Альберт сидел, обратив взгляд к окну, и пытался понять, что же, собственно, видел. Боевому самолету нечего было делать здесь. Один вертолет вполне мог контролировать всю прилежащую территорию, пешеходов и автомобили и даже, пожалуй, сумел бы разобраться с каким-то из других вертолетов из всех газет и телевидения, пытавшихся отслеживать происходящее.
Но F-16? Он был лишним здесь.
В то самое мгновение, когда эта мысль сформировалась у него в голове, он понял, что ошибается.
Одна работа имелась как раз для такого самолета.
Единственная.
Он резко выпрямился на сиденье, достал свой новый «левый» мобильник, порылся в карманах в поисках визитки Кристины Сандберг с номером ее телефона. Затем вышел из автомобиля, нашел взглядом крышу мотеля перед собой. Как раз сейчас не играло никакой роли, узнает его кто-нибудь или нет, если он не ошибся в своем предположении, ему требовалось предупредить их, что находиться там наверху опасно для жизни. А если бы полиция захотела забрать его, они могли сделать это потом.
Бомбардировщик.
Его мысль выглядела безумной.
С другой стороны, весь день получился безумным для него.
Он не нашел визитку, полез в другой карман, начал рыться дальше.
Спешил.
Ему казалось, что он уже слышит шум двигателей возвращавшегося самолета.
В Синем зале ратуши царил тихий хаос.
Мужчины в форме перебрасывались взглядами, прижимали к уху телефоны, чтобы слышать немного лучше, кто-то покинул комнату, в то время как кто-то другой появился, все охотились за одной и той же информацией.
Бомбардировщик пролетел над целью, но не выполнил работу.
Больница стояла на своем месте вопреки ожиданиям, и в комнате все задавались одними и теми же вопросами, не получая ответов. Что произошло? Технический сбой? Пилот отказался выполнить приказ? Что-то иное? Какой станет следующая мера и как быстро они сделают новую попытку?
Вильям наблюдал за суетой вокруг себя.
Он только сейчас понял, какой властью обладает Организация, в руках которой он находится, насколько тесно она связана со всеми странами мира, с их правительствами или, по крайней мере, военными структурами. Ведь понадобилось всего несколько часов, чтобы идентифицировать цель, принять решение и изыскать ресурсы для его выполнения.
При всей сложности возникшей проблемы.
Он обнаружил, что потеет. И так сильно сжал руки в кулаки, что почти не чувствовал пальцев, и тяжело дышал. У него создалось ощущение, словно кто-то посадил его на электрический стул и включил рубильник, но ничего не случилось, и сейчас они собирались повторить попытку.
На стене из экранов стояла его жена среди других репортеров.
Но ее картинка выглядела чуть лучше, чуть ближе, чуть четче.
Кристина Сандберг хотела быть лучшей. Сейчас ей это снова удалось.
И он боялся, что она вот-вот умрет.
– Коннорс, – позвал он.
Коннорс поднял на него глаза, не слышал, как Сандберг подошел. Он стоял с телефоном у уха и смотрел на экран ноутбука. И что бы Вильям ни хотел сказать, это вполне могло подождать.
Но Сандберг, судя по его взгляду, не собирался отступать.
– Я никогда больше не попрошу тебя ни о чем, – сказал он. – Но окажи мне услугу.
– Сандберг? Не тот случай…
– Но моя жена там, – сказал он и показал на мониторы, как бы в попытке доказать то, что в принципе не требовалось доказывать. – Это единственная возможность для меня.
– Слишком поздно останавливать все, – ответил Коннорс.
– Она не имеет к этому никакого отношения. И стоит на чертовой крыше. Сколько метров отделяет ее оттуда? Пятьдесят? Еще меньше? Взрывная волна, черт побери, Коннорс, прикажи ей спуститься, пусть она будет в безопасности, она же невиновна…
Коннорс перебил его настолько громким голосом, что сам удивился:
– Есть только невиновные люди.
Все в зале замерли, следили за их дискуссией, заполняя для себя неприятную паузу в ожидании того, когда продолжится настоящее представление.
Коннорс понизил голос снова. Но в его глазах остались отчаяние и неуверенность, ничто из этого не являлось частью плана А, они так дьявольски долго спускались вниз по алфавиту, что он уже забыл, о каком по счету варианте теперь шла речь. Он только знал, что сначала у него имелась куча фишек и взяток, вполне реальных на вид, а сейчас деньги закончились, и они пошли ва-банк без шанса на победу. Он же сам сочинил данный сценарий. Абсолютно не веря, что они окажутся в такой ситуации.
– Никто не имеет никакого отношения к этому делу, – сказал он. – Никто из всех там, в здании, никто из тех, кто находился в рейсе 261 или на земле, где он упал. И никто из всех миллионов, кто подхватит страшную заразу и понесет ее дальше, как распространяются круги по воде, пока уже не останется никого ей на поживу. Если мы не остановим ее, сколь бы бесчеловечно и дьявольски это ни выглядело.
Спокойствие вернулось к нему сейчас. Но оно было с привкусом скорби, и он искал глаза Вильяма и взглядом молил о понимании, не мог приказывать и брать командование на себя, и быть один во всем этом аду. Пойми меня. Больше ничего он не хотел сказать. Пойми и прости.
– Я не могу ничего сделать, Сандберг, – сказал он.
– Ты можешь дать мне мой мобильный телефон.
Вильяму казалось, он произнес это спокойно и деловито, но, судя по тишине вокруг него, прорычал.
И поскольку его не одернули резко, посчитал, что у него есть шанс и немного времени, секунды, пожалуй, даже меньше, но возникла брешь, и требовалось спешить, если он хотел использовать ее.
– У тебя мой телефон, – сказал он, ставя ударение на каждом слове и усиливая их своим страхом, злостью и готовностью устроить черт знает что, если Коннорс не пойдет ему навстречу.
И Вильям посмотрел ему в глаза.
– Он где-то у тебя. И ты можешь дать его мне. Ты можешь сделать это сейчас.
Лео Бьёрк был настолько увлечен работой, что вздрогнул от испуга.
Секунду назад он смотрел на Кристину, видел, как она шевелит губами, не слыша ее голос на фоне шума ветра, вертолетов и машин на улицах внизу, и старался держать ее в кадре, причем так, чтобы больница виднелась на заднем плане.
И вдруг перед ним появился Вильям Сандберг.
Он стоял улыбающийся и загорелый в косых лучах солнца точно там, откуда сейчас исчезла Кристина. На фоне светло-голубого неба, и это настолько контрастировало с окружающей действительностью, что Лео сначала не понял, что же он видит.
Входящий звонок.
Вильям Сандберг.
И впервые он услышал голос Кристины сквозь шум.
– Лео, черт возьми. В чем дело?
Он поднял взгляд от экрана мобильного телефона, увидел, как она сильнее прижимает к уху наушник, чтобы лучше слышать. Кто-то из редакции общался с ней.
– Они говорят, мы исчезли!
– Это он! Вильям!
Сначала она не поняла, что он сказал.
Была погружена в собственные мысли, слышала, как каждое ее предложение плавно перетекало в следующее, поймала кураж, и у нее все шло как по маслу, и вдруг крики из Стокгольма прямо ей в ухо. Ее нет в кадре.
И это, естественно, никуда не годилось, она как раз собиралась выдать замечательную формулировку о страхе и неизвестности, а сейчас Лео стоял напротив и орал ей имя ее бывшего мужа.
Он повернул телефон.
И Кристина поняла.
Сейчас звонит он, этот дьявол. Сейчас.
И одна ее половина хотела ответить. Это же из-за него она оказалась здесь. Но другая знала, что она не может, во всяком случае в данный момент, когда в одно ее ухо орали из редакции, а другое заполнял шум ветра и всего происходящего вокруг, увлекая все мысли в другую сторону.
Ей пришлось принимать решение.
И она уже знала, каким оно будет.
– Он может позвонить снова, – попыталась она докричаться до Лео.
– Это Вильям! – крикнул он в ответ.
– Если он жив, он сможет позвонить снова.
Кристина сделала шаг к своему помощнику, вырвала у него мобильник, прервала разговор и привычными пальцами пробежалась по меню.
Ей понадобились секунды, чтобы переключиться в режим встречи и направить все входящие звонки в голосовой почтовый ящик, и, когда Лео получил телефон назад, камера уже работала, а Кристина попятилась на прежнее место, придерживая гарнитуру с микрофоном у рта.
– Был сбой. Но мы возвращаемся!
Голос Кристины Сандберг говорил прямо сквозь время, из того прошлого, когда все было как обычно, и весь шумовой фон состоял исключительно из жужжания офисного оборудования, телефонных звонков и прочих звуков, характерных для работы редакции.
Она рассказала деловито, кто она, и сообщила, что сейчас не может говорить, и Вильям подождал сигнала, прежде чем оставил сообщение.
– Спускайся с крыши, ты в опасности, – сказал он. – Позвони мне. Я чувствую себя хорошо.
Потом отключился и позвонил еще раз. Не собирался сдаваться так легко. Прошло несколько гудков, а потом автоответчик заработал снова, и он понял, что телефон отключен и что она, возможно, сделала это намеренно.
Зеленая трубка. Секунда тишины.
А потом опять зазвучало приветствие автоответчика, зачитанное ее голосом.
Затем тот же сигнал. Вильям разочарованно закрыл глаза и отключился.
Она была недоступна.
Работала и не хотела, чтобы ее беспокоили чертовы людишки, отключающие свои мобильники, и в то самое мгновение он увидел ее снова.
Жанин как раз накрыла ладонью руку Вильяма с целью привлечь его внимание, но он увидел это одновременно с ней. На одном из экранов перед ними квадрат позади текста совсем недавно был черным, а теперь телевизионная картинка появилась на нем опять. И Кристина стояла там с таким же серьезным и профессиональным взглядом, как и раньше, смотря в глаза ему и всем другим, словно она и не исчезала, даже не заметила, что он звонил. В самом центре событий, где, как он знал, она и хотела бы находиться.
Он видел ее.
А она его нет.
И он больше ничего не мог сделать.