Я изо всех сил старалась, чтобы они приняли меля за свою, по мой белый халат все-таки служил непреодолимой преградой - я находилась по другую от них сторону барьера. Наконец, когда я уже смирилась с тем, что все мои суперменские подвиги в духе героев боевиков пропадут зря и ничего, кроме обрывков сплетен, здесь не добыть, удача мне улыбнулась. Совсем юная девчушка с веснушчатым лицом указала мне на санитара, который, прихрамывая, вез тележку с пустыми бачками к лифту. Этот квадратный детина невысокого роста, казалось, был больше о ширину, нежели высоту; звали его, по словам девчушки, Петром.
То, что произошло потом, увы, продемонстрировало, что для настоящего частного детектива мне не хватает очень важного качества - терпения. Мне бы удовлетвориться полученной информацией и тихо исчезнуть, так нет же, я тут же спустилась и, когда приехал лифт, была уже внизу и придержала двери, пока Петр вывозил тележку на улицу. Я засеменила рядом с ним, приноравливаясь к его неровному шагу,
- Тебе чего, дивчина? - спросил он.
Теперь я рассмотрела его лицо вблизи в ярком солнечном свете. Оно показалось мне отталкивающим - оплывшее, в красных прожилках; впрочем, кто идет в санитары психиатрички? Дело тут отнюдь не в призвании; это люди без профессии, пьющие и агрессивные, которые не в состоянии заработать на жизнь более приятным и безопасным способом. Тем не менее, могу сказать честно - никакого дурного предчувствия у меня не возникло, и я спокойно завела с Петром разговор. Мне показалось, что он заинтересовался; во всяком случае, не послал меня сразу на три буквы, а попросил подождать его у третьего корпуса.
Вскоре он вернулся уже без тележки и открыл передо мною какую-то низенькую дверцу в цокольном этаже своим ключом. Мы очутились в кладовке, где были сложены, рамы и панцирные сетки от коек, матрасы, порванные одеяла и старые телогрейки. В каморке не было окон, ее освещала лампочка без абажура, висевшая под потолком. Тут было очень душно, к обычной больничной вони примешивался и запах плесени, Я очень чувствительна к ним, и мне стало нехорошо: закружилась голова, к горлу подступил комок. Впрочем, может, это случилось со мной не от спертого воздуха, а от чувства тревоги, которая вдруг овладела мною? Я двинулась было к двери, чтобы глотнуть свежего воздуха, но тут в кладовке появилась еще одна фигура: высокий кряжистый мужчина в грязном халате и ватнике.
- Куда? - схватил он меня за рукав и с силой швырнул в угол; я не удержалась на ногах и плюхнулась на груду старых одеял.
- Ну что, Петро, выяснил, кто она такая? - обратился длинный к широкому санитару.
- Пока еще не поговорили, - отвечал тот.
Он схватил меня за шиворот и хорошенько встряхнул, словно куклу; из кармана моего халата выскользнул телефон и, как назло, ударившись о железную раму кровати, треснул. Впрочем, мне было уже не до мобильника. До меня дошло наконец, в какую скверную историю я попала, и лихорадочно пыталась сообразить, как из нее выбраться.
Санитары воззрились на разбитую трубку, потом одновременно подняв глаза, уставились на меня такими тяжелыми взглядами, что я бы немедленно отступила, если бы было куда отступать.
Я вжалась в угол, но длинный подошел ко мне вплотную и схватил за горло.
- На кого работаешь, сука? - громовым голосом заорал он, сжимая мои пальцы. Очевидно, вопрос был чисто риторический, потому что при всем желании ответить ему я не могла.
Но и желания такого у меня не было - я задыхалась, и все вокруг вдруг померкло. Длинный брезгливо бросил меня на пол, и, пока я пыталась отдышаться, мужчины говорили между собой, обращая на меня не больше внимания, чем на рухлядь вокруг. Сквозь гул в ушах, силясь собрать остатки ускользавшего сознания, я прислушивалась к их разговору, но передать его на бумаге, если бы потребовалось, я не смогла при всем желании, потому что, переводя сказанное на язык цивилизованный, от него осталось бы всего несколько междометий. Я поняла только, что они обсуждают, как поступить со мной: свернуть ли мне шею сейчас или подождать, пока мою судьбу решит некий Маргулис.
Наконец, длинный снова нагнулся надо мной: на меня пахнуло перегаром, но я не отшатнулась, а смиренно опустила глаза долу.
- Признавайся, тебя старшая, бл… заслала? Или на ментов шпионишь?
- Ни на кого я не шпионю, просто без наркоты жить не могу и сюда специально работать устроилась, - тихим голосом отвечала я, сверля глазами пол у его ног. Там валялась металлическая ножка от кровати, и это вселило в меня некоторую надежду.
- Да полно тебе дурочку-то валять! В таком-то наряде и с телефоном в кармане? Ты что нас, бл…, за идиотов принимаешь?
Я поняла, что притворяться бесполезно, и решила переменить тактику. Продолжая тупо смотреть в пол, я схватила ножку, мгновенно выпрямилась во весь рост, чуть не задев головой лампочку, и перешла в наступление:
- Вы действительно идиоты, если думаете, что меня не хватятся! Через пять минут сюда прибудет опергруппа. А ну-ка, дайте пройти!
От неожиданности длинный подался назад, но, увы, я переиграла Может быть, меня бы и отпустили, но я пошла на них, угрожающе помахивая металлической ножкой. Долговязый сделал какое-то движение, и я замахнулась на него, но ударить не успела, потому что одномоментно произошло непредвиденное и неприятное: меня подвела поврежденная щиколотка, и, сделав неудачный шаг вперед, я покачнулась чуть не упав; а пока пыталась сохранить равновесие, меня настиг кулак квадратного санитара. Получив удар по скуле, я отлетела в противоположный угол и пребольно обо что-то стукнулась головой; в ушах раздался звон, перед глазами мелькнула яркая вспышка - и наступил провал.
Пришла в себя я, как мне казалось, довольно быстро - может быть, от сильного неприятного запаха, который шибал в нос не хуже, чем нашатырь. Что это? Он вызывал в памяти какие-то смутные образы… Впрочем, в тот момент мне было не до того. Дико ломило голову, боль пульсировала толчками, которые, казалось, пронзали меня насквозь. К тому же меня сильно тошнило. В довершение всего я задыхалась; вскоре осознала, что на лице у меня лежит какая-то вонючая плотная тряпка, не давая мне вздохнуть.
Лежать - а лежала я плашмя на спине - было неудобно и жестко, и мне страшно захотелось сбросить с себя тряпку, встать, глотнуть воздуха, но руки и ноги мне не подчинялись. Когда же наконец я собралась с силами и пошевелилась, то услышала голоса и замерла на месте: я вспомнила, что повергло меня в такое плачевное состояние.
- Слушай, по-моему, она откинула копыта, - откуда-то издалека донесся до меня приглушенный мужской голос; я с трудом сообразила, что на самом деле люди был и близко - просто через укутывавшую меня толстую ткань звуки проходили с трудом.
- Не паникуй, браток! Если нам повезло, то ничего с ней не случилось - ведьмы живучи, как кошки. Ну а если сдохла - туда ей и дорога. Придет Маргулис, разберется.
Я застыла, стараясь не подавать никаких признаков жизни. Прошло некоторое время, но голосов больше не было. «Уж не слуховые ли это галлюцинации, - проскользнула шальная мысль. - А, да ладно, будь что будет! Все лучше неизвестности!» Сбросив наконец душившую меня тряпку - а это оказалась рваная телогрейка, - я села. Огляделась. Небольшое, почти пустое помещение, пол и стены которого из потрескавшегося белого кафеля; подо мной - больничная каталка, на которой, скорее всего, меня сюда и привезли.
Я попыталась спуститься с нее на пол, но это оказалось очень сложным делом: меня шатнуло и кинуло в сторону. Пульсировал левый висок, и, когда я поднесла руку к больному месту, мои пальцы погрузились в какую-то тягуче-вязкую жидкость. Поняв, что это моя собственная кровь, я опять чуть было не потеряла сознание, но волна тошноты вскоре прошла.
Ныла и правая скула, но это было вполне терпимо и уже совершенно неважно. Собрав силы, я сползла с каталки и встала на четвереньки; кое-как добравшись до стены, поднялась на ноги, опираясь на нее. Где я? Свет попадал в помещение через маленькое очень грязное окошко, но в конце концов я разглядела в этом полумраке дверь. Уж не знаю, сколько прошло минут, прежде чем я до нее добрела, и, к моему величайшему удивлению - оказалось, что я еще в состоянии удивляться! - была лишь прикрыта. Отворив ее, я ступила в плохо освещенный коридор, вымощенный все той же плиткой… Но тут послышался звук шагов.
Во мне заговорил инстинкт раненого животного: не размышляя, я потянула на себя ближайшую дверь, которая легко поддалась, и, проскользнув внутрь, очутилась в крошечной санитарной комнатке с раковиной без крана, почти все пространство которой занимали ведра, тазы и швабры. По счастью, дверь оказалась с задвижкой, оставшейся, видно, от бывшего когда-то здесь туалета, и, запершись изнутри, я очутилась в полной темноте, без сил опустилась на пол.
Между тем тяжелые мужские шаги приближались и остановились где-то совсем рядом. Пришедших, судя по всему, было несколько; они вошли в ту самую комнату, из которой я только что выбралась. Потом наступила пауза, и незнакомый голос раздался будто над самым моим ухом:
- Ну и где же она?
- Черт ее знает… Только что была здесь, - это говорил Петро, квадратный санитар.
- Утекла! Ожила, значит, - воскликнул третий, это был длинный, у меня хорошая память на голоса.
В ответ на это первый, незнакомый голос произнес нечто такое, отчего у меня мурашки поползли по телу
- Даже шлепнуть не могли как следует, сволота! Ни на что вы не годитесь!
- Мы же не хотели, Маргулис… - канючил Петро.
- А чего вы хотели? Да чего от вас можно ждать, если вы думаете задним местом! И где нам теперь ее искать?
- Мы все обыщем, далеко уйти она не могла! - В голосе длинного слышалось подобострастие.
- Ищи-свищи ветра в поле! Вы понимаете, что она всех нас посадит! - Послышались трехэтажные матерные ругательства, произнесенные на три голоса.
После этого до меня донеслась негромкая россыпь удаляющихся шагов - очевидно,, все трое ринулись на поиски. Кто-то дернул за ручку дверь моей каморки, и у меня остановилось сердце; однако запор выдержал.