Конфессия, империя, нация. Религия и проблема разнообразия в истории постсоветского пространства — страница 64 из 77

[757]. Молодые имамы в ходе интервью старались дистанцироваться от такого стереотипа и подчеркивали, что они стремятся обеспечивать преемственность, общаясь со священнослужителями старшего поколения, используя их опыт[758].

У православных также артикулируются межпоколенческие различия между верующими. С одной стороны, подчеркивается, что именно старшее поколение сохраняло религиозную традицию в советский период «официального безбожия» и несло в себе искреннюю веру[759]. Отдельно проблематизируется поколение тех, кто был воспитан в духе атеизма, их упрекают в незнании основ веры и в излишнем обрядоверии[760].

Тем не менее в обоих дискурсах молодежь рассматривается как ресурс воспроизводства «Мы-группы» и подчеркивается, что именно просветительская деятельность среди верующих, прежде всего среди детей, способна воспитать новое поколение верующих.

Третьим основанием повседневных типизаций священнослужителями верующих являются цели или мотивы обращения в мечеть или в церковь. Самой распространенной причиной прихода человека к вере и православные, и мусульмане назвали стремление разрешить с помощью религии свои проблемы, обрести утешение или спокойствие в мире, в котором вопросы души отходят на второй план, а на первый план выходят материальные аспекты. Именно неурядицы в жизни (безденежье, межпоколенческие и семейные проблемы, болезни) указываются в большинстве случаев как причина пополнения «Мы-группы» новыми адептами. Особая тема как для православных, так и для мусульман — это распространенная среди прихожан практика обращения к духовенству «снять сглаз или порчу». И если у православных такая практика находит критику, то мусульманские священнослужители относятся к этому более спокойно[761].

Некоторыми экспертами (как мусульманами, так и православными) выделяется немногочисленная доля прихожан, ведущим мотивом которых при обращении к вере послужили именно духовные проблемы[762]. В случае православия в качестве причин приобщения к вере и участия в церковной жизни упоминалось также влечение к эстетике церковного богослужения и стремление получить от Церкви социальную помощь:

Есть несколько категорий людей, которые идут к Богу. Первая — идет в церковь, когда стало плохо. Я пошел в храм. Церковь как помощь в беде. Гром грянул — перекрестился, побежал. Беда миновала — Бог, ты мне опять не нужен. Первая категория — наиболее частая. Вторая — церковь им нравится, некая эстетическая красота, здесь мирно, здесь хорошее пение, красивое облачение. И третья — церковь как социальная помощь обществу. Народ задыхается от бездуховности. Нужно чем-то ее (пустоту) заполнить, чтобы не было духовного вакуума. Поэтому религия, она как бы помогает: «Вы научите моего сына, чтобы он папу с мамой слушался, вот, как Боженька велит»… Все три эти фактора — они не в полной мере отвечают на всю сущность христианства (интервью, правосл.).

Специфика религиозной ситуации в Татарстане состоит в том, что Русская православная церковь в лице Казанской Епархии и Духовное управление мусульман Республики Татарстан репрезентируют две религии, традиционные для символического большинства жителей региона (татар и русских)[763]. Это накладывает отпечаток на актуализацию этнических категорий относительно «Мы-сообществ» в Татарстане. Важно отметить противоречивый характер риторики об этнической отнесенности в вере. С одной стороны, и в православном, и в мусульманском дискурсах воспроизводятся догматические установки на незначимость этнической принадлежности для конфессиональной идентификации. С другой стороны, «Мы-сообщество» в повседневных дискуссиях мыслится как соответствующее этнической традиции. Рассмотрим это более детально.

Когда хотят подчеркнуть незначимость этнической идентичности для вхождения в группу единоверцев, обычно вспоминают про мировое значение религии и цитируют соответствующие места из Священного Писания и Корана[764]. Также приводятся многочисленные примеры прихода в религию представителей этнических групп, традиционно не придерживающихся православия или ислама. При этом нередко утверждается, что глубина и искренность веры таких обращенных заметнее, чем у «этнически традиционных» единоверцев.

Но на самом деле, вот, в силу характера, опять же, этнического, татары, если крестятся, то в вере гораздо сильнее, чем русские люди. Мужественнее и увереннее… То есть их уже не своротишь ничем. Если уж верующий, так верующий по полной программе, как говорится (интервью, правосл.);

И, кстати, Коран они [русские] читают, что удивительно, быстрее усваивают, чем те татары, у которых в крови эти буквы… у них восприятие более сильное, ну, они с желанием приходят (интервью, мусульм.).

Среди причин принятия православия татарами православные священнослужители отмечают духовный поиск, неудовлетворенность исламом, подчеркивают, что христианство в большей мере, чем ислам, личностно ориентировано:

Именно перестали удовлетворять все остальные формы, кроме вот Церкви абсолютной, где все связано. Есть абсолютный Аллах. У Аллаха человек — это раб, а в православии человек — Бог, тоже личность. Вот. И тогда эта личность начинает говорить из него. Он ее не разуверил, он ее поднял или дал благодати поднять ее (интервью, правосл.).

Священнослужители считают также, что православие притягивает более образованных татар:

Я могу сказать фразу, которую сказала одна известная дама-татарка. Она приняла христианство тайно, потому что вся семья, говорит, отказалась бы. Это имеет место быть, да, такие моменты. Я, говорит, поняла, что чем образованнее татарка, тем больше склоняется к православию. Это выражение ее (интервью, правосл.).

Мусульманские лидеры, говоря о принятии русскими ислама, наряду с духовным поиском указывают на роль брачных связей с мусульманами.

Во-первых, самое первое, что они принимают ислам, — это связано с женитьбой на татарках. И они видят, что если они женились на мусульманках, они видят, что это чистота все-таки. Мусульманские женщины — чистые. Я не хочу обижать других, потому что и другие, может быть, чистые, но и духовно они порядочные: более скромные и более уважительные к своим мужьям. А девушки, которые выходят за русских, они говорят: ты должен быть таким, ты должен быть таким, то есть они требуют. Большинство и из-за этого приходит и начинает интересоваться исламом, принимать ислам, чтобы заключить брак, никах. Это первое. Второе — действительно не могут найти себя. То есть обращаются к христианству или куда-то в другие религии и не могут найти то успокоение. Приходя сюда, могут они… Мы видим, на уроках у нас сидят три русские женщины. Одна, вообще она замужем за русским, никакого отношения не имеет такого. Вторая и третья, они замужем за татарами, но татары такие, что просто одно название. То есть они с интересом и находят успокоение (интервью, мусульм.).

Обсуждение «неэтнических» верующих, то есть тех верующих, которые сознательно выбрали ислам вопреки традициям своего этноса, особенно актуально для мусульманского дискурса[765].

Таким образом, тема прихода в веру вопреки предписанной этничностью традиции в обоих дискурсах описывается в риторике превосходства собственной религии. И здесь также, несмотря на заявленный «открытый» вход в сообщество единоверцев, подразумевается их этническая однородность в конкретных условиях Татарстана, где символические пространства православия и ислама этнически разграничены[766].

В контексте распространенных в обществе этнических стереотипов религиозный дискурс также инкорпорирует этническую тему, поскольку религиозные деятели — это еще и носители этнических идентичностей. Несмотря на глубокое усвоение религиозных ценностей, в определенных контекстах в их сознании актуализируется интолерантное отношение к представителям этнических групп, укорененное не в религиозной догматике, а в повседневных представлениях, стереотипах и навязываемое государственными СМИ.

Интервьюер: Вот то, что сейчас на Украине происходит [имеется в виду предвыборная ситуация: противостояние Ющенко и Януковича в 2004 году], как Вы оцениваете? Там на одной стороне одни священнослужители, на другой — другие.

Информант: Там всю жизнь был дурдом. … Я просто жил там некоторое время и служить там даже пришлось немножко. Там всегда был дурдом. И вообще эта хохляндия, прости Господи, — самая противная нация. Сталкивался с ними и в армии, когда служил. Хуже, подлее людей нет. Ну, конечно, везде есть хорошие люди, ничего не могу сказать. Но вот есть же там отличительная черта нации, допустим. Вот у русских, считается, какое-то добродушие, гостеприимство, и у грузин еще что-то такое. Вот у хохлов — это просто предательство какое-то постоянно. Постоянно. Вот книжку про войну возьми, про Великую Отечественную, что ни предатель — то хохол обязательно. У них даже вот этот вот флаг — жовто-блакитный, желто-голубой, это пошло от… когда это гетман Мазепа предал и перекинулся на сторону поляков. И вот, чтобы его войско не перепутали с нашими, которые вот за Россию воевали, им дали вот эти ленточки желто-голубые. Это же вообще символ предательства просто. А у них — это государственный флаг (интервью, правосл.).

Отметим, что выраженное таким образом негативное отношение к «украинцам» как нации не сказывается на повседневных отношениях священника с прихожанами. Среди его «духовных чад» есть украинцы, с которыми у него сложились дружеские, почти семейные отношения. Этот пример показывает, что этническая идентичность в одних контекстах может «срабатывать» как маркер символического разделения, а в других — оказываться незначимой для принятия верующего в число «своих», «наших».