Бренду.
– Спросите у него сами.
Офицер показывает на экран, где только что появилось несколько слов.
– Господин Бенз будет рад снова с вами увидеться, – сообщает он с многозначительным видом.
Электроджип с тремя солдатами бесшумно останавливается перед металлической решеткой. Пока она отъезжает в сторону, в асфальт автоматически убирается лента с шипами. Я вылезаю из такси вместе с профессором Пиктоном, который скорчился на дне моей хозяйственной сумки, и спрашиваю Бренду:
– Что такое голограммная вечеринка?
Она пожимает плечами и наклоняется к моему уху:
– Я помогаю, как могу, Томас. Может случиться, что тебе понадобятся мои знакомства, вот я их и возобновляю… Окей? Если в шестом отделе возникнут какие-то проблемы, попроси связаться с Полем Бензом, который поручится за тебя. Президент ему доверяет.
– Пробивная девица, – бормочет медведь.
Я даю сумке пенделя. Я не идиот и без него всё понял. Я думал, Бренда выше этого. Я не осуждаю ее, мне просто грустно, вот и всё. С другой стороны, может, она придумала способ, как проникнуть в правительство. По словам отца, пьяные кутежи у президента – единственное место, где можно совершить государственный переворот.
Я сажусь в свой джип, Бренда – в свой, каждый из нас глазами желает другому удачи, и мы разъезжаемся в разные стороны. Благодаря ее присутствию в моей жизни я не боюсь даже сейчас, оставшись один. Чтобы рисковать жизнью, необходимо быть влюбленным. Тогда тебе море по колено.
Джип останавливается у здания из дымчатого стекла – Министерства государственной безопасности. У меня отбирают телефон и велят вынуть шнурки из кроссовок. Потом заставляют пройти через рамку, чтобы проверить, нет ли на мне взрывчатки. Как рассказывал отец, такое случалось раньше, во времена религиозных войн… Затем через рентгеновский аппарат пропускают сумку с профессором Пиктоном. Я вглядываюсь в изображение на экране и невольно удивляюсь, что не вижу ни скелета, ни мозга. Зная, как мой медведь самостоятелен и способен к общению, мне трудно поверить, что он по-прежнему состоит из пенопласта.
– Соберись, Томас, – шепчет он сквозь сжатые губы, когда движущаяся дорожка выпускает его из рентгеновского туннеля. – Игра будет очень рискованной.
Я забираю сумку. Действительно, если они не конфисковали медведя вместе с телефоном и шнурками, значит, они прекрасно знают, кто в нем скрывается. Я вдруг теряю уверенность в своем преимуществе.
Высоченная администраторша, похожая на робота, ведет меня к лифту через длинный и пустой мраморный холл. Мы входим в кабину, и она нажимает кнопку с цифрой 6. Я улыбаюсь, чтобы расположить ее к себе, но это всё равно что добиваться благосклонности мраморной колонны.
Через десять секунд двери лифта открываются, и я вижу мягкий изумрудный свет, как в аквариуме. Очень красивый молодой человек с зелеными глазами и длинными черными волосами стоит посреди круглой комнаты. На нем черный костюм с зеленой отделкой, застегнутый до самого подбородка. Он протягивает мне руку. Его голос звучит тепло, но ладонь совершенно ледяная.
– Здравствуй, Томас Дримм. Очень рад, что мы наконец встретились.
Я нахмуриваюсь. И хотя не узнаю его, у меня стойкое ощущение дежавю. Он отбрасывает назад волосы, падающие ему на глаза, словно боится что-то упустить в моей реакции, и представляется:
– Оливье Нокс. Новый министр энергоресурсов.
41
Лифт закрывается, унося администраторшу. Я оборачиваюсь на стук металлических каблуков. Ко мне бросается невзрачный усатый коротышка с раздраженной физиономией. Даже не поздоровавшись, он бесцеремонно раскрывает мою сумку и впивается взглядом в плюшевого медведя. Потом вопросительно смотрит на зеленоглазого. Тот снова откидывает волосы и вкрадчиво говорит:
– Томас Дримм, познакомься с Джеком Эрмаком, министром государственной безопасности. Он считает, что ты можешь многое нам рассказать.
С полным хладнокровием, которое удивляет меня самого, я сухо отвечаю:
– Для начала я хочу увидеть моего отца.
Они обмениваются веселыми взглядами, и меня бросает в дрожь. Оливье Нокс делает знак, и мы идем за ним по широкому коридору. Наконец он открывает обитую кожей дверь, словно приглашая к себе домой. Коротышка, похоже, его слушается, и это очень странно, ведь Министерство государственной безопасности наводит ужас на всю страну.
Мы входим в кинозал с глубокими кожаными диванами. Они приглашают меня сесть. Новый министр энергоресурсов нажимает на кнопку пульта. Свет в зале гаснет, экран загорается, и начинается фильм.
Вцепившись в подлокотник, я кусаю губы, чтобы не закричать: «Хватит! Остановите!» На экране я вижу себя: толстый и перепуганный, я бегу как безумный по полю, огороженному колючей проволокой. Повсюду сторожевые вышки, светят прожекторы, солдаты целятся в меня из автоматов… Крупный план: меня запирают в газовой камере голого, с одним полотенцем вокруг пояса. Появляется огромный шприц, который вонзается в мой живот и всасывает сначала мой жир, а потом глаза, зубы… Мне страшно, жутко страшно! Как они сняли этот трюк?
– Это мысленные образы, Томас, – успокаивает Оливье Нокс.
– Твой отец сам себе придумывает фильмы, – ухмыляется министр госбезопасности. – Как видишь, в главной роли – ты.
Я исчезаю с экрана, и появляется отец. Он отбивается от тучи книг, которые распахнулись, как челюсти, а их страницы ощетинились колючими буквами и вырывают ему руки, пожирают его…
Я закрываю глаза. А когда открываю снова, фильм уже закончился, и в зале зажигается свет.
– Из наших тайных страхов обычно рождаются обрывочные фантазии без начала и конца, – поясняет министр госбезопасности, приглаживая усы. – Но с твоим отцом мы получили массу удовольствия. Я трижды устраивал частные просмотры, и каждый раз это был настоящий фурор.
Экран сворачивается кверху, открывая застекленный оконный проем. По другую сторону в круглой камере сидит мой отец. Его голова в шлеме с электродами свешивается набок.
– Сейчас он в порядке, – ласково говорит министр энергоресурсов. – Восстанавливается после бурных сновидений… Итак, Томас, что ты хотел нам рассказать?
Карлик из госбезопасности внезапно вытаскивает из сумки медведя и размахивает им перед моим носом:
– Ты знаешь, что внутри этой игрушки?
Глядя ему в глаза, я сжимаю кулаки и мобилизую для ответа весь свой гнев:
– Это не мое дело, я не хочу этого знать. Забирайте ее и верните мне отца.
– Увы, – вздыхает Оливье Нокс, соединив указательные пальцы перед носом, – твой козырь больше ничего не стоит, Томас. Мы нашли тело профессора Пиктона. Вдова его опознала. Как только чип окажется в наших руках, мы сможем его контролировать, и твой плюшевый медведь будет нам уже не нужен.
Он нажимает кнопку на пульте, экран опять опускается, и на нем появляется комната, выложенная кафелем. На металлическом столе лежит труп Физио. Вдова Пиктона переодела его в костюм своего мужа, похожий на тот, что был на нем, когда я его убил. Здоровый шприц-сверло проникает в разбитый череп, всасывает чип, а потом его помещают в какой-то аппарат с циферблатом – наверняка йоттметр. Стрелка почти не отклоняется от нуля.
– Такой мозг, и так ничтожно мало энергии, – вздыхает Оливье Нокс. – Какая бесхозяйственность! Видишь, Томас, негативная мыслительная деятельность ничего не стоит. Боюсь, что последние показатели интеллекта твоего отца будут такими же удручающими.
Чип Физио вставляют в автоматическое ружье, как обыкновенный патрон, и экран гаснет.
– Вот такой конец ждет свихнувшихся ученых, которые подвергают опасности общественный порядок, – заключает министр государственной безопасности.
И, бешено тряся медведем, тычет мне его под нос:
– Можешь убедиться: он пустой! Один пенопласт и шерсть! Хватит играть в защитника призраков!
Я всматриваюсь в медведя, который и вправду выглядит совершенно безжизненным. То ли Пиктон блестяще играет роль неодушевленного предмета, то ли что-то случилось. После всех потрясений мне не верится, что я смог так легко обвести вокруг пальца двух ушлых министров. Уж не ломают ли они передо мной комедию?
Джек Эрмак подходит к стене, обитой плюшем, и открывает спрятанный в ней маленький люк. Прежде чем я успеваю шевельнуться, он бросает медведя в мусоропровод. От шума измельчителя у меня разрывается сердце. Ценой нечеловеческих усилий я сдерживаю слезы и желание убить министра на месте.
– Мир плюшу его, – роняет Оливье Нокс. – А теперь, Томас, мы ждем от тебя всей правды. Правды о телепатической связи, которая была у вас с покойным профессором Пиктоном.
– У тебя есть выбор, – подхватывает карлик. – Или ты всё нам рассказываешь добровольно, или мы устраиваем тебе сеанс пытки страхом, как твоему любимому папочке.
– Любимому папочке, которого ты заставил напрасно мучиться, потому что не поделился с ним секретами, а из-за этого ему совершенно не в чем было признаваться.
Что делать? Я‐то был уверен, что, завладев чипом Пиктона и решив, что с ним покончено, они отпустят меня вместе с медведем. Если в этом я так ошибся, дальнейший план по освобождению моего отца немногого стоит, но у меня нет другого решения.
Я киваю и собираю всё свое мужество, чтобы признаться в преступлении.
42
– Мы слушаем тебя, Томас, – говорит министр энергоресурсов, откидываясь на спинку кресла.
Я считаю до десяти, чтобы выдержать паузу, а главное – чтобы это не выглядело как заученный урок. И начинаю:
– В общем, было так. В воскресенье я играл на пляже в Лудиленде, и мой воздушный змей случайно убил одного старика. Я испугался, что отвечать придется моим родителям, ведь я несовершеннолетний. И я попросил Физио мне помочь.
– Кто это? – спрашивает министр госбезопасности.
– Фейс-контролер в казино. Он очень привяз