Затылок Белякова ничем не выдал интереса к моим словам, и машина так же ходко шла по асфальту, но поворот к РОВД мы почему-то пропустили и поехали дальше. Почувствовав, что чего-то добилась, я старалась закрепить успех и рассказывала, рассказывала, какой гад мой младший братишка, что он проколол квартиру, доставшуюся нам после смерти родителей, что периодически я разыскиваю его по всему городу и вытаскиваю из притонов, где он зависает в бессознательном состоянии, как овощ. Но это же мой брат, и кроме него, у меня нет никого на белом свете! Так говорила я и уже сама верила, что так всё оно и есть на самом деле, и размазывала по лицу слёзы страха и надежды.
Беляков ни разу не перебил меня, и я никак не могла понять, что он думает обо всём этом. «Тойота» между тем катила вдоль берега Усть-Китима, миновав последние здания и всё глубже забираясь в непролазную глушь серо-зелёного прибрежного кустарника. Никогда бы не подумала, что в пяти минутах ходьбы от центра города может находиться такой болотистый уголок девственной сельвы, населённый стаями комаров с размахом крыльев, как у орла.
Доморощенный комиссар Каттани запоздало тормознул, едва не снеся куст, за которым желтела мутная вода Усть-Китима. Заглушил мотор и медленно сказал, по-прежнему не оборачиваясь:
– Ладно, хорош трепаться про своего братца-недоноска. Я тебе не папа-мама, сопли вытирать не собираюсь. Считай, что ты меня убедила. Поэтому давай по-доброму договоримся: сейчас ты мне скоренько минетик делаешь, убираешься отсюда, и больше я тебя не вижу. Замётано? Если нет – едем в райотдел, и я кручу тебя по полной программе. Тогда суток на трое поиски брата придётся отложить… Ну как, лапуля?
Беляков не был страхолюдиной. Симпатичный, тренированный самец, волевое лицо, окаймлённое светлыми бачками. В иной обстановке я бы с удовольствием пофлиртовала с ним, потанцевала бы где-нибудь в ночном клубе, но сейчас, кроме гадливости, борец за возрождение державы не вызывал у меня ничего. Я глубоко вздохнула, как перед броском в омут, и тряхнула головой:
– Хорошо.
Мент нажал кнопку, разблокировав двери, и я смогла выйти наружу. Спасаться бегством мне и в голову не могло прийти – такой догонит во мгновение ока. Беляков открыл переднюю дверцу и, не выходя из-за руля, нетерпеливым кивком руки подозвал меня. Я подошла ближе и увидела, что парень он скорый: на занятиях по спецподготовке их, видать, учили не только метко пулять и применять болевые приёмы, но и раздеваться на скорость. Брюки Белякова были расстёгнуты, и всё его мужское естество солидно бугрилось меж коленей багровым грибом-поганкой. Я на мгновения застыла в растерянности.
– Не тормози, цыпочка, – проговорил Беляков до странности изменившимся голосом, каким-то хриплым полушёпотом, и прикрыл глаза, – Давай, делай быстрее!
И я сделала. Наклонившись ниже в салон автомобиля, я зарычала и от души, изо всех сил, шарахнула Белякова кулаком по его хозяйству. Гроза наркоманов не ожидал такой подлости, видать, своим жалостливым рассказом мне всё-таки удалось дезориентировать его. Беляков взвыл от боли и беспорядочно хватанул руками воздух, пытаясь зацепить меня, но я успела отпрянуть. Тогда он попробовал выскочить из машины. Лучше бы Беляков не делал этого, потому что дверца, которую я захлопнула изо всей своей дамской мочи, плотно припечатала ему голову, и по стеклу моментально расплылась алая клякса крови из лопнувшей на ментовском лбу кожи.
Ах, полюбоваться бы подольше таким великолепием! Но я уже ломилась сквозь кусты к речке. Где-то за спиной орал и затейливо матерился Беляков. Не знаю, почему он всё-таки не погнался за мной: то ли же боль была столь сильна, то ли в спущенных штанах запутался. Я рухнула в вонючую воду, которая едва доходила мне до пояса и изо всех сил побрела на другой берег.
Усть-Китим – не Урал-река, так что мне повезло больше, чем герою гражданской войны и анекдотов. Летом Усть-Китим почти пересыхал, зимой практически не замерзал, паря миазмами. Крохотный, протекающий сквозь весь город, Усть-Китим вобрал в себя всё самое лучшее из труб канализации и сточных канав, но этого было слишком мало, чтобы всерьёз наполнить русло. Как глиссер, я вспорола воду и раненой лосихой выбралась на глинистые уступы берега, хватаясь за коренья прибрежного тальника.
Уже когда я пробежала по кустам метров двадцать, петляя, путая свой след, издалека сзади раздался глухой хлопок, спутать который невозможно было ни с чем другим. Не думаю, что это Беляков покончил с собой от нанесённого ему позора. Скорее, в качестве запоздалой и бесполезной мести, бравый мусор полез в бардачок своей «Тойоты» и со злости шмальнул наугад по кустам из пистолета, в белый свет, как в копеечку.
Я же неслась наугад, не всегда удачно отмахиваясь от встречных веток, и когда наконец-то остановилась на краю кустарника, проведя по лицу ладонью, увидела на ней розовые разводы от сочащихся кровью царапин. Я всхлипнула и присела на сырую траву, переводя дух. В этот миг грязный и прокуренный блиндаж бомжей казался мне самым желанным местом на свете.
Из огня да в полымя
Когда, грязная и мокрая, крадучись окраинными тихими улочками, я добралась наконец до своего укрытия, там царила невероятная паника, и табачный дым стоял столбом.
Проснувшись после празднества, бомжи обнаружили отсутствие моё и Любани, но сильно не удивились, тем более, они и не подумали о том, что мы могли уйти вместе. Однако часа через три вернулась возбуждённая до дикости Любаня и начала кричать, что Ольгу замели мусора. Мучившийся с похмелья головой Генок, недолго думая, зарядил ей кулаком в глаз, восстановив тем самым симметрию синяков. Впрочем, честь и хвала девчонке: даже будучи в состоянии ломки, вместо того, чтобы немедленно уколоться и забыться, Любаня добралась домой и сообщила шокирующее известие сотоварищам.
Доктор Скопов по такому печальному случаю даже проигнорировал свой инспекторский объезд сборщиков стеклотары, зато новобрачная Галя была незамедлительно снаряжена в ближайший магазин за водкой. После этого вчерашнее мероприятие, но уже с противоположным, траурным знаком, продолжилось, тем более, что помочь мне теперь всё равно было нечем.
Моё нежданное появление вызвало полнейший ступор компании, сравнимый разве что с финалом комедии «Ревизор» или со знаменитой картиной «Явление Христа народу». Первым опомнился шустрый Генок, который отвесил Любане смачный подзатыльник, теперь уже на радостях, и заорал:
– А ты чё молола, дура?! «Замели, замели…» Вот же она, Ольга-то, цела и невредима. А!
Я обессиленно опустилась на груду тряпья. От очередного стакана водки отказалась, но историю своего чудесного спасения из лап монстра Белякова изложила. Рассказ поверг бомжей в неимоверный восторг, сказалась, наверно, их извечная нелюбовь к полицейским. Даже рассудительный и флегматичный доктор Скопов реготал и всё повторял, утирая слёзы: «Ну Ольга, ну лишила бравого сотрудника его последнего достоинства!»
Когда история была повторена на бис, а дети подземелья нахохотались вдосталь, Генок вскочил и затараторил:
– Так, мужики, девку больше никуда не отпускайте, а то она снова приключений на свою розовую жопку отыщет. Я поеду к Гамлету, может быть, застану его на месте. Ждите, через пару часов вернусь.
И заелозил худеньким телом к выходу на поверхность. Однако мудрый доктор Скопов остановил его:
– Гена, погодите, друг мой! Разве не удобнее будет никуда не ездить, а просто позвонить Гамлету и договориться?
Тут я вспомнила, что в сумочке у меня, кажется, лежит мобильник, который в суматохе последних дней я отключила и позабыла о нём. Сунула руку в сумочку и просияла:
– Гена, у меня с собой есть сотовый. Если вы знаете номер Гамлета, конечно.
– Обижаешь, подруга: Генок при случае и мобилой, и интернетом воспользоваться сумеет, – обиделся друг Гамлета, тот, который не Горацио.
Он долго рылся в карманах пиджачка, доставал на свет какие-то лоскутки, верёвочки и, наконец, бережно расправил на ладони грязный бумажный обрывок:
– Давай, Ольга, свой сотик, звонить буду.
Сопя от усердия, Генок раза три набирал номер, то и дело сбиваясь и чертыхаясь, пока наконец не был услышан. Разговора их с Гамлетом я не поняла: Генок проговорил пару каких-то фраз, но я, не владея феней, только слушала разинув рот. Сказав в завершение беседы «хоп», Генок залихватски подмигнул мне и улыбнулся:
– Ну вот и лады: через полчаса орлы Гамлета заберут нас прямо отсюда. Собирайся, лапуля, твоя судьба решается!
Дважды просить себя я не заставила. Быстро переоблачилась в родные джинсы и кофточку, мало смущаясь мужским присутствием. При тусклом свечном освещении на скорую руку подкрасилась, и мы с Генком выдвинулись навстречу моей невидимой судьбе…
Наверно, мы составляли комичную пару, вместе вышагивая рядом с проезжей частью. По крайней мере, в окнах проезжавшего троллейбуса я заметила улыбающиеся лица, Генок игнорировал чьё-либо внимание: задрав бородёнку, он семенил целеустремлённо и пояснял:
– Вот дойдём до того дома, туда пацаны подъедут, и мы двинем с ними к Гамлету. Он, конечно, не в курсях, чё к чему, но если уж я попросил срочно встретиться – понимает, что фуфло вкручивать я не буду.
Впереди бордовой свечкой торчало здание издательства, в котором квартировало подавляющее большинство кикиморовских печатных СМИ. На стоянке рядом с ним толпилось десятка два автомобилей, но Генок не стал терять много времени на поиски, а твёрдым шагом направился к чёрной «Ауди». Из машины вышел интеллигентного вида юноша в костюме отличного покроя и кивнул нам.
– Здоров был, Бобон! – безо всякого пиетета крикнул Генок и пожал молодому интеллигенту руку. – Однако быстро ты сюда подскочил: мы с девчонкой еле успели марафет навести. Ну, поехали, что ли?
Мы загрузились в машину, и немногословный Бобон повёл её через новый мост – на другой берег реки Топь. Уж не знаю, почему так странно именовалась эта широкая водная артерия, разрезавшая Кикиморово на левобережную и правобережную части. Может быть, оттого, что во времена о