– Всех благ тебе, батя. Ты позвал – я пришёл.
– Толян, время дорого и рассусоливать долго не буду, – сразу взял быка за рога Гамлет. – Ты эту девочку знаешь и понял, о чём я хочу с тобой потолковать. Я хочу вытащить на волю её мужа, которого ты кому-то помог упрятать.
– Гамлет, сука буду, пусть этот косяк на мне, но я не в курсях был, что ты в этом деле свой интерес имеешь. Я думал, мужик её – обычный коммерсюга, а коммерсов нам сам бог велел их стричь и с них иметь.
– За это у нас будет разговор отдельный. А пока скажи, кто тебя нанял, у кого такой зуб большой на этого коммерсанта вырос?
– А я знаю? Какой-то деловой, в годах уже, вроде как нездешний, потому что город плохо знает. Он сам на меня вышел: чё да как, ты, мол, нормальный пацан, а у педрилы на содержании живёшь. Не стрёмно? Я, говорит, тебе надёжную делюгу предлагаю – надо одного чёрта подставить через его бабу. Вот эту вот. А за работу заплачу, говорит, так, что можешь год со шприца не слезать. Ну, я и подписался.
– А что за деловой? Как назвался?
– Да никак не назвался. Я всего раз и разговаривал-то с ним, а так больше с его подельником общался, того Михой зовут. На вид Миха дохленький, в очках, но по всему видать, что духовитый – такой пятерых прирежет на хер и через губу не сплюнет. А этот: лет где-то в районе шестидесяти, седой, но здоровый. Видать, что сидячий не раз – по понятиям толкует, шрам поперёк кадыка. Конкретный, на фраера я бы и не повёлся даже. Получилось всё ништяк: я петушку своему по почкам настучал – он как миленький к этой бабе полетел и втюхал ей пакет с герычем. Мужика её тут же мусора и повязали. Там у них, похоже, уже всё схвачено было. Миха со мной тем же вечером сполна рассчитался. Петушка моего, правда, пришлось удавить – зачем мне лишнее палево?
– Как их отыскать – знаешь?
– Без понятия даже. Миха меня всегда сам находил. Где они кантуются, чем коммерсюга им насолил – я не вдавался. Бабки получил и – не стой, не мёрзни: не жди, не встретимся…
Я сидела и слушала их разговор с напряжённым интересом, хотя и не могла понять: как можно по этим скудным сведениям вычислить супостатов, устроивших провокацию через обезьяноподобного Толика. Была бы возможность поговорить с Володей – он прояснил бы ситуацию и подсказал, кому же так захотелось его крови. А так…
Оплеуха из прошлого
В сумочке у меня неожиданно завибрировал мобильник. Я вопросительно взглянула на Гамлета. Не прерывая разговора, он кивнул мне – послушай. Я поднесла сотовый к уху, хотела извиниться и попросить перезвонить позднее, но совершенно незнакомый мне бесцветный мужской голос вдруг произнёс:
– Ольга Сергеевна, простите за беспокойство, но с вашим сыном Димой, который гостил у вашей подруги, случилось несчастье – ногу сильно вывихнул. Я её сосед, она меня попросила позвонить и сообщить вам.
И отключился. Я оцепенела. Наверно, на лице моём были написаны такие ужас и отчаяние, что Гамлет остановился и вопросительно взглянул на меня.
– Димка, сын, травмировался. О, господи!
– Что-то серьёзное?
– Ногу вывихнул. Как я могу выбраться отсюда? Надо срочно поехать туда! Ой, сыночек…
– Оля, не паникуй. Мы тут с Толиком ещё потолкуем, а ты пойди и скажи Аркаше, пусть отвезёт тебя. Забирай сына и доставляй его прямо сюда. Врача найдём. Надеюсь, всё не очень серьёзно. И будь осторожней – вдруг это подстава. Пусть Аркаша…
Последних слов Гамлета я не слышала, вылетая за дверь. Я уже была не бизнес-леди, не преступница в розыске – тигрица, у которой покалечили детёныша. В тот момент у меня и в мыслях не мелькнуло даже, что всё это может быть примитивной полицейской засадой на живца: даже знай я, что меня там убьют – всё равно пошла бы. Всякие опасения стёр начисто мощный материнский инстинкт.
Через пару минут мы с невозмутимым Бобоном уже неслись в сторону центра города, и я, размазывая по лицу слёзы, мысленно молила бога, чтобы вывих не был сильным, и чтобы Димку не увезли в больницу. Степановна – кремень-баба, должна сориентироваться.
За пару домов от пятиэтажки Степановны Бобон благоразумно остановил «Ауди». К моему облегчению, «скорая» около дома не стояла, но расслабляться было рано. Я выскочила и опрометью побежала к подъезду, будто бы несколько секунд могли что-то решить. Задыхаясь от бега, я рванула дверь на себя, как вдруг услышала за спиной:
– Не торопись, Олечка, время терпит…
Голос этот я узнала бы из тысяч других голосов. Я резко обернулась.
Она почти не изменилась за те годы, что мы не виделись, лишь сеть мелких морщинок усыпала виски, да губы, которые я всегда помнила ярко-красными, начали с возрастом выцветать.
– Мама?! Что ты здесь делаешь? Откуда?
Она приложила палец к моим губам и грустно улыбнулась:
– Ну вот, пожалуйста, единственная и любимая дочь: не виделись чёрт-те сколько времени, и что я слышу вместо «здравствуй»?
Я смотрела на неё молча, не в силах вымолвить что-либо. За первым потрясением нахлынула тревога. Ну не могла, никак не могла моя мать случайно оказаться в этот момент и на этом месте. Ситуация, равнозначная тому, как если бы из-за угла вдруг выскочила пантера – и немыслимо, и опасно. Откуда было матери, в принципе, знать, что я живу здесь, в Кикиморово? А тут вдруг, по прошествии более чем пяти лет, не отмеченных ни письмами, ни звонками друг другу…
Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять: мои проблемы последних дней и эта встреча как-то связаны между собой. Ноги мои стали ватными, как вдруг я спохватилась:
– Мама, а Димка!?..
– Не волнуйся, с ним ничего не случилось, он жив и здоров. Никакого вывиха, это я придумала затем, чтобы вызвать тебя сюда для разговора. Отойдём в сторонку и потолкуем не торопясь, хорошо?
– Ты с ума сошла! Так пугать меня! Появляешься, как привидение, за спиной, эти идиотские звонки… – истерически затараторила я. – Ну ладно, давай поговорим. Можем зайти в квартиру, познакомишься с моей подругой, наконец-то увидишь, как вырос твой внук…
– Я видела его. Только Димки сейчас здесь нет, и вообще… тебе лучше в эту квартиру не заходить… Давай-ка присядем на скамеечку.
Мысли метались внутри моей головы, не складываясь ни во что связное. Как лунатик, я пошла вслед за матерью, совершенно автоматически отметив, что она дорого и со вкусом одета, да и выглядит достаточно ухоженной, не как в последний раз, когда я видела её.
Мы сели на скамейку, и я наугад ринулась в атаку:
– Откуда ты узнала, что я живу здесь?
– Чего проще! Помнишь, ты Женьке Ковалёвой писала пару лет назад, рассказывала о том, как обустроилась в Кикиморово? Мы с ней случайно встретились, она-то и сообщила. И слава богу! Ты вообще молодец, Олечка, сорвалась с грудным ребёнком – и исчезла. Я даже в розыск подавала. Славяна твоего потом мусора по допросам затаскали – не пристукнул ли, мол, тебя по пьяни… Хороша доченька! Вроде мы с тобой не чужие друг другу, а? Хоть бы мне черканула пару строчек. Или опасалась, что Славка тебя и здесь достанет? Так можешь не волноваться. Уж три года, как он в могиле…
– А что случилось? – машинально поинтересовалась я.
– Да что с ним, козлом, могло случиться – лёг бухой спать и не проснулся. Сердце остановилось. Пожри-ка водочки в таких количествах… Только через неделю соседи спохватились, когда пованивать начал. Так что Димка твой – давно безотцовщина. Ах, да, у него же теперь новый и богатенький папа!
Она резала и резала по живому, не давая мне опомниться. Неожиданное появление, сообщение о смерти Славки, просчитанное ехидство насчёт Димки и болезненное напоминание о Володе. Ах, как памятны были мне эти интонации, непоколебимая уверенность в собственной правоте, стремление подмять другого под себя! Всё одномоментно всплыло в моей памяти, и я взбесилась:
– Мама! Скажи честно: зачем ты здесь? что тебе надо? Когда-то ты вынудила меня уйти из дома, и я тебе этого никогда не прощу! Из-за тебя я наделала глупостей со Славкой, с беременностью этой. А потом я вырвалась, начала с нуля, и теперь у меня новая жизнь. Совсем другая. Пойми: прошло много времени, и я изменилась. Всё, что связано с теми годами, я распихала в памяти по самым тёмным углам. И вот ты появляешься, вся из себя такая милая добрая мамочка. Да я не верю тебе! Думаешь, ты по-прежнему силой сможешь управлять мной, как в детстве?!
Мать нахмурилась, перебирая пальцами ремешок сумочки:
– М-да… Тёплой родственной встречи не вышло. Оля, ты так ёжиком и осталась. А как насчёт того, кто старое помянет? Думаешь, я не плакала о тебе, когда ты неожиданно исчезла? Думаешь, не корила себя за всё? Ты ведь у меня одна. И в моей жизни многое изменилось за это время, но я-то разыскала тебя.
– Зачем? Тебе денег дать, чтобы ты мой адрес забыла?! Я же понимаю: ты не с неба свалилась, что-то надо тебе от меня. Ведь не около моего дома ждала, а тут. Уж этот адресок я точно Ковалёвой не сообщала. Правда, мама?
Карты вскрыты все
Мать полезла в сумочку, достала бело-синюю пачку «Парламента», протянула мне. Я отрицательно мотнула головой. Она усмехнулась:
– Не куришь? Молодец, девочка. Характер у тебя отцовский – со своего и силой не сковырнёшь.
Закурила сама. Кончики её пальцев чуть заметно дрожали. Потом мать заговорила, медленно подбирая слова:
– Послушай и попробуй понять меня. Девочкой ты всегда была сообразительной. Признайся, думала, наверно, что за эти годы мать напрочь спилась? Ну, может, и спилась бы, да под старость лет снова мне счастье улыбнулось. Не всё же тебе… Появился в моей жизни человек, с которым мы не виделись много лет. Думала, забыл он меня. Оказывается, помнил. Серьёзный человек, среди братвы авторитетный. Судьба у него сложилась тяжко, сидел много раз, здоровье в лагерях оставил, но не скурвился. Вот он-то меня и вытащил из грязи, в руки взял. Да я и сама этому рада была. Знаешь, как мы с ним несколько лет прожили! Тебе с твоим буржуем и не снилось… Когда человек по зонам больше чем полжизни проскитается, он любовь да заботу совсем по-другому ценит. И отвечает тем же. Я за ним эти годы, как за каменной стеной жила. Всё вернулось, всё получила, чего мне в молодости не досталось – деньги, тряпки, мужская надёжность. Думала, конца-края не будет моему счастью, да всё не так повернулось. Он – старой закалки ещё, в законе живёт, не как нынешние молодые отморозки. И братва поставила его смотрящим за нашим районом города. Ну, рамсы там всякие решать, следить, чтобы беспредела никто не допускал. Это, я тебе, доченька, скажу, не угольком торговать – тут человек каждый день по лезвию бритвы ходит. А у него времени и сил на всё хватало… Только неувязочка вышла. Есть у нас в городе один такой, из молодых да ранних. Сразу и не поймёшь – то ли деловой, то ли обычный барыга. Поднялся он, пока ещё вся эта ельцинская муть в стране творилась, а потом начал братве своё навязывать, взялся грубить серьёзным людям. Ему раз-другой пояснили, что так дела не делаются. А он – нет, чтобы прислушаться – на дыбы встал и дело до крови допустил. На моего мужчину натуральную охоту открыл, рожа беспредельная: сначала квартиру, где мы жили, взорвали – я чудом в живых осталась, потом пулей Серёгу достал. Не смертельно, слава богу, но рана серьёзная была. Пришлось мне увозить его в деревню и у тётки Анны – помнишь её? – несколько месяцев выхаживать. Там, в городе, и по сей день такая мясорубка идёт – на кладбище всего за несколько месяцев могил двадцать прибавилось с той и другой стороны… Решил он от дел совсем отойти, уехать куда-нибудь. А куда? Родных его в живых никого не осталось, начинать на старости с нуля ой как нелегко! И тут пришла мне в голову мысль о тебе. Хорошо бы, думаю, поехать к Ольге в Кикиморово, устроиться там, и внук был бы под боком. Но я-то знаю тебя… Вон как ты меня д