- Агнесса, боюсь, ты права и тебе надо продолжать свою работу, хотя, честно говоря, я бы на твоем месте бросил Синякову на произвол судьбы.
Наши бухгалтеры выяснили, что при всех денежных неурядицах, когда она задерживала гонорары своим людям, в том числе и тебе, про свой собственный карман она не забывала. Так что оставим в стороне высокие побуждения. Но ты права в одном: если это маньяк-убийца, то он, скорее всего, охотится за всеми сотрудницами «Прикосновения», независимо от того, появляются они на экране или нет. Так что следующими его жертвами могут, скорее всего, стать либо ты, с которой он не довел дело до конца, либо Горячева.
Я заметила, что он упустил из виду Синякову с племянницей - видимо, ни ту ни другую он не считал достойными внимания гипотетического маньяка.
- Так вот, если это действует серийный убийца, ему уже неважно, снимаешься ты на телевидении или нет: он все равно тебя когда-нибудь попытается достать, даже если ты будешь сидеть дома за крепкими запорами, но ведь тебя невозможно посадить под замок. Пока убийца на свободе… Пока мы не знаем, кто это, нельзя успокаиваться. Поэтому давай сделаем так: ты продолжаешь работу, но под самым пристальным наблюдением.
- Интересно, как это вы представляете себе: приставите охранника, который будет сопровождать меня даже в туалет?
- В таком случае, боюсь, тебе придется ходить под охраной до конца жизни. Нет, внешнее наблюдение будет почти незаметным. Тебя это устраивает?
- В таком случае - устраивает.
- Ты не бойся, мы примем все меры. Мы и ребята с Петровки разделили обязанности, за всеми подозрительными персонами установлена слежка.
- Так кого же вы теперь подозреваете?
Сергей снова переглянулся с Марком и тяжело вздохнул:
- Всех… Теперь надо все начинать сначала.
Глава 12
Тамара Синякова готова была молиться на меня и на тех, кто оставался ей верен, несмотря нм на что. Работу надо было продолжать. Но как? В тот день, когда погибла Оксана, съемки, естественно, были отменены, но и в последующие двое суток, на которые «Прикосновение» арендовало студию, мы не могли бы работать при всем желании - помещение было оккупировано милицией. Денег на аренду у Синяковой больше не оставалось, во всяком случае - пока, но надо было выкручиваться. Мы и крутились.
Одна из участниц несостоявшихся ток-шоу должна была появиться на экране обязательно, и притом в ближайшее время. Речь шла о Коринне Ремезовой, известной феминистке, которая баллотировалась в Думу по одномандатному округу, освободившемуся из-за того, что предыдущий депутат перешел в правительство. Хотя, как правило, мы не участвовали в политических играх, Синякова, однако, была чем-то обязана Коринне, а долг, как известно, платежом красен. В чем состоял долг, я не стола выяснять, знала только, что он был морального, а не материального порядка. И мы решили пойти протоптанным путем - снимать наши программы в домашней обстановке. Во всяком случае, хотя бы эту, с которой надо было спешить.
К Коринне мы поехали втроем: я, Олег и Майк. Наружного наблюдения что-то не было видно. Феминистка жила на южной окраине Москвы, у самого кольца. Она предупредила меня по телефону, что у нее не самая подходящая обстановка для съемки, но я как-то не придала ее словам значения. Поэтому, когда дверь в ее квартиру распахнулась, меня охватило состояние легкого шока: с потолка прямо в передней текла вода; паркет утопал в лужах, а какая-то пожилая женщина с засученными рукавами, наверное, мать хозяйки дома, возилась с ведром и тряпкой. Сама феминистка, одетая в нарядный черный костюм с блестками, стояла перед дверью, нервно поддергивая вверх подол юбки; в глазах ее стояли слезы.
- Протечка, - только и вымолвила она.
Впрочем, все и так было понятно. За моей спиной нерешительно топтались мужчины с аппаратурой. Благослови, боже, человека, придумавшего сотовые телефоны! Отступив на шаг, потому что вода уже подбиралась к носкам моих новых полусапожек, я вытащила трубку из сумочки и набрала номер Тамары. Проблема решилась быстро: Синякова пригласила всех нас к себе.
Я не раз бывала у Тамары, в ее когда-то роскошной, а ныне сильно запущенной квартире. Обои в передней были ободраны - ее кот Дорофей упорно не признавал когтедралку; на покосившуюся вешалку страшно было что-нибудь повесить - казалось, она только и ждет этого, чтобы упасть. Однако большая гостиная, куда провела нас хозяйка, еще сохраняла какой-то старомодный шарм: красный, красивый, хоть и потертый ковер во всю стену, резная горка черного дерева, стулья с гнутыми спинками, но с засаленной и кое-где порванной обивкой.
Тем не менее высокие, за три метра, потолки создавали впечатление свободного пространства. У стены с ковром стоял диван, выглядевший вполне прилично, хотя ему было никак не меньше десяти лет, и мы с Олегом одновременно решили, это идеальное место для моей беседы с героиней.
Тамара предложила нам кофе; синие круги под глазами теперь оставались у нес постоянно и стали неотъемлемой чертой ее внешности. Феминистка постепенно адаптировалась к незнакомой обстановке; минут двадцать мы с ней приводили себя в порядок. Наштукатурив физиономии, мы выяснили, что в спешке, спасаясь от потопа, забыли туфли героини. Тамарины туфли оказались на два размера больше, но это все-таки лучше, чем сапоги, и она их надела, недовольно бормоча что-то себе под нос и посматривая на нас с подозрением. Коринна была на телевидении далеко не новичком и считала, что на экране из-за злой воли шовинистов-операторов выглядит на двадцать килограммов тяжелее и на десять лет старше. Это, конечно, иллюзия, но Олегу и Майку пришлось здорово потрудиться, устанавливая свет, чтобы ее ублаготворить.
Готовила я передачу сама, не полагаясь на Лену: то, это она писала для меня после нашего конфликта, меня совершенно не устраивало. Впрочем, это было не слишком трудно; я знала Ремезову по ее статьям и выступлениям, а недавно вышла ее книга «Мой женский век», которую я прочла как раз накануне от корки до корки. Это была художественная автобиография, и читала я ее как психолог, натасканный на психоанализе. Коринна описывала себя как умную, яркую, красивую особу, успешно преодолевшую детские комплексы, справившуюся со всеми препятствиями, которые ставила перед ней жизнь, и «социально успешную».
Но со страниц книги проглядывало существо жутко закомплексованное, поминутно самоутверждающееся за счет своих близких и не слишком близких, и страшно озлобленное. Недолюбленная в детстве, она возненавидела своих родителей и заодно советский строй, да так и не научилась любить, хотя, судя по всему, свою единственную дочь она обожала. Но мужчин Коринна презирала принципиально, хотя одновременно жить без них не могла. В постели. Себя она представляла как необычайно сексапильную и сексуальную особу, но истинного тепла и чувственности в ней не ощущалось, а сквозило лишь холодное самоутверждение за счет мужчин-партнеров. При этом она описывала бесчисленное множество своих любовников и возводила банальный адюльтер в доблесть. О, как она любовалась собой! Как стервозно и талантливо поливала грязью своих недругов, каковыми являлись чуть ли не все окружающие ее люди!
И это чувство горькой обиды на жизнь постепенно преобразовалось в тайниках ее психики в борьбу за права женщин. Все свои неудачи, крупные и мелкие, она приписывала проискам захвативших господствующие позиции мужчин и боролась за освобождение женщин, и от посудохозяйственного рабства, и от дискриминации во всех сферах жизни. Когда я присматривалась к вей, раздумывая, с чего начать программу, мне вдруг стало ее жаль: вблизи она не казалась ни красивой, ни самоуверенной - просто передо мной сидела рано постаревшая, уставшая от постоянной борьбы баба со всё еще хорошей фигурой, которую она подчеркивала обтягивающим топом с большим декольте, так что грудь ее выглядела не по возрасту провоцирующе.
Понятно, почему она то и дело на страницах своей книги представляла себя жертвой сексуальных домогательств, подумала я про себя; если бы и я подавала себя, как перезревший фрукт на блюде, то не смогла бы и шагу ступить, чтобы не оказаться в чьих-нибудь жадных до плоти лапах. Нм она сама, ни ее взгляды мне не нравились, но я должна была отрешиться от своего личного отношения и подойти к делу профессионально. Мне надо было представить ее публике так, чтобы она стала ей симпатична и чтобы эта передача прибавила ей голосов на выборах.
В последнее время я все реже придерживалась жесткого сценарного плана и все чаще давала волю импровизации. Я начала с радостной ноты - с книги; в слегка выспренных, но доброжелательных выражениях я поздравила ее с выходом в свет этого капитального труда - и дала знак оператору, чтобы он показал «Женский век» крупным планом. Реклама никогда не бывает лишней. Коринна тут же стала рассказывать, сколько нервов и сил ей стоило пробить свое произведение в печать. Я прервала ее, сознавая, что издательские сложности зрителям малоинтересны:
- Так кто же все-таки вам мешал в данном случае больше, мужчины или женщины?
Коринна была умна: она не попалась на удочку, и ответ ее прозвучал совершенно нейтрально. Я не сдавалась и предложила ей кратко рассказать о своих взглядах, изложенных в книге, нашим зрительницам. Но Коринна предпочла наступление:
- Агнесса, вот вы - молодая, образованная, интересная женщина. Неужели же вы никогда не страдали от того, что мужчины, намного ниже вас по уровню интеллекта, подставляли вам ножку?
Я поблагодарила ее за комплимент, но решила отвечать честно:
- Нет, ни разу. Зато много раз это делали женщины, из ревности или зависти, уж не знаю. Уверена, что и вы, Коринна, с вашими-то внешними данными и вашим умом, от этого страдали.
Если бы она это отрицала, то призналась бы в том, что другие женщины не видят в ней соперницу! Боже мой, что я делаю, я опускаюсь до уровня нелюбимых мною интервьюеров-провокаторов, подумала я про себя. Но Коринна успешно избежала ловушки, развивая тезис «какие у нас мужчины - такие и женщины».