Дыхание Нейзена было достаточно шумным, чтобы заглушить гул стоявшего перед ним ксерокса – жужжание, когда каретка со сканером двигалась вдоль стеклянной поверхности и сантиметр за сантиметром освещала послание, прижатое к ней пластмассовой крышкой.
Его руки дрожали, и вовсе не от кофе. Он по-прежнему стоял нетронутый на его письменном столе, и, надо надеяться, ван Дийк все еще сидел там. Сейчас Нейзену требовалось сделать массу дел, и ему меньше всего нужен был обеспокоенный родственник, ходивший за ним по пятам и действовавший на нервы.
Она прислала письмо.
Молодой человек рассказал это с искорками возбуждения в усталых глазах, и душа Нейзена наполнилась состраданием. Он знал, что ему надо сказать. Уже примерил на лицо свою самую участливую мину и приготовился, склонив голову набок, произнести монолог, ранее множество раз использованный им в подобной ситуации.
– Мир полон больных людей, – начал он. – О чем мы все прекрасно осведомлены, это ни для кого не является сюрпризом, но о масштабе…
Здесь ему следовало сделать ударение.
– … О масштабе проблемы большинство не догадывается. Я сам находился в неведении, пока не пришел на эту работу.
Он намеревался поведать, как много раз за свою карьеру ему приходилось разрушать ожидания близких и причинять им дополнительную боль из-за какого-то сумасшедшего, просто прочитавшего об их случае в газете и воспылавшего желанием поделиться плодами своего воображения, например, в виде придуманных свидетельских показаний, или, еще хуже, лично выступить в роли разыскиваемого лица.
Именно это он собирался сказать, а потом со вздохом констатировать, что данный случай из той же серии, но, посмотрев на желтый конверт, который Альберт ван Дийк протянул ему, сразу понял, что здесь ни о чем подобном нет и речи.
И сначала он обратил внимание, что письмо прошло через франкировальную машину. И что сбоку от жирных цифр, сообщавших цену и дату отправления, красовалось название местности. Берн, значилось там. Простыми тонкими буквами.
Нейзен принял послание, открыл конверт, достал два листа бумаги: один полностью исписанный с двух сторон, а второй – только с одной.
Убористый женский почерк. И Альберт кивнул ему – читай.
Он сделал это. Один раз. Потом еще один.
Альберт ничего не говорил. Просто ждал.
И Нейзен прочитал снова. В третий раз. Сейчас более тщательно.
– Я не понимаю, – сказал он потом.
Альберт был готов к этому. Сам сначала побывал в той же ситуации. Стоял перед входом в свое здание на территории университета, читал письмо раз за разом и не мог ничего понять.
Вне всякого сомнения, его написала именно она. Никто другой не мог в качестве адресата указать Эмануэля Сфинкса. И это были ее аккуратные буквы, похожие на те, которые он обычно находил на разноцветных листочках бумаги, засунутых в самые неожиданные места. Нередко с язвительным и крайне неожиданным содержанием и чаще всего в его конспектах лекций, в результате чего он стоял и глупо улыбался перед полной аудиторией и чувствовал себя именно так по-идиотски, как, по его мнению, она и хотела. И все письмо состояло из напоминаний о событиях, произошедших с ними обоими, тайных местах, где они бывали, и вещах, которые они видели, вроде пищевого отравления, полученного ими из-за вяленой свинины, купленной в магазинчике за углом. Она еще пахла чертовски странно, но, по словам старика, продавшего ее им, точно в соответствии с рецептом.
Вот в принципе и все. Однако ничего о том, где она находится, как ему найти ее, чем она занимается. Только как она безгранично скучает по нему. И потом перечисление того, что они делали вместе. Три страницы аккуратным почерком Жанин, единственное письмо после семи месяцев молчания. И оно не содержало ничего, помимо старых воспоминаний.
В конце концов его осенило.
– Это же, черт возьми, по-детски просто, – сказал он Нейзену.
Нейзен прищурился. Прочитал все снова. Его уже стало раздражать, что он ничего не понял, особенно если сейчас все было так элементарно, как утверждал парень.
Альберт стоял в университетском парке, читал снова и снова, прежде чем задал себе правильный вопрос. Зачем все перечисления? Места, и предметы, и еда, и вещи, и внезапно до него дошло, и ему захотелось просто обнять ее, но ведь он не мог этого сделать.
Лекционный зал. Тот день. Их день.
Они сидели там, придумывали имена и сокращения, хихикали и вели себя как дети, и тогда на свет появился Эмануэль Сфинкс, ставший частью их самих.
Но сокращения… Абсурдные сокращения то одного, то другого понятия, которые выдавал мужчина, стоявший перед ними на подиуме. Она хотела, чтобы он вспомнил их, и именно поэтому расставила слова таким образом, и он сел на каменную лестницу университетского здания, прочитал письмо снова, и оно предстало перед ним в новом свете, и он полюбил Жанин еще больше.
Все оказалось достаточно просто, чтобы он смог просчитать. Но одновременно настолько хорошо спрятано, что никто ни о чем не догадался бы, попади послание в чужие руки.
– Я сдаюсь, – признался Нейзен.
– Возьми все существительные. Все имена, места, вещи. Первые буквы.
– Ты шутишь.
Альберт пожал плечами. И Нейзен прочитал снова. И на какое-то мгновение у него создалось ощущение, что все его стопятидесятикилограммовое тело как бы опустело изнутри, словно кто-то открыл его, как шкаф, и поменял содержимое на холодный воздух.
В качестве шифра все это было примитивно.
Но он не заметил его.
В отличие от Альберта, а значит, все получилось именно так, как она задумала.
Он прошелся по первой странице пару раз с целью понять, где ему разграничить слова и предложения. Они оказались не длинными. Но очень содержательными.
– Что… я… вижу, – сказал он наконец.
Альберт кивнул. Продолжай.
– Замок. Альпийское озеро. Высокие горы. Никакого снега.
Именно это получилось, если правильно прочитать первую страницу. И Нейзен посмотрел на Альберта. В информативном плане подобное сообщение давало не особенно много.
– Это может быть где угодно, – сказал он.
Альберт покачал головой:
– Таких мест хватает. Но уж точно не через край.
Нейзен кивнул, но ничего не ответил. Молодой человек одновременно был прав и ошибался. Возможно, существовали сотни и сотни замков, которые находились у альпийских озер, и даже если проверить погодные условия, какие из всех гор в их окрестностях еще не лежали под снегом, то их получилось бы слишком много, чтобы дать какое-то четкое направление для начала поисков.
Альберт знал это тоже, но кивком предложил продолжать.
– Есть еще две страницы.
Нейзен перевернул лист, пробежал глазами по тексту, задерживался на всех существительных на этой стороне листа тоже. Его палец скользил по бумаге в качестве вспомогательного средства и периодически останавливался, он не хотел делать пометок, во всяком случае в оригинале, и это немного тормозило дело, но он слишком увлекся поиском тайного смысла, чтобы сходить в другую комнату и сделать копию.
– Имена… я… слышала, – сказал он наконец.
Альберт кивнул снова.
– Коннорс. Франкен. Дженифер Уоткинс.
– Мы должны попытаться отыскать их, – предложил Альберт. – Коннорс, Франкен, Дженифер Уоткинс. Пожалуй, они есть в регистре преступников или фирм, я не знаю. Это твоя работа. Но нужно попытаться, не так ли?
– Вне всякого сомнения, – согласился Нейзен.
И Альберт кивнул – спасибо. Ждал, в то время как инспектор перевернул лист снова.
На время воцарила тишина.
На третьей странице содержание получилось странным.
– Это… я… знаю, – произнес Нейзен наконец.
Альберт кивнул.
И Нейзен прочитал. Снова. Еще раз.
Альберт ничего не сказал. Ждал. Догадался, о чем думал Нейзен. Он мог только согласиться: это выглядело чистым безумием. Такие слова невозможно было представить в письме от того, кого знаешь, нет, любишь и кому следовало находиться дома в такое время, возможно, еще в кровати, пожалуй, не собираясь вставать, хотя ей уже звонили бы и напоминали, который час. Во всяком случае, при прежнем порядке вещей, но сейчас все обстояло несколько иначе, и, даже если кому-то это казалось невероятным, все так и было на самом деле.
Нейзен откашлялся. Прочитал медленно.
– Шифр в клинописи.
А потом:
– ДНК.
И:
– Смертельный вирус.
Затем замолчал.
Сложил последние буквы вместе еще раз.
Альберт уже знал, что там было, в его глазах блестели слезы, когда Нейзен поднял взгляд на него.
И прочитал последние слова:
– Найди меня.
У Нейзена имелись четкие инструкции, как действовать в подобных ситуациях, и он выполнил их до последней запятой.
А сейчас стоял перед ксероксом и ждал, когда машина извергнет пахнущий озоном экземпляр письма.
Он был профи. За все годы работы ему приходилось расследовать множество исчезновений, и сейчас он пытался убедить себя, что данный случай ничем не отличался от других, что у него нет ни единой причины особенно беспокоиться, или суетиться, или заражаться энтузиазмом ван Дийка.
Ведь кому, как не ему, настоящему специалисту, лучше знать, как обстоит дело.
Он наклонился вперед, подставил руки под подбородок, и на какое-то мгновение его короткие пальцы повисли там, где следовало находиться шее, если бы его голова не являлась продолжением тела. И пусть он знал, что это не самая подходящая поза, на подобное ему сейчас было глубоко наплевать.
Его больше волновало другое. Все, сказанное им пока, было чистой правдой.
Но теперь ему предстояло солгать, и это его нисколько не радовало.
– Я постараюсь сделать все возможное, чтобы найти ее, – уверил он и посмотрел на своего собеседника наполненными сочувствием глазами, пожалуй единственно способными добавить доверия к его словам, тогда как все бесформенное тело инспектора скорее несло печать обреченности и вряд ли свидетельствовало о его желании с удвоенной энергией взяться за выполнение обещания.