Совершенно таинственное исчезновение!
Непонятно было не только, зачем Оксана полезла на вышку, но и то, каким образом так удачно - или, скорее, неудачно для девушки - сломалась, сбросив ее вниз. На первый взгляд это падение выглядело как несчастный случай: когда Оксана забралась почти на самый верх лестницы, то незакрепленная предпоследняя секция упала на пол, вместе с ней полетела вниз и Оксана, так что она грохнулась с высоты не трех метров, как я, а целых шести. Но в несчастный случай, конечно, и теперь никто не верил: не бывает таких совпадений, тем более что с утра на самый верх лазил Майк, которому было поручено привязать эластичной веревкой последнюю секцию к одному из крюков в потолке, и он утверждал, что тогда все было закреплено намертво. Никаких следов злоумышленник не оставил: лестница не была подпилена, следов преступных манипуляций не осталось. Только три больших болта, выпавшие из гнезд, валялись на полу.
В первую очередь трясли всех, кто устанавливал реквизит. Эта идея - выдвинуть лестницу на первый план - пришла в голову Тамаре. Правда, Тамара утверждала, что Оксана тут же подхватила ее и была ее самым большим энтузиастом; именно под ее началом наши мужчины дружно выкатили вышку на середину. Однако, когда допрашивали Горячеву, та заявила, что Оксана лишь выполняла указания начальства, не более того, и никакой самостоятельности не проявляла.
Степан же Кочетков страшно возмутился: обстановку переменили, не то что не считаясь с его мнением как режиссера - даже его не спрашивая.
Он немного запоздал и вошел в студию как раз тогда, когда перестановка мебели была в самом разгаре; круто развернувшись, он направился в наш крошечный офис - монтажную, расположенную двумя дверями ближе к лифтам - там Тамара звонила по телефону. Вскоре оттуда раздались громкие голоса, и через несколько минут Тамара и Кочетков вместе вошли в студию; Степан почти визжал:
- Это безобразие! Нарушается сама концепция передачи! Как можно было менять фон! И зачем вы тащите сюда эту лестницу?
- Потому что так распорядилась Тамара, - ответила Оксана, не прерывая своего занятия.
- Потому что не ты тут распоряжаешься, - ответил Толь Толич; между режиссерами не было особой симпатии.
- Если не со мной, то хотя бы с дизайнером посоветовались бы! - продолжал брызгать слюной Кочетков.
- У меня нет средств на дизайнера, мне приходится кормить стольких дармоедов! - вопила Тамара.
- Но ты ведь, Степа, не дизайнер, - сказал свое веское слово Толь Толич.
После чего Степан заткнулся и стал бормотать что-то себе под нос. Анатолий Анатольевич Крашенинников, несмотря на истинно русские имя, отчество и фамилию и вполне европейскую, без каких-либо особо выраженных семитских черт, внешность, был евреем. Степан Кочетков, как и многие закомплексованные люди, являлся если не ярым юдофобом, то закоренелым русофилом. Думаю, что его антипатия ко мне частично объяснялась и тем, что во мне перемешалось много разных кровей.
Ну а то, что наш продюсер ценила Толь Толича гораздо выше его, Кочетков объяснял «жидовскими происками» - он как-то раз выкрикнул это в запале и потом извинялся.
Про эпизод с дизайнером, которому я, разумеется, не была свидетельницей, мне потом рассказал слово в слово сам Толь Толич. Но почему Кочетков был против того, чтобы двигать лестницу: просто из принципа или он уже тогда знал, что одна из секций держится на честном слове?
В тот день Синякова буквально вытащила Майка из постели, чтобы он привел в порядок вышку, и он возился с ней целый час до того, как на работу пришли остальные сотрудники: стирал ржавчину и, как он утверждал, намертво закрутил каждый болт и каждую гайку. Тащили лестницу все вместе: Толь Толич, Олег, Виталик, Майк, даже Виктор Алексеевич. Георгий Павлович в это время вышел покурить - физическая работа была не по его части - Степан Кочетков неодобрительно смотрел на это со стороны. Потом на вышку взобрался Майк, как самый молодой и ловкий, и привязал верхнюю перекладину к крюку в потолке. Лестница под ним даже не пошатнулась. Естественно, Майка тут же взяли в оборот опера с Петровки; его увезли и допрашивали несколько часов, но ничего от него не добились. На следующий день он снова появился на работе, бледный, напуганный, но не сломленный. Однако большинство сотрудников «Прикосновения» его все-таки сторонилось.
Так что вопрос был не снят: выпали ли винты сами по себе, что было крайне маловероятно, или их выкрутил злоумышленник?
Если так, то когда ему это удалось? Ведь в студии все время крутились люди. Однако один момент, когда это можно было сделать, все-таки был: закончив основную работу по переоборудованию студии, Тамара пригласила всех в нашу монтажную-офис - она не могла отходить далеко от телефона. По нему она давала своим подчиненным последние инструкции. Однако были ли в тесной комнатушке все сотрудники «Прикосновения», а главное, в какой последовательности люди входили и не выходили, никто вспомнить не смог. Это мини-совещание состоялось примерно за двадцать минут до того, как мы с Марком добрались до Останкино, и продолжалось примерно четверть часа. Потом все, кроме Тамары и монтажницы Светы, снова вернулись в студию; Степан тоже поплелся вслед за всеми, ворча что-то себе под нос. Тут как раз появились и мы с Марком, а через несколько минут - и оперативники из МУРа.
Так что произвести манипуляции с лестницей могли многие, тем более, как я уже упоминала, она была устроена практически как детский конструктор, и частично разобрать ее было совсем несложно. Кроме не выходившей из монтажной Светланы, которую и так уже давно исключили из списка подозреваемых, и Тамары: мало того, что она все время была на виду, из-за своей тучности она просто не смогла бы подняться по крутой узкой лестнице, да и старая железная арматура не выдержала бы ее веса. На лестнице остались отпечатки пальцев всех, кто ее перетаскивал и принимал участие в переоборудовании, то есть всех мужчин, кроме второго оператора и второго режиссера, а также Таисии и самой Оксаны. Таким образом, пальчиков тех, кто числился в моем личном списке подозреваемых под номером 1 и 2, Степана Кочеткова и Лены Горячевой, на орудии преступления обнаружено не было!
Хотя преступник мог действовать и в перчатках…
Версия с потерянным и найденным ключом от студии тоже отпадала. Если бы злодей открутил секцию заранее, она упала бы либо при переносе вышки, либо тогда, когда на нее взбирался Майк.
Детективы были сбиты с толку. Основная версия следствия пошла прахом, да и не основные тоже. Оксана оказалась не преступницей, а жертвой. Мотивы преступления - вернее, преступлений - оставались в глубоком тумане, который все более и более сгущался. Одно было ясно: надо было все начинать с самого начала!
Но как это сделать, если в съемочной группе царила самая настоящая паника! В такой обстановке проверяется, что для человека важнее: жизнь или работа, - и большинство, повинуясь инстинкту самосохранения, выбрало, естественно, жизнь. Когда после гибели Оксаны капитан Филонов наконец отпустил всех домой, то первым оповестил о своем дезертирстве осветитель Виктор Алексеевич.
- Все, ребята, я сюда ни ногой, пока убийца не будет сидеть за решеткой, - заявил он громогласно, ничуть не стесняясь. - Мне дорога моя жизнь, к тому же у меня долг перед семьей - он жил вместе со своей престарелой мамочкой.
Остальные бежали с поля боя поодиночке, немного стесняясь своей трусости, и даже не осведомились для приличия о том, когда и где будут хоронить Оксану. Впрочем, погребение было отложено на неопределенный срок из-за того, что криминалисты не желали расставаться с трупом, надеясь провести какие-то дополнительные исследования, к тому же бывший муж, поставленный в известность о трагедии, никак не мог разыскать родителей Оксаны, которые давно разошлись и пребывали теперь в разных городах и весях, чтобы сообщить им печальную весть.
Итак, почти все мои коллеги разлетелись кто куда. Монтажница Светлана попросту взяла бюллетень по поводу «нервного истощения». Георгий Павлович сообщил, что его пригласила на заработки другая компания, и отбыл на три недели в Сочи, где шла полным ходом подготовка к «Кинотавру». Виталик взял две недели отпуска, в котором Синякова не смела ему отказать, и уехал с детьми в подмосковный дом отдыха. Таисии после рокового падения Оксаны никто не видел; впрочем, от капитана Филонова мне стало известно, что эта девица ушла в наркотический кайф к так там и находится. Наконец, Степан Кочетков просто исчез, без всяких объяснений. Муровцы со скрежетом зубовным наблюдали, как подозреваемые и свидетели расползаются по разным углам, но ничего поделать с этим не могли у них не было никаких зацепок.
Остались в строю, кроме меня, только Толь Толич - из уважения к Синяковой, Лена Горячева, деваться которой было просто некуда, Олег Варзин - наверное, просто из солидарности. Впрочем, может быть, так проявлялась их отвага, которую я бы назвала безрассудной, если бы не отчаянное положение нашей телекомпании. Впрочем, остался и юный Майк - уж он-то точно из чувства юношеской бесшабашности, влюбленности в телевидение и любви к риску.
Тамара Синякова была на грани депрессии, но еще барахталась, вернее, пыталась барахтаться. Она не была моей подругой, у меня, конечно, появлялись к ней претензии и творческого, и вполне материального плана, но бросить ее в такой ситуации я не могла. Ведь на последнем совещании с руководством телеканала «1+1» было решено, что мы отснимем как минимум еще восемь передач, в противном случае заплатим крупную неустойку. Синякова согласилась на такие кабальные условия только потому, что «Прикосновение» оказалось на грани банкротства. Более того, Тамара призналась мне, что в качестве гарантии ей пришлось заложить свою пятикомнатную квартиру в престижном районе, в самом конце Ленинского проспекта, так что в любой момент ее могли выбросить на улицу. Так что уйти сейчас было бы предательством.
Когда прошел первый шок, я сказала о своем решении Марку и его брату. Сергей до сих пор жил холостяком - первая и единственная его жена оставила по себе такую память, что он испытывал чуть ли не панический ужас перед повторным браком - и нередко забегал к нам вечером домой, чтобы погреться у чужого, но родственного огонька. Особенно часто в у, последнее время, когда начались трагические события в телекомпании. Я думала, что братья начнут в унисон отговаривать меня, но этого не произошло. Они молча переглянулись, будто обменивались какой-то важной информацией, потом Марк нежно взял меня за руку, а Сергей заговорил ласковым тоном, каким беседуют с тяжелобольными: