— Но он оставил вас мне. Он сказал это. По вашим обычаям этого достаточно, не так ли?
— Он разводится со мной, вот и все. У меня есть право выбирать или отвергнуть любого мужа, какого я захочу.
Конечно, но вы выбрали меня. Я знаю.
— Я не говорила вам этого.
— Вы говорили, Амелия. Вы забыли. Вы упоминали более чем один раз, что любите меня.
— Это не должно означать, что я непременно выйду за вас замуж, мистер Корнелиан. Еще есть шанс, что я смогу вернуться в Бромли, или, по крайней мере, в мое собственное время.
— Где вы будете отверженной. Вы говорили так.
— В Бромли, но не всюду, — она нахмурилась. — Могу представить скандал. Газеты опубликуют что-нибудь, будьте уверены.
— Мне кажется Вам понравилась жизнь в Конце Времени.
— Возможно. Я осталась бы здесь мистер Корнелиан, если бы меня очень настойчиво не преследовали призраки прошлого. — Еще один взгляд через плечо. — Как можно тут расслабиться?
— Это случайность. Впервые, чтобы что-то подобное произошло здесь.
— Кроме того я напомню вам, что согласно Епископу Каслу (не говоря уже об увиденном собственными глазами) ваш мир уничтожается прямо сейчас.
— Только на момент, все скоро будет восстановлено.
— Лорд Монгров и Юшарисп уверяли нас в обратном.
— Трудно принимать их всерьез.
— Вам, возможно. Но не мне, мистер Корнелиан. То, что они говорят, имеет значительный смысл.
— Следовательно, возможностей для спасения должно быть немного в тех обстоятельствах, которые вы описали, — сказал еще один голос, низкий, мелодичный, чуть сонный.
— Никаких, — объявил мистер Ундервуд. — По крайней мере, что я знаю!
— Это интересно. Я, кажется вспоминаю, кое-что из теории, но большая часть информации, которая мне требуется, хранится где-то в другом месте, в другом городе, чьи координаты я не могу вспомнить. Тем не менее, я склонен верить, что вы — или проявление заблуждения этого города, или заблуждаетесь сами, жертва слишком сильного увлечения древней мифологией. Я могу ошибаться. Были времена, когда я был непогрешим. Я был уверен, что ваши описания этого города совпадают с фактами, которые находятся в моем распоряжении. Вы можете спорить, я знаю, что я сам заблуждаюсь, хотя мои ощущения совпадают с моими инстинктами, тогда как вы, сами, делаете скоро интеллектуальные, чем инстинктивные заключения; это, по крайней мере, я понял из нелогичности, которые вы допустили в своем анализе. Вы противоречили себе, по меньшей мере, три раза с тех пор, как сели на мою оболочку.
— Говорил сплав камня и резины — один из видов банков памяти, пробормотал Джерек. — Существует столько видов, не всегда сразу узнаваемых.
— Я думаю, — продолжал банк, — что мы все еще сконфужены и не привели свои мысли в порядок, достаточный, чтобы отвечать мне. уверяю вас что я буду функционировать намного удовлетворительнее, если вы лучше сформулируете свои замечания.
Мистер Ундервуд, казалось, не обиделся на критику.
— Я думаю, вы правы, — сказал он.
— Я сконфужен. Ладно, я сошел с ума, если сказать прямо.
— Безумие может быть только отражением обычного эмоционального смятения. Страх сумасшествия может вызвать, я считаю, уход в то самое безумие, которого боятся. Это только поверхностный парадокс. Безумие, можно сказать, является тенденцией упрощения, к легко понятным метафорам, природы мира. В вашем случае вы явно окружены неожиданной сложностью следовательно, вы склонны к упрощению — этот разговор о проклятье и Аде, например, — чтобы создать мир, ценности которого недвусмысленны, непротиворечивы. Жалко что так мало моих предков выжило, так как они, по самой своей природе, лучше бы отвечали вашим взглядам. С другой стороны, может быть так что вы недовольны своим безумием, что вы скорее бы встретились бы со сложностями, разобрались бы в них. Если так, уверен, что я мог бы помочь каким-нибудь способом.
— Вы очень добры, — сказал Мистер Ундервуд. — Чепуха. Рад быть полезным. Мне нечего было делать большую часть миллиона лет. Мне грозила опасность «заржаветь». К счастью не имея механических частей я могу оставаться спящим долгое время без каких-либо отрицательных эффектов. Хотя, как часть очень сложной системы, имеется много информации, которую я не могу больше полагать.
— Значит, вы думаете, что это — не посмертная жизнь, что я здесь не в наказании за мои грехи, что я буду находиться здесь вечно, что я, выходит, не мертв?
— Вы определенно не мертвы, так как все еще можете беседовать, чувствовать, думать и испытывать физические нужды и дискомфорт…
Банк имел склонность к абстрактным рассуждениям, которые, казалось, подходили мистеру Ундервуду, хотя Джереку и Амелии быстро наскучило слушать их.
— Он напоминает мне учителя, который был у меня когда-то, прошептала она и ухмыльнулась. — Но это именно то, что Гарольду сейчас нужно.
Всплески света не простирались больше на горизонте, и сцена потемнела. На мрачном небе не было солнца, только пыль и облака, причудливо окрашенных газов. Позади них город, казалось, шевелился, содрогаясь от возраста и напряжения и постанывал почти жалобно.
— Что случится с вами, если ваши города рухнут? — спросила она Джерека.
— Это невозможно. Они самовосстанавливающиеся.
— Непохоже на это, — пока она говорила две металлические конструкции упали в пыль и сами рассыпались.
— Это правда, — сказал он ей. — Частично. Они в таком виде находятся тысячелетия, как-то выживая. Мы видим только поверхность. Сущность городов не так очевидна и жива вечно.
Она восприняла это с пожатием плеч.
— Как долго мы должны оставаться здесь?
— Мы ищем убежища от Латов, не так ли? Мы останемся здесь пока Латы не покинут планету.
— Вы не знаете, когда это произойдет?
— Это будет скоро, я уверен. Или им наскучит эта игра, или нам. Тогда игре придет конец.
— И сколько умрет человек?
— Ни одного, надеюсь.
— Вы можете воскресить любого?
— Конечно.
— Даже граждан из ваших зверинцев?
— Не всех. Это зависит от того, какое впечатление они оставили в нашей памяти. Кольца памяти работают на основе нашей памяти при воссоздании.
Она не стала расспрашивать дальше.
— Мы, кажется, тоже находимся в изоляции здесь, в Конце Времени, как это с нами было в Начале, — сказала она мрачно, — как мало у нас моментов обычной жизни…
— Все изменится. Это особенно беспокойные дни, как объяснил Браннарт, являются результатом хронологических флюктуаций. Мы все должны прекратить путешествовать во времени ненадолго, тогда все придет в норму.
— Я восхищаюсь вашим оптимизмом, мистер Корнелиан.
— Благодарю, Амелия, — он снова стал ходить туда-сюда. — Это тот самый город, где я был зачат, говорила мне Железная Орхидея. Кажется это произошло с некоторыми трудностями.
Она оглянулась назад. Мистер Ундервуд все еще сидел на банке памяти, погруженный в беседу.
— Мы оставим его?
— Мы можем вернуться за ним позже.
— Очень хорошо.
Они ступили на серебряные поверхности, которые потрескивали при их шагах, но не ломались. Они поднялись по черным ступенькам к причудливому мосту.
— Наверное это будет подходящим, — сказал Джерек, — если я вам сделаю здесь предложение, Амелия, как мой отец сделал предложение моей матери.
— Ваш отец?
— Загадка которую моя мать предпочитает не разглашать.
— И вы не знаете, кто…
— Не знаю.
Она поджала губы.
— В Бромли, такого факта было бы достаточно, чтобы полностью исключить женитьбу, знаете ли.
— В самом деле?
— О, да.
— Но мы не в Бромли, — добавила она.
Он улыбнулся.
— Конечно нет.
— Тем не менее…
— Я понимаю.
— Пожалуйста продолжайте…
— Я говорил, что прошу здесь, в этом городе, где я был зачат, вашей руки.
— Если я буду когда-нибудь свободна отдать вам ее, имеете вы в виду?
— Точно.
— Что ж, мистер Корнелиан, не могу сказать, что это неожиданно, но…
— Мибикс даг фриши хрунг! — сказал знакомый голос, и через мост промаршировал капитан Мабберс и его люди, вооруженные до зубов.
16. ЧЕРЕП ПОД КРАСКОЙ
Когда капитан Мабберс увидел их, он резко остановился, направив свой инструмент — оружие на Джерека.
Джерек почти с удовольствием смотрел на него.
— Мой дорогой капитан Мабберс… — начал он.
— Мистер Корнелиан! Он вооружен!
Джерек не понял ее волнения.
— Да, музыка, которую они производят, самая прекрасная, которую я когда-либо слышал.
Капитан Мабберс тронул струну. Из колоколообразного дула его оружия раздался скрежещущий звук, вокруг ободка появилось несколько слабых голубых искр. Капитан Мабберс глубоко вздохнул и бросил инструмент на камни моста.
Похожие звуки и искры получились и у других инструментов, которые держали его люди.
Кинув трансляционную пилюлю в рот (с недавних пор он носил их повсюду), Джерек сказал:
— Что привело вас в город, капитан Мабберс?
— Занимайся своим вонючим делом, сынок, — сказал вожак космических пришельцев. — Все что мы, бравые ребята, сейчас хотим — это найти поскорее путь наружу!
— Я не могу понять, зачем вы вошли в город, хотя… — он извиняюще посмотрел на миссис Ундервуд, которая не понимала ничего из разговоров, и предложил ей пилюлю. Она отказалась сложив руки на груди.
— Не получилось, — сказал один из латов.
— Заткнись, Рокфрут, — приказал капитан Мабберс.
Но Рокфрут продолжал:
— Проклятое место оказалось так хорошо защищено, что мы подумали, что тут должно быть что-то ценное. Такое наше счастье.
— Я сказал, заткнись, тухлая башка!
Но люди капитана Мабберса, казалось, теряли веру в своего капитана. Они скрещивали свои три глаза в самой обидной манере и делали грубые жесты локтями.
— Разве у вас недостаточно успешно идут дела в других местах? спросил Джерек Рокфрута. — Я думал, вы прекрасно разрушали, насиловали и так далее…