– Ага, Татьяна Ешуповна Бештлам. Уж за лилипутку ты никак не сойдешь.
– Это специальная труппа в штате «Гастрольбюро». У них действительно интересные цирковые номера и очень смешные танцы. А сопровождает лилипутское шоу оркестр высокорослых. Я на саксе, Машка Нам, кореянка – тоже наполовину – скрипка, Армен Бабаян – аккордеон или синтезатор и ударник Эльвира Эйнштейн.
– Ух, ты… фамилия, как у физика. Как ее? Теория относительности. Значит, у вас там полный глобализм. Эльвира-то из…
– Эльвира голубоглазая, белобрысая немка. Ее предки были высланы в Иркутск. Там целая немецкая колония. Элька замужем за Бабаяном. Но фамилию менять не желает, так эффектней. По-настоящему произносится: Айнштайн.
– Ну и компания собралась! – веселился Рытьков, въезжая в подмосковный пригород. – А лилипуты? У них какие национальности?
– А лилипуты и лилипуточки все русские.
– Вот уж правда – цирк! Между прочим, мы с вами прибыли к месту назначения, Татьяна Осиповна. Как мне быть дальше?
– Милости прошу, господин оперуполномоченный. – Таня сказала эту устаревшую пригласительную фразу нежным и отчего-то грустным голосом. – Прошу отдохнуть с одной музыкальной особой пару ночей и дней.
Таня положила длинные коричневые пальцы с красивым кольцом на его сильное плечо.
– Ну? Припарковывай свою тачку.
Рытьков поставил служебные «Жигули» под Таниным окном. И молодые люди пошли к подъезду невзрачного пятиэтажного дома, над которым желтела в косом патроне тускловатая лампочка.
Следует возвратиться в то время, когда Сидорин и Маслаченко отправились к Сычину. У бизнесмена они пробыли не слишком долго, попивая хозяйский коньяк под легкую закуску. Сычин долго упрашивал их помочь. Оглянувшись на дверь, предложил деньги. Из его рассказа складывалась совершенно четкая картина.
Оказалось, жена Сычина, Мария Витольдовна, знала о его связи с секретаршей из «Промэкспорта». Установила это с помощью пронырливого частного детектива. Заламывая руки в ревнивых рыданиях, она поклялась устранить гнусную блудницу. Горе особенно переполнило ее сердце, когда она получила сведения о том, что муж подарил смазливой любовнице дорогое колье с бриллиантом. Про то, какую шикарно обставленную квартирку Сычин снимал для Кукушкиной, она тоже выяснила.
Сгорающей от унизительной ревности Марии Витольдовне было не к кому обратиться за советом, и она рискнула.
Шофером у мужа работал элегантный Эрик Победимский. Если разрешал Сытин, он возил иногда Марию Витольдовну по фирменным магазинам. В процессе хозяйственных ездок Эрик безопасно, но настойчиво флиртовал с пожилой хозяйкой. Она слегка возбуждалась от его словесных заигрываний. Ей было приятно делать для него небольшие сюрпризы – в виде дарения туалетной воды, бритвенного прибора или модного галстука. Отношения у них складывались доверительные.
При сложившихся обстоятельствах шофер показался Марии Витольдовне единственным человеком, с кем бы она могла быть откровенной. Эрик не однажды делал ей прозрачные намеки на свои «особые», крутые, полукриминальные связи. Как-то он даже сказал, что за хорошие деньги для него нет ничего невозможного.
Мария Витольдовна открыла Эрику свою страдающую душу. Молодой шофер, хрустнув испанским пальто и подышав на золотой перстень, загадочно произнес:
– Думаю, хватит двадцати тысяч баксов.
– Так дорого? – вздохнула жена Сычина.
– Но вы же понимаете, миссис Мери, дело ответственное.
– Ах, я согласна на все! – воскликнула бизнесменша. – Эта стерва еще заставит мужа развестись со мной… А потом обвенчается с ним в храме Христа Спасителя.
– Не исключено, – глубокомысленно подтвердил Эрик.
– Я согласна.
– О’кей, миссис, половину вперед.
Шофер договорился с кем-то из своих подозрительных приятелей. Они рекомендовали ему Савельева. Победимского это устроило: он несколько раз доставлял хозяина в контору, где работали злосчастная секретарша и прежде судимый слесарь.
Услышав от Сычина эти художественные подробности, опера потребовали вызвать в кабинет Победимского. Поначалу Эрик всё отрицал, возмущался и требовал адвоката. Но, после того как Сидорин схватил его за грудки и шарахнул затылком об стену, к тому же достав «стечкина», быстро сник. Сначала окаменел от страха. Потом признался в согласии помочь хозяйке, но клялся, что не собирался организовывать такое страшное преступление. Надеялся на простое запугиванье секретарши. А виновата, мол, соблазнившая его деньгами Мария Витольдовна. Сычин тут же вскричал: «Гад! Падаль! Предатель! Вот сядешь на три года…» – «На пять лет», – поправил Маслаченко.
Сидорин вызвал по телефону Ивана Гороховского с сержантом Селимовым. Они приехали и забрали Победимского, который понял, что многообещающее утро молодой жизни теперь придется коротать в изоляторе. Маслаченко и Сидорин предупредили Сычина о молчании и помчались в «Пром-экспорт». Спросив, где находится экспериментальный цех, и установив личность слесаря по компрессорным установкам, опера подошли к тому, кого разыскивали.
– Савельев? Уголовный розыск, – Сидорин показал удостоверение. – Вы задержаны по подозрению в убийстве.
Только одно мгновение задерживаемый стоял неподвижно. Неожиданно размахнувшись, он бросил в оперов какой-то инструмент, наподобие гаечного ключа, и метнулся к выходу. Инструмент попал в Маслаченко. Капитан упал навзничь с рассеченной головой. В несколько прыжков Сидорин догнал Савельева у самой двери и повалил. После яростной борьбы Сидорин хрястнул убийцу лицом об плиточный пол, расквасил ему губы и нос. Заломил за спину руки и надел наручники.
Вскочив на ноги, майор грозно заорал на растерянно моргавших рабочих.
– «Скорую помощь»! Администрацию! Бегом!
Приехавшая «скорая» доставила Маслаченко в хирургическое отделение ближайшей больницы, прямо на операционный стол. Хирурги начали сложнейшую операцию, стараясь спасти тяжелораненого капитана. Однако было поздно: Андрей Маслаченко умер от кровоизлияния в мозг.
После похорон капитана в одиннадцатой комнате за столом погибшего стал листать оперативные сводки, раскладывать папки с делами, писать отчеты и производить дознания задержанных или опросы свидетелей старший лейтенант Рытьков.
Майора Сидорина через пару месяцев перевели на Петровку, где его настойчиво рекомендовал бывший начальник строгинского «убойного» отдела подполковник Полимеев. Сидорин изредка заезжал на своей «Волге» к бывшим сослуживцам. Но постепенно работа в МУРе полностью поглотила его время, и о худощавом опере с седеющими висками и всегда усталым лицом стали забывать, как и о светловолосом капитане Маслаченко. Несколько раз принималось решение оказать материальную помощь вдове с маленькой дочкой погибшего опера. Один раз такое решение было осуществлено. А следом за тем наступило некое торможение. И повторное исполнение решений как-то само собой заглохло, сошло на нет.
Если заинтересоваться отношениями между Александром Рытьковым и Таней Бештлам, то станет известно, что они встречались то в Красногорске, то в комнате Рытькова неподалеку от Тушинского рынка. Происходило это не так уж часто. Рытьков, которому вскоре присвоили звание капитана, редко располагал свободным временем. Саксофонистка работала в нескольких музыкальных коллективах, нередко уезжая на гастроли по России или даже за ее пределы.
Однажды Александр предложил Тане официально оформить их связь.
– Выходи, Танька, за меня. Возьми руку, сердце и небольшой оклад-жалованье скромного опера. Правда, иногда бывают побочные доходы. Если очень просят, я принимаю подарки. Не в ущерб делу, конечно.
– Фу, какое безобразие! И тебе не стыдно признаваться в этом любимой женщине? Нет, с таким беспринципным человеком я свою судьбу связать не могу, – заявила темнокожая притворщица с музыкальным образованием.
Таня шутила довольно резко, как это вообще было ей свойственно. Она считала, что женитьба осложнит и без того несладкую жизнь сотрудника уголовного розыска.
Воздерживаясь от законного бракосочетания и от церковного венчания, Таня посоветовалась со своей мамой Дарьей Корнеевной и через полтора года объявила Рытькову, что у нее будет ребенок. Рытьков расхохотался от самодовольного торжества, но двусмысленно хмыкнул:
– Дитё-то родится темненькое. И не поймешь, от какого отца. Потому что похоже будет в первую очередь на тебя.
– Что ты имеешь в виду, негодяй? – закричала Таня, вытаращивая глазищи. – Да я тебя убью за такое оскорбление!
– Пожалуйста. Возьми моего «макарова». Ну, теперь тебе не отвертеться от законного брака, Таня Бештлам. А мне придется писать о прибавлении семейства моей деревенской родне.
– Смотри, не перепугай их до смерти, когда напишешь, что женился на чернокожей.
А через полтора года после родов, которые прошли благополучно, Танина мама Дарья Корнеевна уже гуляла с внучком, ведя за ручку смуглого мальчика с голубыми глазками и светлыми курчавыми волосами.
Случилось буквально невероятное. Совсем в другом районе города, к зданию суда, где предстояло слушание очередного уголовного дела, подъехала наглухо закрытая служебная машина. Остановилась у специального входа, при жутком снегопаде и порывистом ветре. Створки задней дверцы своеобразного транспортного средства распахнулись. Вылез под пургу сержант в зеленоватом бушлате, с автоматом, висевшим на плече прикладом вверх. Потом, согнув длинное туловище, явилась черноволосая женщина в брючном костюме, а поверх костюма в демисезонном пальто. Затем вылез еще солдат, безоружный. Он стал возиться со створками железного кузова, намериваясь их закрыть. Тем временем из кабины возник лейтенант с пистолетом в кобуре и, не глядя на женщину, шагнул к входу в районный суд. Казалось бы – чего особенного? Ну, привезли обвиняемую к судебному заседанию под конвоем. И что же? А то: нечего выпускать обвиняемых даже на одну минуту из-под контроля при такой яростной метели. И вот почему.