Для начала они давали ей короткие тексты.
Отдельные строчки с клинописью и заданием разобраться с ними, перевести и сообщить результат.
Нельзя отрицать, что в научном плане работа приносила ей огромное удовольствие.
Тексты оказались старше тех, какие она когда-либо видела. Со знаками и символами, абсолютно неведомыми ей, и сначала она предположила, что столкнулась с неизвестным диалектом или языковым ответвлением, обнаруженным только сейчас. И для всех других ученых подобное стало бы прорывом в науке, о котором раструбили бы по всему миру.
Но никто не хотел кричать об этом здесь.
И это выглядело непонятно. Нет, даже задевало за живое. И чем больше она работала, тем больше понимала, насколько фантастические и новые материалы перед ней, и тем более ее возмущало, что за пределами толстых стен замка никто не знает о них.
Речь вовсе не шла о какой-то неизвестной ветви.
Или некоем модернизированном варианте шумерского языка.
Наоборот.
Это была первая стадия. Полученные ею тексты оказались старше любого из тех, какие до сих пор находили, а неизвестные знаки являлись прототипами, ранними версиями компонентов, которые, изменившись с годами, составили самые старые известные науке письмена.
Судя по всему, кто-то нашел совершенно неведомую цивилизацию.
Более древнюю, чем любая другая. Предшествовавшую всем остальным, известным историкам.
И Жанин пребывала на вершине блаженства от такой работы, но, когда спрашивала где, как и почему, все серьезные мужчины вокруг нее отказывались отвечать.
Вильям слушал. И когда пришла его очередь сказать что-то, он сделал это.
– В твое задание входило рассказывать, что там стояло?
Жанин кивнула. Но довольно своеобразно. Вроде бы «да», но скорее «нет».
– Я тоже так думала сначала.
Вильям ждал продолжения.
– Они изо всех сил старались, чтобы я не поняла, в чем состоит мое задание. Тексты, которые они мне давали, были всего лишь небольшими частями чего-то значительно большего. Я получала их в хаотичном порядке, не все сразу, а время от времени, новые тексты с равными промежутками, без взаимосвязи. Среди них встречались и ненастоящие.
Он мгновенно среагировал:
– Ненастоящие?
– Да, – подтвердила она. – Фальшивые.
Жанин пожала плечами, а на ее лице проявилось некое подобие улыбки.
– Я так долго работала с этим, что вижу, когда кто-то пытается выражаться на языке, который не является для него родным. Подобное не более странно, чем слышать акцент. Ты из Швеции, Франкен – бельгиец, Коннорс – бритт. И кое-какие из текстов были написаны кем-то, живущим сейчас.
– Современный профессор Хиггинс, – улыбнулся Вильям.
Жанин посмотрела на него. Не поняла, что он имел в виду.
И Вильям покачал головой – черт с ним, продолжай.
– Я поругалась с ними из-за этого.
– И что произошло?
– С того момента изменились мои рабочие задания. Теперь они давали мне короткие фразы на английском, выражения, поговорки и откровенную белиберду и просили перевести их в другом направлении, в шумерскую письменность. Большинство из них были просто всяким вздором. Но часть… – она сделала паузу, – часть имела точно такое же значение, как и тексты, которые я расколола.
Вильям посмотрел на нее. Сразу же понял, что это означало.
– Словно кто-то пытался переводить их раньше, – сказал он. – Но кого-то не удовлетворил результат.
Теперь пришла ее очередь посмотреть на него. Он попал в точку. Именно так все обстояло. Ее просто удивило, что он пришел к этому выводу так быстро.
Он прочитал ее мысли, объяснил:
– Та же ситуация, как и у меня. Моя задача состоит в том, чтобы найти ключ к шифру. Поскольку делавшие это до меня не преуспели.
– Не преуспели с чем? – спросила Жанин.
Он опередил события. Ответил спокойно:
– Написать ответ.
Больше ничего сказал. И она посмотрела на него. Медленно покачала головой.
Словно он не понял, упустил что-то.
– Ответ на что? – спросила она.
Вильям сидел молча какое-то время.
Правда состояла в том, что он не знал. И это беспокоило его. Ведь даже если все сходилось, все равно получалась какая-то ерунда. Как, черт возьми, отвечают на текст в ДНК? На сообщение, если не знают, кто его написал?
О чем-то они по-прежнему не рассказали, и в этом он не сомневался сейчас. И с каждым новым вопросом, который задавал себе, его уверенность крепла.
Он начал по второму кругу.
– AGCT, – спросил он. – Как много ты знаешь?
– Только то, что мне удалось узнать от Дженифер Уоткинс. Нет, неправильно. Это я поняла. Что тексты хранились в генетическом коде. Что где-то есть вирус…
Жанин прервалась. Не знала точно, где проходит грань, за которой кончались знания и на смену им приходили догадки и размышления, и продолжила медленнее сейчас, как бы прислушиваясь к собственным словам, когда произносила их:
– … неслыханно заразный, и он, возможно, хотя этого я не знаю наверняка, возможно, содержит шифры, которые надо использовать… для чего? Я могу только догадываться. Это все, что мне известно.
Беспокойство в ее глазах удивило Вильяма.
– Я даже не знаю, что это за люди, на кого мы работаем. Помогаем ли мы им в чем-то хорошем? Или наоборот?
Это стало сюрпризом для него, он считал, что Жанин знает больше.
На самом деле она знала не более, чем он сам до вчерашнего вечера.
И внезапно он решил, что ему надо рассказать о том, чем Коннорс поделился с ним. Разрушить картинку мира, существовавшую для Жанин, и дать ей новую. Пусть она задастся теми же вопросами, на которые он не мог найти ответа, эхом отдававшимися в его голове и заставившими его бодрствовать большую часть ночи.
Это была его цель, и ему требовалось выполнить ее сейчас.
Он сделал глубокий вдох.
Посмотрел ей в глаза.
А потом извинился за то, что ей предстояло узнать.
Жанин восприняла его сообщение с гораздо большим спокойствием, чем он сам днем ранее. Она сидела на скамейке, глядя ему прямо в глаза, словно он мог видеть ее мысли, наблюдать, как они кружились в бесконечном водовороте и аккуратно укладывались по порядку, подобно ящикам на складе, и как она ждала, пока они приобретут для нее четкие очертания, старалась побороть эмоции и панику и все такое, через что Вильям сам уже прошел.
Время от времени она задавала вопросы. Порой он мог ответить, порой даже понятия не имел, о чем речь.
– Вот и все, что мне известно, – наконец сказал он. – И это лучшее из того, что я знаю. Но я не уверен, правда ли все это. Я знаю лишь то, что они рассказали мне. И с одной стороны, вроде все сходится. Но с другой… – Он пожал плечами.
С другой стороны, чего-то не хватало.
И теперь они снова сидели молча, и это продолжалось уже не одну минуту.
Когда Жанин наконец нарушила тишину, то заговорила она спокойным деловым тоном.
– Стена Дженифер Уоткинс, – сказала она. – Ты знаешь, где она находится?
– Я полагаю, это моя стена сейчас.
Она кивнула. Снова встретилась с ним взглядом:
– Мне надо взглянуть на нее.
21
Что-то в автомобиле, стоявшем перед входом в многоквартирный дом, заставило Альберта ван Дийка резко остановиться на другой стороне улицы.
Его качало от усталости. Он просидел на офисном стуле почти сутки, но был слишком возбужден и занят своими мыслями, чтобы почувствовать, как тело буквально молило о сне, а потом наконец прибыл инспектор Нейзен, и сейчас, когда он смог все рассказать, последние силы, казалось, оставили его.
Он старался не заснуть на ходу и мечтал только о том, чтобы поесть и упасть в кровать, неясно, в каком порядке проделав все это, возможно, одновременно.
И все равно обратил внимание на эту машину.
Наверное, из-за того, что она стояла прямо напротив его подъезда. А там ведь нельзя парковаться, о чем он знал наверняка, сам получил штрафную квитанцию за арендованный грузовик, когда въезжал сюда, и уже тогда решил не обзаводиться автомобилем, пока живет и работает в городе, и до сих пор не пожалел об этом.
Пожалуй, именно поэтому.
Или, возможно, сыграло роль то, как эта машина выглядела.
Черная «ауди». Кто в его доме мог ездить на черной «ауди» или к кому прикатили на таком лимузине, причем столь важные гости, что они остановились прямо перед входом, пусть на краю тротуара красовалась желтая полоса, запрещавшая парковку, а места для стоянки находились только через несколько кварталов?
Альберт ван Дийк колебался.
Светофор уже переключился на зеленый, и вокруг него другие люди устремились через улицу в обоих направлениях, то заслоняя от него черную «ауди», то снова позволяя ему видеть ее у своего дома.
А он все стоял. Дождался, пока загорелся красный.
Потом вытащил из кармана мобильный телефон, сделал вид, что перелистывает старые сообщения, и стал искать табличку с названием улицы, словно не имел понятия о том, где находится, и ему требовалось оставаться на месте, пусть машины, недавно ожидавшие зеленый, уже проехали, а пешеходы вокруг него заспешили через дорогу, нарушая правила.
Ага, якобы сказал он, посмотрев на табличку за своей спиной. Марникстраат. Ага. Номер сто двадцать пять.
Он разыгрывал свой маленький спектакль и незаметно поглядывал на черный автомобиль, одновременно пытаясь понять, что не понравилось ему в нем. На вид вроде ничего странного. Ну, большой, возможно, дипломатической модели, но у него отсутствовали дипномера, и стекла не были тонированными.
Зато одно переднее колесо стояло наполовину на тротуаре, на бордюре, наискось, словно машину припарковали и бросили второпях. Кто мог так спешить, что не проехал еще каких-то пятьдесят метров, чтобы встать там, где закон находился бы на его стороне? Когда на часах еще одиннадцать утра?
Сейчас пешеходный переход перед ним был полон народа снова, и он в душе надеялся, что никто из его соседей не увидит его там, где он стоял. Возможно, они сразу же пришли бы к выводу, что он потерял представление о реальности. Тогда кто-то мог бы додумать подойти к нему и осторожно заговорить, как общаются с человеком, который совсем не в себе: «Вы живете там, через дорогу, уважаемый. Узнаете тот красивый каменный дом? С белыми окнами? Может, вам помочь пере