Структурно-динамический подход
Вишенки на торте и ложе Прокруста
Основная цель исторических примеров, которые я обильно приводил в этой книге, – проиллюстрировать, как проявляют себя элементы клиодинамической теории социального распада и обновления. В этом отношении моя книга сильно отличается от сочинений историков-специалистов и работ тех, кого я назвал бы кабинетными теоретиками-любителями.
Тексты историков, глубоко погруженных в прошлые периоды и регионы, которые они знают лучше всего, всегда поучительны. Но ни один ученый, сколько угодно выдающийся, не в состоянии освоить больше ограниченного количества исторических примеров. В результате мы можем получить из текста историка глубокое понимание того, как то или иное общество впадало в кризис и затем выходило из него, но не сможем отделить особые обстоятельства категории «здесь и сейчас» от общих принципов, применимых к тому и другому в целом. Нам необходимо понимать общие принципы, если мы хотим применять уроки истории, чтобы помочь нашему обществу оптимально пережить кризис. В конце концов, каждое общество уникально, и механически перенос того, что мы узнали, изучая позднесредневековый кризис во Франции, восстание тайпинов в Китае или даже Гражданскую войну в США, на нынешний американский кризис или на затруднительное положение Франции и Германии, лишен смысла. Чтобы извлекать уроки из истории, нужно отделить частности и особенности от общих принципов. Также необходимо получить общее представление о том, как определенные особенности общества взаимодействуют с общими механизмами кризиса и обновления. В качестве примера такого взаимодействия между общим и частным (см. главу 2) мы установили, что степень полигамии среди элит оказывает сильное влияние на скорость, с которой развивается перепроизводство элиты. Наша общая теория, таким образом, должна отражать другие особые характеристики обществ, которые формируют циклы разрушения/обновления.
Исторические нарративы могут быть вполне информативными (даже если они не могут помочь нам в отделении общего от частного), а вот старания кабинетных теоретиков-любителей, как правило, бесполезны. Эти авторы обыкновенно не являются историками-специалистами и зачастую плохо знают историю. Невежество освобождает ум, конечно, однако этого недостаточно. Теоретики-любители используют два «метода» для построения своих грандиозных нарративов. Первый сводится к отбору только тех исторических примеров, которые соответствуют выстраданной теории. Второй же становится этаким прокрустовым ложем, которое позволяет – немного растягивая тут и немного поджимая там – приводить различные исторические примеры в соответствие с фиксированными циклами, которые постулируются в их теориях. Девяносто девять процентов «циклической истории» поражено одной или обеими этими болезнями. Все настолько скверно, что я стараюсь избегать слова «цикл» в своих профессиональных статьях, ведь с ним связано много негативных ассоциаций (вместо него я предпочитаю говорить о «колебаниях», «динамике подъема-спада» и пр.)
Клиодинамика действует иначе. Она собирает огромное количество сведений у профессиональных историков, а затем использует их объективным, научным способом. Мы хотим знать общие закономерности и установить разнообразие вариаций в разных обществах и в разные исторические эпохи. Теоретические идеи надлежит перевести в наглядные динамические модели, чтобы мы удостоверились в том, какие именно предположения приводят к тем или иным предсказаниям. Далее эти прогнозы проверяются на собранных данных, проделывается большой объем работы, с которым не справится ни один человек в одиночку (требуется целое научное поле, разделение труда, постоянные пробы и ошибки, конструктивные разногласия и дебаты). Мы стоим у истоков новой исторической науки, и сделать предстоит еще многое. Но идеи, которые высказывает клиодинамика, несмотря на свою молодость, показывают, что наши усилия не безнадежны. Нужно продолжать работать, ибо ставки очень высоки. Социальный распад и внутренняя война убивают людей, разрушают экономику и сводят на нет человеческие достижения. Мы должны четко понимать, почему это происходит, чтобы избежать бесконечного цикла повторяющихся волн нестабильности и насилия.
Социальная динамика как агрегированное состояние
Когда сторонники клиодинамики хотят понять, почему и как наши общества оказываются в кризисе и как мы можем выйти из кризиса с наименьшими потерями, они строят математические модели. Эти модели отслеживают внутреннюю работу социальных систем, объединяя множество людей, каждый из которых уникален и обладает свободой воли. Многие традиционные историки и любители считают такой подход ошибочным или даже неприятным, потому что он, мол, дегуманизирует реальных людей. Тем не менее, если мы хотим понять социальную динамику и предсказать эффект возможных решений, мы должны поступать именно так. Почему? Потому что это работает.
Демографы из таких агентств, как Администрация социального обеспечения (АСО), должны прогнозировать, сколько средств потребуется АСО в следующем году, через пять лет и в будущем. Они используют модели, которые объединяют людей по возрасту и по тому, сколько налогов на социальное обеспечение уже собрано. Каждый человек уникален, но демографические модели удивительно точно предсказывают, что произойдет с совокупностью пенсионеров в будущем. При покупке автомобиля страховая премия будет рассчитываться из общих характеристик водителя. Если вы двадцатилетний мужчина, приготовьтесь к более высокому страховому тарифу. Это может показаться несправедливым, ведь вы сами считаете себя крайне осторожным водителем, но если хотите водить машину, вам придется платить. Если вы получите штраф за превышение скорости, ваш коэффициент увеличится. Каждое дорожно-транспортное происшествие по-своему уникально, но страховщики отлично умеют уравновешивать риски, чтобы компании, на которые они работают, не обанкротились.
Специалисты по клиодинамике используют аналогичный подход. Мы знаем, что люди определенной группы (например, мужчины без высшего образования с заработком в пятом дециле распределения заработной платы) различаются между собой. Но модель, основанная на группировке, работает ничуть не хуже демографической и фактической моделей.
При этом я вовсе не склонен сводить идеи и мысли, обсуждаемые в настоящей книге, к отслеживанию воздействия безличных социальных сил. Всякое социальное действие есть результат суммы действий отдельных людей. А безличные силы формируют жизнь и отношения людей. Мы хотим понять как общества, так и людей, их составляющих. Что же делать?
Подход, который я выбрал для этой книги, заключается в смещении фокуса повествования от индивидуальной точки зрения к происходящему на обобщенном, социальном уровне. Вот почему главы 3, 4 и 5 начинаются с эпизодов, прослеживающих конкретного члена социального слоя или класса, о котором идет речь в данной главе. Каждый персонаж является вымышленным, но придуман он не произвольно, а из опыта моего более чем сорокалетнего изучения американского общества изнутри (приношу свои извинения моим неамериканским читателям, но я должен писать о том, что знаю лучше всего). В то же время мое детство и юность пришлись на другую страну, я уехал в Америку, когда мне было двадцать лет. Но я бы сказал, что это на самом деле преимущество, – так и ксеносоциолог, наблюдающий Землю с альфы Центавра, имеет аналитическое преимущество перед людьми, которые живут в эпоху раздора, ибо их разумы нередко отягощены предвзятостью и пристрастиями. Вам, читатель, я предоставляю судить, удалось ли мне задуманное.
Структура и динамика
С точки зрения науки о сложности человеческие общества представляют собой сложные динамические системы. Ученые, изучающие такие системы, разработали набор теоретических инструментов, которые позволяют понять, как эти общества функционируют и развиваются. Это понимание обеспечивает основу для прогнозирования возможных будущих траекторий и, что более важно, для подготовки возможных системных ответов на различные вмешательства.
Наука о сложности работает. Мы знаем это по ее успехам в понимании биологических (экосистемы) и физических систем (например, глобальный климат). Изучение социальных систем в сравнении с природными едва началось, но и здесь мы делаем большие успехи. В этой книге я использую теоретические инструменты, разработанные учеными, которые занимаются вопросами сложности. Что это означает на практике?
Первый вопрос, который нужно задавать о той или иной системе, таков: какова ее структура, внутренний состав? Общества не похожи на контейнеры с идеальным газом, столь любимые физиками-статистиками. В отличие от молекул, каждый человек уникален. Кроме того, все люди принадлежат к разного рода группам, а те могут принадлежать к другим, более масштабным группам. Общество можно рассматривать как группу групп групп. Люди, принадлежащие к одной и той же группе, могут иметь общие интересы, что делает этот коллектив группой по интересам. Одной из конкретных групп интересов, которой посвящена эта книга, являются правящие элиты, или «правящий класс». Это люди, которые сосредотачивают в своих руках большую часть общественной власти внутри государства. Именно они принимают решения на уровне общества по таким вопросам, как война и мир, социальная и экономическая политика, налогообложение и перераспределение ресурсов, законодательство и правоприменение.
Группы интересов различаются по своей способности отстаивать коллективные интересы. Отчасти это связано с тем, какой властью обладает по отдельности каждый человек, принадлежащий к группе. Например, для экономической элиты мы хотим знать уровень достатка (богатство – это вид власти). Для военной элиты, скажем, для средневековой знати, желательно выяснить, насколько хорошо эти воины вооружены, защищены и обучены, насколько велика их свита. Но индивидуальная сила лишь начало пути. Сила группы интересов в решающей степени зависит от социальной сплоченности и политической организации. Если члены группы преследуют противоположные цели или даже активно сражаются друг с другом, то независимо от того, насколько могущественны отдельные лица, коллективная сила группы будет равна нулю. Точно так же все эффективные коллективные действия требуют хорошей организации. Дисциплинированная, хорошо структурированная армия всегда победит неорганизованную толпу воинов, сильных по отдельности. Ввиду вовлеченности в корпоративную иерархию боссы имеют структурное преимущество перед работниками, если только последние не организуются в профсоюз. Организация – это один из самых важных параметров, если не важнейший, который нужно узнать, чтобы оценить силу группы интересов.
Понимание того, как устроено общество – что представляют собой различные группы интересов и какой относительной властью они обладают, – является первым шагом в такого рода анализе. Второй вопрос касается динамики. Как взаимодействие соперничающих или сотрудничающих групп интересов влияет на изменения на системном уровне с течением времени? Как развиваются интересы и относительные способности групп? Здесь важна история. Чтобы ответить на такие вопросы, как «Находится ли это общество на грани краха?», нужно понять, как оно пришло к текущей хрупкости (или наоборот, как достигло устойчивости). Каковы тенденции, влияющие на интересы и уровни власти различных групп? Могут ли они измениться на противоположные или непременно продолжат развиваться в прежнем направлении?
Этот структурно-динамический подход вполне стандартен в науке о сложности и системах. Он является важной частью набора инструментов клиодинамики в силу своей историчности – именно здесь вступает в действие динамическая часть группы, к которой принадлежит индивидуум.
Теперь давайте поговорим о том, что я имею в виду под «интересом». Подход, которому я следую, вполне материалистичен. Предполагается, что люди хотят повысить свое благосостояние. Проще говоря, (почти) все предпочитают иметь больше денег. Таким образом, работники жаждут более высокой заработной платы, а работодатели предпочитают платить более низкую заработную плату. Что ж, начало положено; однако мы, люди, – сложные существа, и среди нас много разнообразия в ценностях и предпочтениях. Кто-то больше ценит отдых, а кто-то деньги. Некоторых мотивируют сугубо материальные интересы, тогда как другие придают большее значение нематериальным ценностям, той же справедливости и сотрудничеству. Еще люди могут действовать вопреки своим материальным интересам, потому что неправильно их понимают или введены в заблуждение манипуляторами. Спрашивать людей об интересах, например, с помощью социологических опросов, не всегда получается, потому что респонденты нередко лгут о своих мотивах (иногда даже лгут самим себе). Разум другого – загадка, окутанная тьмой (по крайней мере, пока мы не научимся читать мысли).
К счастью, многие из перечисленных проблем исчезают, когда все, что нам нужно знать, воплощается в групповых интересах. Достаточно большие группы, вероятно, будут характеризоваться сочетанием различных интересов, причем альтруистические и антисоциальные элементы станут в основном компенсировать друг друга. Группы, особенно организованные, также могут использовать внутренние каналы связи для достижения общих целей. В результате группы часто сходятся на общем знаменателе коллективных материальных интересов.
Однако материальные интересы не ограничиваются только экономическим благополучием. Довоенные северные бизнесмены, например, осознавали, что их достаток растет, но у них не было возможности влиять на национальную политику и задавать ей желаемое направление (к примеру, вводить тарифы и добиваться внутренних реформ). Получается, что групповые интересы обладают экономическим и политическим измерением, а также измерением военным (забота о безопасности или стремление к господству) и идеологическим (поддержание легитимности и статуса). Кроме того, группа может сосредоточиться на своих узких местнических интересах – или занимать более выраженную просоциальную позицию, ориентируясь на долгосрочную перспективу. Например, организации работодателей могут отвергать требования профсоюзов о повышении заработной платы или идти на компромисс, понимая, что более высокая заработная плата повышает покупательную способность работников, а это важный фактор экономического роста, в конечном счете приносящий пользу обществу в целом. Эта дилемма между краткосрочным эгоистичным преимуществом и долгосрочным широким интересом особенно остро стоит перед правящими классами, чей эгоизм чреват тяжкими последствиями при негативных изменениях политической обстановки.
Приверженность просоциальным интересам – одна из возможных причин, по которой группа не отстаивает свои узкие интересы. Другая причина, по которой группы могут действовать вопреки эгоистичным интересам, заключается в том, что они находятся под влиянием эффективной пропаганды. Широко обсуждаемый, хотя и несколько противоречивый, пример этого можно найти в книге «Что случилось с Канзасом? Как консерваторы завоевали сердце Америки», где Томас Фрэнк объясняет, почему работающие американцы начали голосовать против своих экономических интересов.
Сказанное подводит меня к последней проблеме, которую нужно затронуть, – ко лжи. Моя общая позиция заключается в том, что, пока отсутствует технология чтения мыслей, «истинные» мотивы людей обречены оставаться неизвестными. Опять-таки разум другого – загадка, окутанная тьмой. К счастью, «групповой разум», процесс коллективного принятия решений, вполне познаваем. О нем-то мы в самом деле и заботимся. Групповой разум – это результат коллективного обсуждения и выработки консенсуса, к которому можно прислушаться (в отличие от индивидуального закрытого разума). Принятие общей программы действий нередко оставляет физические следы в виде протоколов заседаний и программных документов. Конечно, некоторые группы довольно старательно прячут свои внутренние процессы принятия решений. Но здесь разоблачители, такие как Джулиан Ассанж и Эдвард Сноуден, становятся незаменимыми помощниками для социолога власти.
Там, где нет инсайдерской информации, мы возвращаемся к определению повестки группы по последствиям ее действий. Однако с практической точки зрения всегда полезно начинать с предположения, что группа будет преследовать материальные интересы своих членов. Те, кто утверждает обратное – что группа ведет себя просоциально в интересах общества в целом или даже всего человечества, – должны приложить дополнительные усилия, чтобы доказать, что они не дурят нам головы. А когда группа поступает вразрез со своими интересами, поскольку ее члены введены в заблуждение пропагандой, нам тоже нужны доказательства, подтверждающие такое утверждение. Эта позиция может показаться моим читателям циничной, но я считаю ее достойной исследовательской программой. Я не утверждаю, что люди всегда действуют в своих интересах (этому вопросу посвящена моя книга «Ультраобщество»). Но при исследовании групп интересов (а не отдельных лиц), в особенности элиты, я использую именно тот подход, который описан в настоящей книге.