Старт
61
Официально у неё было очень сложное наименование, но те немногие из землян, кто знал о её существовании, называли её просто Четвёртой станцией. Из названия следовало, что прежде существовало три подобных объекта, по очереди сменявших друг друга. Существовала и пятая станция, однако её забросили, не достроив.
Теперь земляне мало интересовались Четвёртой станцией, медленно кружившей вокруг Земли за орбитой Луны.
Прежние станции использовались в качестве баз для создания первых поселений, ну а когда поселенцы сами принялись строить космические города, Четвёртую станцию решили сделать перевалочным пунктом на пути с Земли на Марс.
Впрочем, дальше первого полёта дело не пошло: оказалось, что поселенцы куда более психологически пригодны для долгих перелётов, ведь они жили, по сути дела, в огромных космических кораблях, — и Земля со вздохом облегчения оставила это занятие.
Теперь Четвёртую станцию почти не использовали, а держали в качестве космического плацдарма Земли, желая этим показать, что безграничный простор за пределами земной атмосферы принадлежит не одним поселенцам.
Но теперь нашлось дело и для Четвёртой станции.
К ней причалил огромный грузовой корабль. Слух о том, что впервые в двадцать третьем столетии Земля решила высадить экспедицию на Марс, быстро распространился среди поселений. Некоторые говорили, что это изыскатели; другие утверждали, что на поверхности Марса будет создана земная колония, что ущемит интересы немногочисленных поселений, находящихся возле него; третьи предполагали, что Земля попытается занять плацдарм на каком-нибудь крупном астероиде, ещё не облюбованном поселенцами.
На самом же деле в трюме транспорта покоился «Сверхсветовой». С ним прибыл и экипаж, который должен был повести корабль к звёздам.
Тесса Уэндел, родившаяся в космосе, несмотря на проведенные на Земле восемь лет, чувствовала себя уверенно, как и подобает поселенке. Но Крайл Фишер, который тоже не был новичком в космосе, ощущал некоторое беспокойство.
Напряжённость на борту транспортного корабля создавал не только окружающий космос.
— Тесса, я уже не могу больше ждать, — как-то раз сказал Фишер. — Столько лет прошло. «Сверхсветовой» наконец готов, а мы всё ещё здесь.
Уэндел задумчиво смотрела на него. Нет, не этого она ждала. Ей хотелось покоя, отдыха для мозга, переутомлённого сложной работой, — чтобы вернуться к работе с новыми силами. Она надеялась, что Фишер поймёт её, — но, как оказалось, напрасно.
Она поняла, что привязалась к нему и его проблемы стали и её проблемами. Крайл ждал годы, но это ожидание, несомненно, окажется напрасным. Потому-то она и пыталась время от времени окатывать его ледяной водой, пыталась охладить его желание встретиться с дочерью, но ничего не добилась. Мало того, за последний год Фишер ещё более утвердился в своём оптимизме, но о причинах такого воодушевления не мог сказать ей ничего убедительного.
Приходилось утешаться тем, что Крайл тосковал не о жене, а о дочери. По правде сказать, Тесса не могла понять тоски о ребёнке, которого в последний раз Фишер видел младенцем, — но он ничего не хотел ей объяснять, а она не стремилась испытывать его терпение. Зачем? Тесса была уверена, что ни дочери Крайла, ни Ротора давно нет на свете и если возле Звезды-Соседки им по чистой случайности удастся обнаружить беглое поселение, то оно окажется гигантской гробницей, космическим летучим голландцем.
Уэндел захотелось успокоить Крайла.
— Знаешь, — ласково сказала она, — осталось подождать ещё месяца два — не больше. Мы ждали годы — уж два-то месяца как-нибудь переживём.
— Я столько ждал, что эти месяцы просто не выдержу, — буркнул Фишер.
— Крайл, нужно держать себя в руках, — проговорила Уэндел. — Придётся смириться. Всемирный конгресс просто не позволит нам отправиться раньше. Поселения следят за каждым нашим шагом. Они уверены, что мы летим именно на Марс. Было бы странно, если бы они думали по-другому. Ведь им известно, что Земля не преуспела в области космических исследований. Если за два месяца они не заметят ничего особенного, то с удовольствием сделают вывод, что у нас какие-то сложности, — и перестанут одаривать нас своим вниманием.
Фишер сердито покачал головой.
— Кого волнует, что они знают о нас? Мы улетим и вернёмся, а им на разработку сверхсветового звездолёта потребуются годы… Да к тому времени у нас будет целый флот таких кораблей, вся Галактика будет открыта для нас.
— Не обязательно. Копировать легче, чем создавать заново. А правительству Земли, утерявшей инициативу в космосе после создания поселений, необходим безоговорочный приоритет — по психологическим соображениям. — Она пожала плечами. — К тому же нам нужно время, чтобы провести кое-какие испытания «Сверхсветового» в условиях невесомости.
— Неужели когда-нибудь настанет конец этим испытаниям?
— Не будь таким нетерпеливым. Техника новая, неопробованная, настолько не похожая на всё, чем прежде располагало человечество, что от новых проверок не следует отказываться, тем более что мы точно не знаем, как именно будет влиять интенсивность гравитационного поля на вход в гиперпространство и выход из него. Серьёзно, Крайл, не стоит обвинять нас в излишней осторожности. В конце концов, только десятилетие назад сверхсветовой полёт считался теоретически невозможным.
— Даже осторожность может оказаться чрезмерной.
— Возможно. Кстати, мне решать, когда можно заканчивать подготовку, и уверяю тебя, Крайл, тянуть время мы не будем. Я не сторонница промедления.
— Надеюсь.
Уэндел с сомнением поглядела на него. Придётся всё же спросить.
— Крайл, в последнее время ты сам не свой, уже два месяца тебя словно сжигает нетерпение. Мне казалось, что ты уже успокоился, а ты снова места себе не находишь. Что-нибудь случилось? Такое, о чём я не знаю.
Фишер разом притих.
— Ничего не случилось. Что вообще могло случиться?
Уэндел показалось, что он успокоился слишком быстро.
Его невозмутимость выглядела неискренней.
— Я спрашиваю тебя как раз о том, что могло случиться, — сказала Уэндел. — Крайл, я предупреждала тебя, что мы или найдём мёртвый Ротор, или не найдём его вовсе. Мы не найдём тво… не найдём там никаких обитателей. — Он не ответил. — Или я не предупреждала тебя об этом?
— Часто предупреждала, — отозвался Фишер.
— Но теперь при одном лишь взгляде на тебя сразу чувствуется — ты предвкушаешь счастливую встречу с семьёй. Крайл, подобные надежды опасны, особенно когда они необоснованны. Почему вдруг ты пришёл в такое настроение? Если ты с кем-то говорил об этом, то знай: в тебя вселили напрасный оптимизм.
Фишер вспыхнул.
— С чего бы это мне у кого-то набираться ума? Разве не могу я иметь своё мнение — и по любому вопросу? То, что я не понимаю всей этой твоей теоретической физики, ещё не значит, что у меня не хватает мозгов и знаний.
— Крайл, — сказала Уэндел, — такое мне даже в голову не приходило. Я вовсе не это хотела сказать. Как по-твоему, в каком состоянии мы обнаружим Ротор?
— С ним ничего страшного не произошло. Я считаю, что в космической пустоте ничто не могло ему повредить. Ты пытаешься убедить меня, что от Ротора остался один остов, что они едва ли вообще добрались до Звезды-Соседки. Объясни мне, что именно могло погубить их? Ну скажи. Столкновение с астероидами, нападение инопланетян? Что?
— Не знаю, Крайл, — честно призналась Уэндел, — никаких вещих снов я не видела. Всё дело в самом гиперприводе. Поверь мне. С ним летишь не в пространстве, не в гиперпространстве, а просто дёргаешься по линии раздела: из пространства в гиперпространство, потом обратно и снова туда — и так несколько раз в минуту. По пути отсюда к Звезде-Соседке роторианам пришлось совершить такой переход не менее миллиона раз.
— Ну и что?
— А то, что такой переход более опасен, чем полёт в пространстве или гиперпространстве. Я не знаю, каковы представления роториан о теории гиперпространства, однако, скорее всего, они только начали свои работы — иначе соорудили бы настоящий сверхсветовой корабль. Мы же, разрабатывая все подробности теории гиперпространства, изучали, как воздействует переход на материальные объекты. Если объект является точечным, то во время перехода он не испытывает напряжений. Но если речь идёт не о точке, если мы имеем дело с протяжённым объектом, таким как корабль, всегда будет существовать такой отрезок времени, когда одна его часть будет находиться в пространстве, а другая — уже в гиперпространстве. При этом в конструкции возникают напряжения — величина их зависит от размера объекта, его конфигурации, скорости перехода и прочего. Для объекта размером с Ротор лишь ограниченное количество переходов — допустим, дюжина — не представляет значительной опасности. При перелёте на «Сверхсветовом» мы можем сделать дюжину переходов, а можем ограничиться двумя. Полёт не сулит нам опасности. А вот на гиперприводе приходится делать миллион переходов. Видишь, как растёт угроза опасного разрушения?
Фишер явно приуныл.
— А как быстро могут создаться опасные напряжения?
— Трудно сказать. Корабль может выдержать миллион переходов, даже миллиард — и ничего не случится. А может разлететься на первом же. И вероятность такого исхода растёт вместе с числом переходов. Таким образом, Ротор отправился в путь, не подозревая, чем грозят ему переходы. Знай они это, полёт, возможно, и не состоялся бы. Может быть, напряжения не оказались чрезмерными, и Ротор сумел «дохромать» до места, а может быть, он по дороге разлетелся на куски. Вот и получается: или пустой остов, или вообще ничего.
— Или поселение, которое живёт и процветает, — сердито добавил Фишер.
— Я-то не против, — ответила Уэндел. — Только лучше настраиваться на худшее — больше обрадуешься, если всё окажется в порядке. Прошу тебя, не надейся на удачу, будь готов к любому исходу. Помни, что всякий, кто суется в гиперпространство, не зная его, едва ли может прийти к здравым выводам.
Вконец расстроенный, Фишер молчал. Уэндел смотрела на него, и на сердце у неё было тяжело.
62
Тесса Уэндел находила Четвёртую станцию странной. Некто, взявшись строить небольшое поселение, ограничился лабораторией, обсерваторией и пусковым причалом. Ни ферм, ни домов, ничего, что подобает приличному поселению. Даже псевдогравитационное поле не создали толком.
Это был поражённый манией величия корабль, где даже один человек не мог бы пробыть долго без постоянного пополнения извне запасов пищи, воздуха и воды. Последняя бродила по замкнутому циклу, однако система была не особенно эффективной.
Крайл Фишер заметил, что Четвёртая станция похожа на допотопную внеземную станцию первых дней освоения космоса, чудом сохранившуюся до двадцать третьего столетия.
Впрочем, в одном она действительно была уникальной. Со станции открывался превосходный вид на двойную систему Земля — Луна. С окружавших Землю поселений редко можно было видеть оба небесных тела в их истинном соотношении. По отношению к Четвёртой станции Земля и Луна редко расходились больше чем на пятнадцать градусов, и, поскольку Четвёртая станция обращалась вокруг того же центра, что и обе планеты, с неё можно было бесконечно любоваться замечательным зрелищем двух миров.
Солнечный свет автоматически отсекался устройством «Изат» (Уэндел поинтересовалась, что означает такое название, оказалось — «искусственное затмение»), и только когда Солнце близко подходило к Луне или Земле, разглядеть планеты было невозможно.
Уэндел с удовольствием любовалась танцем Земли и Луны и радовалась, что ей наконец удалось вырваться с Земли.
Как-то раз она сказала об этом Крайлу. Тот усмехнулся, заметив, как та быстро оглянулась по сторонам.
— Вижу, тебя не смущает, что я землянин. И мне могут не понравиться такие слова. Ничего, не бойся — я промолчу.
— Крайл, я же тебе доверяю. — Уэндел счастливо улыбнулась.
Фишер изменился к лучшему после того серьёзного разговора, когда они прибыли на станцию. Помрачнел, правда, но это лучше, чем лихорадочное ожидание того, что никогда не произойдёт.
— Неужели ты думаешь, что их до сих пор смущает твоё происхождение? — спросил он.
— Конечно. Они никогда не забудут, что я поселенка. У них те же предрассудки, что и у меня, и я тоже никогда не прощу им, что они земляне.
— Кажется, ты забываешь, что и я землянин.
— Нет, ты просто Крайл, а я — просто Тесса. И всё.
— А тебе никогда не было жаль, Тесса, что ты построила свой звездолёт для Земли, а не для родной Аделии?
— Крайл, я делала это не для Земли, а сложись всё иначе, делала бы и не для Аделии. В обоих случаях я делала бы это для себя. Передо мной поставили задачу — я её решила. Буду числиться в истории как изобретатель сверхсветового звездолёта — но я создавала его для себя. А уж потом — пусть это покажется претенциозным — для всего человечества. Видишь ли, абсолютно неважно, в каком из миров состоялось открытие. Кто-то на Роторе — он, она или целая группа — изобрёл гиперпривод — значит, он есть и у нас, и у поселений. В конце концов все получат сверхсветовые звездолёты. Где бы ни был сделан решающий шаг — это значит, что всё человечество шагнуло вперёд.
— Но Земле твой звездолёт нужен больше, чем поселениям.
— Потому что приближается Звезда-Соседка и поселения запросто могут разлететься во все стороны, а Земля не может? На мой взгляд — это проблема правительства Земли. Я дала им инструмент, пусть уж они сами решают, как его лучше использовать.
— Похоже, мы уже вплотную подошли к проблеме завтрашнего дня, — заметил Крайл.
— Да, наконец. Уже есть голографическая запись. Впрочем, трудно сказать, когда они покажут её землянам и поселениям.
— Скорее всего, после нашего возвращения, — сказал Крайл. — Нет смысла рассказывать всем о нашей работе, если мы не вернёмся. Ожидание будет мучительным — ведь с нами никак не свяжешься. Когда астронавты впервые высадились на Луну, Земля весь день была на связи.
— Правильно, — подтвердила Уэндел, — а вот когда Колумб отправился под парусами через Атлантику, испанские монархи ничего не слышали о нём несколько месяцев, пока он не вернулся.
— Земле есть что терять — семь с половиной столетий назад испанцы рисковали меньшим, — возразил Фишер. — Действительно жаль, что сверхсветовой звездолёт не оснащён сверхсветовой связью.
— Не спорю. Коропатский без конца твердил мне о связи, но я сказала, что не чародейка и не могу немедленно сотворить всё, что ему угодно пожелать. Одно дело — перебросить через гиперпространство массу, но излучение — совсем другое. Даже в обычном пространстве оно подчиняется другим законам. Свои уравнения электромагнетизма Максвелл вывел через два столетия после того, как Ньютон открыл закон тяготения. А о распространении излучения в гиперпространстве нам ещё ничего не известно. Когда-нибудь мы сумеем создать устройство для сверхсветовой связи, но пока…
— Плохо, — задумчиво сказал Фишер. — Возможно, что без сверхсветовой связи сверхсветовые полёты окажутся невозможными.
— Почему?
— Я же говорю — отсутствие связи. Смогут ли поселения жить вдали от Земли, от человечества — и выжить?
Уэндел нахмурилась.
— Что это ещё за новое направление в твоих мыслях?
— Да так, просто подумалось. Ты поселенка, ты привыкла, и тебе даже в голову не может прийти, насколько противоестественный образ жизни ведёте вы в поселениях.
— Неужели? Я не вижу в нём ничего противоестественного.
— Это потому, что, по сути дела, тебе не приходилось жить абсолютно обособленно. Ваша Аделия — одно из многих поселений, находящихся возле планеты, на которой живут миллиарды людей. Разве не могло случиться, что, оказавшись возле Звезды-Соседки, роториане поняли, что не выживут одни? Но тогда они уже вернулись бы на Землю, а этого не случилось. Значит, они обнаружили там пригодную для жизни планету.
— Пригодную для жизни планету у красного карлика? Едва ли.
— Природа умеет обманывать человека. Предположим, что там оказалась обитаемая планета. Не следует ли её как следует изучить?
— Теперь я понимаю, к чему ты клонишь, — сказала Уэндел. — Ты думаешь, что возле Звезды-Соседки есть такая планета. И ты хочешь, чтобы мы полетели туда и попытались отыскать твою дочь. Но если наш нейродетектор может засвидетельствовать отсутствие разума во всей планетной системе, зачем же нам обыскивать каждую планету?
Фишер задумался.
— Да. Но если признаки жизни всё же обнаружатся, думаю, это не стоит оставлять без внимания. Всё-таки планету надо исследовать. Ведь нам предстоит начать эвакуацию населения с Земли — надо же знать, куда можно переселить людей. Впрочем, тебя это, конечно, не волнует: ведь поселения могут просто разлететься…
— Крайл! Зачем ты хочешь видеть во мне врага? Почему ты вдруг вспомнил, что я поселенка? Для тебя я просто Тесса. Но если твоя планета найдётся, мы постараемся узнать о ней всё, что возможно, — я обещаю тебе. Кстати, а что мы будем делать, если она существует и роториане уже начали заселять её? Крайл, ты прожил на Роторе несколько лет и знаешь Януса Питта.
— Да, я слыхал о нём кое-что. Правда, никогда с ним не встречался, однако моя жена… моя бывшая жена с ним работала. По её словам, это человек способный, умный и сильный.
— Очень сильный. В поселениях его знали. И не любили. И если уж он решил спрятать Ротор от человечества, то лучшего места, чем Звезда-Соседка, ему не найти. И близко, и люди не знают. Но, облюбовав эту систему, он тотчас же начнёт опасаться, что за Ротором последуют другие, способные покуситься на его добычу. И тогда он будет весьма недоволен нашим появлением.
— К чему ты клонишь? — тревожно спросил Фишер, но, судя по выражению её лица, он прекрасно знал — к чему.
— Завтра мы вылетаем и довольно скоро окажемся возле Звезды-Соседки. И если мы, как ты предполагаешь, обнаружим там планету, если окажется, что роториане уже поселились на ней, то одним «ой, здрасьте» дело не ограничится. Боюсь, что, едва увидев нас, Питт в качестве приветствия без предупреждения отправит нас на тот свет.