- За ним наблюдают, Агнесса, но против него пет никаких улик, - пояснил Сергей.
- Но капитан Филонов, который, кстати, в отличие от моих родных и близких охотно со мной общается, уверяет меня, что почерк убийцы не похож на почерк сексуального маньяка…
- И я тоже тебе об этом говорил, - раздраженно бросил Сергей. - Вечно ты, Агнесса, лезешь не в свое дело...
- Так вот если убийца все же маньяк, то у него может быть мотни, практически не связанный с сексом.
Мне это сегодня пришло в голову, пока мы снимали ток-шоу с феминисткой Ремезовой. Она мне рассказала, между прочим, что после выхода ее книги ей звонили разъяренные экземпляры мужского пола и угрожали убить. Что объединяет нас троих, жертв неизвестного преступника, кроме того, что мы все работали в одной телекомпании? Мы все трое - самостоятельные, независимые женщины, своими силами пробивающие себе дорогу в жизни. Так сказать, «self-made women».
- Про Котову так сказать нельзя: она дочь своего отца, - заметил Сергей.
- Неважно, он дал ей только импульс, всего остального она добилась сама. Причем мы строили свою карьеру практически без помощи мужчин или иногда их используя, как это без зазрения совести делала и же Женя, не говоря уже об Оксане. О присутствующих говорить не будем, они не в счет. - Я скромно опустила глаза и заодно под столом не больно пнула Марка каленом, чтобы тот не заводился - Котова всю свою жизнь создавала на экране образ очаровательной, но при этом умной и эмансипированной дамы. Пусть официально она не провозглашала себя феминисткой - это могло бы нанести серьезный удар по ее имиджу, феминисток у нас, в общем-то, не любят, - но многие ее именно так и воспринимали. Я, конечно, к феминисткам не примазываюсь, более того, они мне в массе своей неприятны…
- Почему? - одновременно спросили Сережа и детектив.
Я замолчала, предоставив Марку возможность красочно, во всех деталях рассказать историю о том, как меня чуть не растерзала чрезмерно эмапсипированная лесбиянка.
Он очень любит ее повторять, каждый раз расцвечивая новыми яркими подробностями, так что от правды там почти ничего не осталось. На самом же деле все обстояло так: во время одного популярного ток-шоу на другом телеканале, куда меня пригласили просто как гостью, со мною рядом посадили некую Анну Презент, известную журналистку, низкорослую приземистую особу лет сорока, плохо причесанную, но в очень модных и дорогих очках; кроме очков, ничего другого в ее внешнем облике в глаза не бросалось. Было очень тесно и душно, как, впрочем, почти всегда в наших телестудиях, и я почувствовала, что ее бедро притиснуто к моему. Решив, что это случайность, я отодвинулась, но это, как оказалось, явилось отнюдь не случайностью. Она снова прилепилась ко мне и смотрела на меня жадно, как сексуально озабоченный жеребец, тем взглядом, который называется похотливым, если мужик тебе не нравится, и призывно-страстным, если ты готова умереть в его объятиях. Но она была женщиной, и мне стало противно: почему-то мне это показалось противоестественным, несмотря на то, что в теории я все понимаю и принимаю. Я воспользовалась перерывом и пересела. Во время дискуссии я имела неосторожность высказать здравую, на мой взгляд, мысль о том, что гомосексуалисты в нашем все еще традиционном обществе чаще бывают несчастны, чем счастливы, - это, кстати, абсолютная правда, подкрепленная статистикой самоубийств. И вдруг Анна, словно крылатая гарпия, а проще говоря, как фурия, слетела со своего стула и бросилась ко мне распростертыми руками, брызжа слюной. Впечатление было такое, что она вот-вот выцарапает мне глаза, и я откинулась назад, попав в объятия соседа, известного певца вполне традиционной ориентации, по какой-то ошибке природы закончившего философский факультет.
Он с трудом сдерживал смех, с важным видом выслушивая злые инвективы Анны, из которых я вообще ничего не могла понять.
- О чем это она? - шепотом спросила я своего спасителя.
- В переводе на цивилизованный язык это значит, ты допустило некорректное высказывание, - также вполголоса ответил он, проглотив смешок.
Естественно, при монтаже этот эпизод вырезали, но у меня сохранилось недоброе чувство к чересчур продвинутым «розовым» феминисткам…
Пока Марк владел вниманием заинтересованной аудитории, я размышляла над тем, как заставить их отнестись к моим теориям всерьез. Вот ведь парадокс: при всех моих антифеминистских взглядах меня бесила их убежденность в том, что место женщины может быть где угодно, но только не в детективном агентстве… Удивительно еще, что у Сергея Крутикова секретарь-референт - представительница слабого пола, хотя в юбке я ее никогда не видела, исключительно в брючных костюмах. Как счастлива была бы Коринна, если бы видела, как меня третируют…, да что там говорить - просто дискриминируют собственный муж и его брат!
- А теперь выслушайте меня! - заявила я, когда они отсмеялись, - Я хочу сказать, что, возможно, убийца затаил злобу против женщин, которых считает чересчур эмансипированными Этакий борец за права мужчин… В таком случае опасность угрожает не только мне и Лене Горячевой, но и Тамаре Синяковой.
Потому что тут убийца имеет другой критерий: он убивает не ярких сексуально привлекательных женщин, а женщин, сделавших карьеру, добившихся успеха на мужском поприще. Может, какой-нибудь голос приказывает ему это делать. А Синякова - одна из редких в нашей стране продюсеров-женщин, и притом вполне преуспевает - на поверхностный взгляд, конечно.
- И это все, что тебе пришло в голову? - снисходительно спросил Марк, и они все трое переглянулись и слегка пожали плечами: мол, чего еще ждать от женщины?
- Нет, не все. Если бы это было все, то я бы так вам представила эту гипотезу, что вы тотчас же побежали бы ловить «мужскую шовинистскую свинью», как выражаются на западе истинные феминистки, но когда сегодняшняя съемка у Тамары уже закончилась, то произошло нечто такое, что еще раз изменило направление моих мыслей. - И я описала им явление Таисии-призрака и ее странные слова, брошенные мне.
Сергей задумчиво повторил вслед за мной:
- «А ты разве не упала с лестницы? Как ты летела - дух захватывает!» Ты точно запомнила?
Я пожала плечами:
- Ты же знаешь, я на память пока не жалуюсь. А эти слова меня поразили. Потому что никто не мог видеть, как я упала с лестницы, я падала в абсолютной темноте! Только Оксана проделала свой крестный путь вниз при свете, и лицезреть это мог только один человек - ее убийца!
- Ты уверена, что Таисия тебя узнала? Или она приняла тебя за Оксану?
- Я ни в чем не уверена, кроме того, что ей недолго осталось жить на этом свете - наркомания в финальной стадии. Полное истощение организма, руки как палки, когда она подошла ко мне, рукав ее балахона задрался, и я увидела, что вены все исколоты. Она выглядела как сомнамбула; то, что она мне сказала, вполне могло бы быть и бредом. Но, может, в этом все-таки что-то есть? Так называемое рациональное зерно?
Тут они задумались и посерьезнели. Я видела, что у них уже появились какие-то свои соображения и они ждут не дождутся, когда я уйду, чтобы обсудить их между собой. Николай встал и заходил по кабинету взад-вперед, Сергей в задумчивости постукивал ручкой по столу.
- Не спешите выгонять меня, мальчики, это еще не все. - Я наслаждалась моментом; они смотрели на меня выжидательно, но я не торопилась, налила себе свежего кофе, глотнула… Я с удовольствием бы и закурила, но не хотелось по пустякам раздражать Марка.
- Когда я уже выходила из квартиры Синяковой, то на галошнице нашла вот это. - Я поставила на стол свою сумочку и медленно, почти торжественно вытащила оттуда исписанный крупным красивым почерком измятый листок бумаги. - Как видите, тут стихи. Сами по себе они ничего не значат, но почерк - Оксанин. Судя по всему, это листок из той самой ее черной тетрадки, которая пропала. Видите, какая плохо пропечатавшаяся клеточка. Я сама была свидетельницей тому, как она записывала в тетрадь черной гелиевой ручкой какие-то стихи.
- Эти стихи? - Николай вытащил откуда-то лупу и внимательно стал рассматривать ровные буковки.
- Эти, эти, - уверенно подтвердила я.
На самом деле я не видела, что тогда писала Оксана, тем более что она, уловив мой взгляд, прикрыла страницу рукой, но была уверена, что права. Стихи были корявые, явно «самостийные», то есть свободные от чересчур жесткого соблюдения ритма:
Не отворачивайся.
Я все равно здесь.
Пора расплачиваться,
И разных чувств смесь
Терзает мне грудь.
Знаю, что подлец,
Да хоть убийцей будь.
Но пустота сердец
Не даст мне заснуть.
Где твоя жена?
Куда ведет твой путь?
Как ненавистна мне она -
Ведь у нее есть все права
На то, что мне не принадлежит…
- Я ничего не понимаю в стихах, - почесал в затылке Сергей, - но, по-моему, они не того…
- Совершенно непрофессиональные, - согласилась я. - Подобные стихи пишут женщины в состоянии любовной депрессии. Я сталкивалась с такими горе-поэтессами, когда проходила практику в отделении неврозов. Обычно, когда от любви исцеляются, то и страсть к стихосложению проходит. Кстати, это называется терапией творчеством - помогает при депрессиях вообще, даже при шизофрении.
- Чтобы Оксана писала стихи?! - удивился Марк, - По-моему, это было не в ее характере. Может быть, она их откуда-то переписала?
- Она записывала их по памяти, о у Оксаны достаточно развитый вкус… то есть я хотела сказать - был хороший вкус… чтобы не учить наизусть чужие плохие стихи.
Нет, готова поклясться, что это ее собственные, и связаны они с ее личными переживаниями.
- Какими переживаниями? - не понял Сергей, - Абракадабра какая-то...
- Не совсем. Здесь речь идет о подлеце... Для многих одиноких женщин чуть ли не все мужчины - подлецы, но не для Оксаны. Уж кто-кто, а она любила мужчин, Значит, речь идет о ком-то конкретном, Упоминание об убийце - случайно ли оно, просто ли это поэтический образ, или чем-то навеян? Может быть, она подозревала, что ее неверный возлюбленный - убийца?