В «убойном» отделе милицейского управления завели уголовное дело по факту самоубийства Всеволода Васильевича Слепакова, посмертно обвиняемого в убийстве гражданина Молдовы Джордже Ботяну. Что касается других известных нам, криминальных событий, то по ним продолжала работать группа уголовного розыска. Подключалась и прокуратура. Проходили опросы свидетелей, разрабатывались версии.
Через десять дней после бывших ноябрьских праздников капитан Валерий Сидорин подъехал к управлению на своей вполне приличной «Волге». Сидорин был высокий темноволосый человек с усталым лицом, в старой куртке под замшу, сером свитере и неглаженных брюках. Коричневый плащ с теплой подстежкой держал в руках. Проходя, поздоровался с дежурным милиционером и поднялся к начальнику.
Исполняющим обязанности начальника отдела значился майор Полимеев. Он уже сидел у себя в кабинете за письменным столом и говорил по телефону с кем-то из «муровского» начальства. Как всегда, Полимеев выглядел ухоженным, свежим и выспавшимся, в прекрасно сидевшем кителе с сияющими пуговицами.
– Да, конечно, закончим, – говорил Полимеев, кивая головой и делая взгляд уверенным. – Улик больше, чем необходимо, товарищ полковник. И вещественные доказательства налицо. Проверяем. И на наркотики тоже. Слушаюсь.
Через минуту опять:
– Слушаюсь. Все сотрудники работают в полную силу. Так точно. До свидания, товарищ полковник… Чего-то он паникует, – положив трубку и обращаясь к вошедшему Сидорину, закончил Полимеев.
– Он всегда паникует, – раздраженно проговорил Сидорин. – Ему в два дня вынь да положь. Как-будто мы какие-то экстрасенсы или… как они…
– Волшебники, колдуны?
– Не волшебники, а ясновидящие. Предсказатели. А мы люди. С определенной квалификацией, практикой и всё такое.
– Вы не люди, а опера. Вот то-то. Давай Валера, зови Маслаченко и других. Будем совещаться.
С выражением продолжающегося раздражения на усталом лице Сидорин повесил на вешалку плащ и выглянул в коридор.
– Минаков, – громко позвал Сидорин, увидев кого-то из подчиненных, – Маслаченко к и.о. начальника. Рытькова тоже. И лейтенанта Михайлову. Ну, Галю, Галю… Не ощеривайся…
Вскоре в кабинет с российским флагом в углу, двуглавым орлом и портретом президента над головой начальника, вошли вызванные.
– Садитесь, – бодро произнес Полимеев, компанейски-приветливо указывая руками. – Докладывайте про состояние на сегодняшний день всех потерпевших. Кроме Слепакова, естественно. Давай, Рытьков. Кто тогда был старшим? Маслаченко?
– Я, товарищ майор. Пострадавший Хлупин с одиннадцатого этажа дома номер…
– Говори по факту. Дом, квартира известны.
Маслаченко аккуратно пригладил светлые волосы, как бы приходя в более «оперативное» состояние. Даже застегнул пуговицу на клетчатом пиджаке.
Пиджак его показался Сидорину новым, рубашка выглаженной, галстук модным. Вообще то, что Маслаченко смотрелся импозантно в сравнении с ним, постоянно сердило капитана Сидорина. Это добавило еще больше раздражительности в его настроение. К тому же Галя Михайлова обычно сидела в одной комнате с Маслаченко.
Несмотря на унылый носик и какой-то неопределенный, будто отвлеченный куда-то взгляд светло-голубых глаз, Галя нравилась Сидорину. Особенно привлекала его фигура девушки – полногрудая, с тонким станом. А когда Галя садилась на стул, скромно одергивая форменную юбку – весьма укороченную – ее круглые колени просто выводили капитана из состояния деловой уравновешенности.
– В день самоубийства Слепакова, примерно минут за сорок до случившегося, – говорил Маслаченко, напрягая надбровье, отчего брови его превратились почти в горизонтальную линию, – с городского поста передали, что был телефонный звонок. Сообщили: по такому-то адресу… совершено убийство пенсионера Хлупина. Убийца Слепаков проживает этажом выше. Звонок с мобильника. Откуда – засечь не удалось. Мы вызвали для Хлупина «скорую» и выехали сами. Дальше – все знают. Хлупина положили в больницу номер пятьдесят шесть, улица Пехотная. В реанимацию. Когда его забирала «скорая», Хлупин был в тяжелом состоянии. Установлен сердечный приступ якобы из-за электрического разряда, направленного через батарею центрального отопления… по словам потерпевшего.
– Прямо фантастика. – Сидорин поморщился с откровенной досадой на сказанное Маслаченко. – Скоро ультразвуком убивать будут. Или колдовством. Через спутник… откуда-нибудь из Австралии.
– Подожди, Сидорин. Я чего-то призабыл, как это Хлупина долбануло через батарею? – уточнил Полимеев. – Каким образом?
– Да он же заземлялся, – саркастически усмехаясь, напомнил Маслаченко. – У него к ногам медные пластинки были прикручены, а от них провод к батарее.
– А… ну да, вспомнил, – кивнул и зачем-то прищелкнул пальцами Полимеев. – Во оригинал, елки зеленые!.. И что же?
– Кто выезжал по вызову? – вдруг вмешался опять Сидорин. – Рытьков?
– Со мной выехали Рытьков и старший сержант Селимов, – терпеливым тоном сказал Маслаченко. – Мы с Рытьковым брали Слепакова. Селимов оставался возле машины у подъезда.
– Ага. И Рытьков сообразил пальнуть по Слепакову из «макарова»… – Сидорин насмешливо крутил головой, усталое выражение лица сменилось у него на фальшиво-юмористическое. – Чуть не уложил на месте. Тогда рапортом и ходатайством не отделался бы.
– Да случайно сорвался выстрел-то! Слепаков в меня молотком зафенделил со всей силы. А сил у старика хватало. Он сперва замок громадный на верхнем люке сбил и – в меня. Плечо до сих пор болит. Первые дни спать не мог. Шрам показать? Если бы в голову попал, хоронили бы скромного офицера милиции вместе с этим психом. – Рытьков мрачно посмотрел на Сидорина. Деланное веселье капитана явно его обидело.
– Всё! Прекращайте пикировку, оперуполномоченные специалисты убойного отдела, – строго, хотя и допуская полускрытую шутливость, заявил майор. – Взыскания буду назначать за сварливость в рабочее время. Я ведь только исполняющий обязанности начальника. Вот посадят вам в кабинет нового шефа с Петровки, тогда попрыгаете. В чищеных ботинках, стоя докладывать будете.
– Мы что… мы ничего, – проговорил Рытьков, внезапно становясь этаким скромным старшим лейтенантом. – А капитан цепляется ни с того ни с сего.
– Продолжайте, Маслаченко, – официально сказал Полимеев.
Маслаченко подробно изложил, как они с серьезно травмированным Рытьковым производили тщательное обследование квартиры Слепакова. Но ничего, хотя бы в малейшей степени подтверждающее его противоправные действия в отношении Хлупина, найти не удалось. Вообще в квартире никаких улик, изобличающих Слепакова и его жену, нет.
– Если было какое-то устройство, – легоньким голоском позволила себе выразить дополнительное мнение Михайлова, – то ведь его могли вынести… Закопать, например, или бросить в реку, или еще куда-то…
– Да какое устройство, Галя! – опять взвился, забыв о смирении, Рытьков. – Ты понимаешь, что есть законы физики? Электричество, пущенное через систему отопительных труб, обязательно уйдет в подвал по самому короткому прямому пути. Каким образом оно свернуло этажом ниже? Что это за агрегат притащили, а потом утащили? Огромный конденсатор или трансформатор? Что это такое вообще? Не может быть! Темнит Хлупин, морочит голову.
– Словом, сплошная тайна и чудеса.
Майор встал из-за стола и принялся размеренно ходить вдоль стены за спинами оперов, сидящих рядком.
– Хлупин через пару дней выписывается. Его состояние признано удовлетворительным. Я звонил, спрашивал у лечащего врача, – Маслаченко достал из внутреннего кармана бумагу.
– Почему не съездил в больницу? – упрекнул его Полимеев недовольным тоном. – Почему на месте не провел дознание? Звонил, звонил…
– Врачи не разрешали, Владимир Степанович, я пытался, – стал оправдываться Маслаченко. – После выхода Хлупина из больницы сразу будем проводить подробное дознание. Вещдок – аккордеон жены Слепакова показывал экспертам. Они обнаружили под клавишами небольшие ёмкости, которых там не должно быть. Вполне вероятно, аккордеон Слепаковой являлся средством доставки каких-то некрупных предметов. Предположительно…
– Наркотиков, – подсказал Сидорин, проявляя всё больший интерес. – Значит, доказано: жена Слепакова проносила в своем аккордеоне… наркоту.
– По нашим данным, между Хлупиным и женой Слепакова выявлена предосудительная связь. Вот первая ниточка, ведущая в Барыбино. А может быть, и… – хотел продолжить Маслаченко.
– Какая связь? – смешливо наморщив нос и блеснув глазами, прервал Полимеев. – Что-то ты очень мудрено, Андрей…
– Ну, любовная связь. Странно вообще-то: ему полтинник с гаком, ей тоже лет сорок.
– А ты думаешь, любовная связь возможна только от восемнадцати до тридцати? Н-да… Тщательный химический анализ ёмкостей в аккордеоне произведен? Нет. Почему? – голос майора стал вполне начальственным, а глаза удивленно-оловянными, без блеска. – Что за неимоверное копание такое? Вы что, Маслаченко, уснули? Елки зеленые! А вы, Сидорин?
– Нас же срочно бросили тогда на раскрытие заказного убийства Нордвейна, коммерческого директора фирмы «Стимос», – напомнил Маслаченко. – И меня, и Сидорина…
– Меня тоже с Рытьковым, – торопливо присоединилась Михайлова. – Ты ведь там был, Саша?
– Я в другой группе, с Гальпериным, – возразил Рытьков, отвернувшись и демонстративно зевая.
– Хорошо. Лично звоню в лабораторию Комитета по борьбе с незаконным оборотом наркотиков, – сердито и официально заявил операм майор Полимеев. – Где у меня справочник? Лаборатория? Говорит майор… нет, из Строгинского. Майор Полимеев. Что? Это ты, Харитонов? Здорово, Алексей Иваныч! Мне нужно… Как у нас дела? Да как сажа бела. Помощь твоя требуется. Надо установить, есть ли в ёмкостях вещдока хоть малейшая пыльца от чего-нибудь… героина, например, кокаина и т. д. Вник? Ага, посылаю сотрудника с вещдоком. Спасибо, до встречи. Рытьков, бери аккордеон. Сидорин, поезжай-ка с ним. Заедете потом в Склиф поговорить с женой Слепакова. Кстати, чего это она в Склифе?