Сначала мы прошли через большую залу, полную машин для размельчения торфа; потом через комнату с котлами, топки которых были потушены и не топились несколько недель; миновали коридор и, наконец, очутились в просторной, прекрасно оборудованной лаборатории.
— Странная вещь, — с удивлением заметил Макдональд. — Посмотрите-ка; здесь все приспособления, необходимые для культуры бактерий и наблюдений за ними. Комната походит на лабораторию госпиталя.
Я осмотрелся кругом.
— Смотрите, — продолжал майор. — Здесь разводятся бактерии. Они их культивируют. Я слушал курсы бактериологии, а потому знаю.
И он с глубоким любопытством смотрел на закрытые стеклянные шкафы. Комната содержалась поразительно опрятно; в ней стояло много столов из зеркального стекла; горели несколько спиртовых ламп; в стаканах виднелось множество пробирок с желатином, бульоном и другими веществами, в которых бактерии процветают и множатся.
— Правда, — сказал я. — Очевидно, они мастерят здесь что-то, кроме побочных продуктов из торфа.
В эту минуту до нас долетел женский вопль.
Я узнал голос Клотильды и быстро повернулся; моей невесты но было в лаборатории.
Я понял, что она, взяв свой электрический фонарь, пошла осматривать соседнее помещение.
Что-то зазвенело; послышался звук осколков разбитого стекла; второй звон и второй вопль. Мы все кинулись в коридор. И не успел я опомниться, как увидел, что в руках Дея бьется женщина, которую мы знали под фамилией Норман. Очевидно, она собиралась убежать из здания завода.
Громкое немецкое ругательство, произнесенное грубым горловым голосом мужчины; опять звон разбитого стекла, на этот раз совсем вблизи, и несколько осколков попали мне в лицо. Мы увидели, что Вильгельм Бухвальд бросил в нас большую бомбу из очень тонкого стекла.
— Берегитесь, Гарри! — крикнула Клотильда. — В этих стеклянных бомбах зародыши каких-то страшных болезней. Они уже разбили три… Одна попала мне прямо в лицо. Смотрите!
Я направил на Клотильду свет моего электрического фонаря и увидел, что из большой раны на ее белой щеке струйкой текла кровь; в то же мгновение, заметив, что Бухвальд старается поспешно скрыться, чтобы ускользнуть от меня, я, не размышляя, кинулся на него.
Он оказался страшно сильным и, охватив мой стан одной рукой, другой сжал мне горло, а потом отбросил, как терьер бросает крысу.
Но майор и Тедди моментально кинулись на него, а я, успев оправиться, вынул из кармана веревку, ловко накинул затяжную петлю на сгиб его левой руки и быстро привязал к ней правую.
— Будьте вы прокляты, английские псы! — заревел он по-немецки. — Но вы умрете, умрете все. Наши стеклянные бомбы полны бациллами бубонной чумы; когда мы побросаем их с наших «таубе», они убьют больше ваших солдат, чем до сих пор их перебила наша армия. Будьте покойны! — И, связанный, он насмешливо захохотал.
Хвастливое уверение этого человека поразило нас. Весь ужас дьявольского заговора предстал пред нами. Они задумали не только уничтожить нашу армию, но и произвести опустошения среди мирного населения страны.
Мы передали фрау Нейман и Бухвальда в руки местной полиции, сами же отправились к врачу, который применил к нам антисептические средства. Узнав истину, местная санитарная власть приказала полить керосином лабораторию, все другие комнаты и коридор, где были разбиты бомбы, и затем поджечь завод.
Это было исполнено; огонь стерилизовал место, где стояло зловещее здание.
Узников отправили в изоляционный госпиталь в Ф., мы тоже поместились в таком же лазарете в соседнем городе И. и остались там под наблюдением врачей.
Заболела только моя дорогая Клотильда; мы, остальные, уцелели. Нейман и бактериолог Бухвальд, оба порезавшие руки, заразились; их железы распухли, и через двое суток они в ужасных мучениях умерли от бубонной чумы.
Две недели Клотильда висела между жизнью и смертью. Мне, сходившему с ума от отчаяния, не позволялось ее посещать. Наконец, однажды вечером я узнал, что кризис миновал, хотя несколько часов Клотильда стояла на краю могилы.
Через десять дней моя невеста вернулась в Лондон. Понятно, после такого несчастья ее отец, м-р Эшертон, не позволил ей снова подвергаться опасности и согласился на нашу свадьбу только с тем условием, чтобы моя жена никогда не принимала участия в разыскивании шпионов.
Теперь, хотя великая война все еще кипит и мы с Макдональдом продолжаем отыскивать шпионов, Клотильда остается дома в нашем приветливом коттедже в графстве Суррей и только мысленно сопровождает меня во время моих опасных предприятий.
Радиоуправляемая торпеда // The Electrical Experimenter. 1915, сентябрь.
[Без подписи]ВО ВЛАСТИ ГЕРМАНСКИХ ШПИОНОВСенсационный рассказ-факт
В комнате, выкрашенной в белую краску, не стояло никакой мебели, кроме тяжелого дубового стола, двух стульев и кровати. Окно было забрано толстой решеткой.
На постели лежал человек в полном одеянии, скорчившись в неудобной позе.
— Господи! — зевнул он.
Он схватился рукой за лоб и с отчаянным видом начал раскачиваться взад и вперед.
Он сполз с постели и, шатаясь, подошел к окну. Минуту или две он смотрел в него.
— Странно! — промолвил он. — Что за чертовщина?
Он направился к массивной двери, у которой не было ручки, и налег на нее плечом; потом медленно отошел на середину комнаты, озабоченно почесывая затылок.
Это был молодой англичанин, хорошо одетый, с наружностью воспитанного и богатого джентльмена и веселым, жизнерадостным лицом.
— Что такого мог я натворить вчера, что привело меня сюда? — сказал он. — Это тюрьма, по всей видимости. На этот раз мы попались, мой мальчик!.. — обратился он к самому себе. Считайте себя посрамленным, Джон Аддерлей!
В этот момент снаружи раздались шаги, дверь отворилась и в комнату вошел пожилой господин в очках, низкого роста, сгорбленный и с добрым, приветливым выражением лица.
— Господи помилуй! — вскричал он, останавливаясь в изумлении. — Вы здесь, Аддерлей?
— Профессор! — удивленно сказал тот.
— Это в высшей степени необычайно! — промолвил старый джентльмен.
— Я в полном недоумении. Где мы?
— Этого я не могу сказать вам даже и приблизительно.
— Вот это славно!
Они дружно обернулись к двери, откуда раздался стук засовов.
— Благодарю! — промолвил юноша. — Что касается меня, — спокойно продолжал он, — то я припоминаю только, что я ужинал в клубе и внезапно странным образом опьянел. Двое человек любезно подсадили меня в кэб и больше я ничего не помню, кроме того, что пять минут тому назад проснулся на этой кровати, чувствуя себя отвратительно. Но, очевидно, я вел себя неприлично, иначе я не был бы тут.
— Правда, — задумчиво согласился профессор. — Правда…
— Но вы-то как попались, профессор? Я не ожидал этого от вас. Я искренне сконфужен за вас.
— Если бы это было так, я заслуживал бы строгого осуждения, — возразил профессор. — Но вы сами знаете, что я очень воздержанный человек. И я твердо убежден, что и вы тоже не были пьяны вчера вечером. Могу я спросить вас: вы одни ужинали?
— Да. Но потом — теперь я припоминаю это — я разговорился с двумя иностранцами, приличными малыми, и мы распили вместе бутылку вина.
— Они же и помогли вам сесть в кэб?
— Теперь, когда вы сказали это, мне кажется, что это были они.
— И сели с вами?
— Я… я не уверен. Я заснул мертвым сном.
— Ну так позвольте мне сказать вам, что эти люди опоили вас, чтобы сделать своим пленником.
— Еще что! — недоверчиво рассмеялся Аддерлей. — Ведь мы, как будто, в двадцатом веке!
— И все же я вполне уверен, что я прав.
— Но отчего, скажите на милость?
Профессор серьезно посмотрел на него.
— Вы должны были бы знать… — молвил он.
Аддерлей вскочил на ноги и уставился на него изумленными глазами.
— Истребитель! — воскликнул он.
— Послушайте, — сказал профессор, садясь и указывая на другой стул. — Вчера вечером, в четверг, я прочел свою лекцию в Институте молекулярных исследований и возвратился домой в обычный час, около четверти одиннадцатого. Как вы знаете, перед моим домом есть большой и темный сад. При входе в него на меня неожиданно с ожесточением накинулись двое людей, оглушили ударом по голове, а потом захлороформировали меня, но неумело. Благодаря этому, мне удалось отчасти сохранить сознание и запомнить, что было дальше. Меня поспешно перевезли на моторе куда-то за Кройдон и там усадили внутрь аэроплана новейшей конструкции. Мне связали руки и ноги, но забыли завязать глаза. Сквозь стеклянный пол я, несмотря на темноту, мог приблизительно уловить направление, по которому мы двигались. Англия скоро осталась позади и мы долго летели над морем; потом быстро понеслись над спящей, хорошо обработанной страной. Между тем, рассветало все больше и больше и наконец мы спустились здесь, около этой, по-видимому, уединенной тюрьмы на опушке густого, темного леса. Мне дали поесть и привели сюда, к вам. С вами, очевидно, случилось такое же удивительное приключение?
Аддерлей перегнулся через стол и слушал с напряженным вниманием.
— Не в обиду вам будь сказало, профессор, — заметил он, — вы не дурачите меня, говоря, что мы за несколько сот миль от Англии?
— Это истинная правда, друг мой.
— Что же это значит, по-вашему?
— Только одно: мы в руках врагов Англии, в руках немцев.
Аддерлей откинулся на спинку стула и сунул руку в карман за портсигаром.
— В таком случае, мы можем ожидать интересных событий, — молвил он и, встав, начал бесцельно бродить по комнате.
— А как насчет Бальдвина? — спросил он, останавливаясь у окна.
— Я уже думал о нем, — ответил профессор. — Я бы не удивился, если бы они и ему оказали свои услуги.
— Вы совершенно правы, — сказал в этот момент Аддерлей. — Вон как раз Бальдвин идет через двор и с ним стража с ружьями и обнаженными штыками.