Ирка действительно остановилась, чтобы объясниться с персоналом, а я прошмыгнула дальше, нервно крутя головой в поисках этого любителя виски или хотя бы того, что от него осталось — не дай бог, конечно!
— Ну что, и где твой Джек-Потрошитель? — над ухом раздался голос Ирки, и я резво обернулась. Рядом с сестрой переминался дядька в униформе. — Нашла?
— Нет… Странно… — я пожала плечами в абсолютно мокрой куртке. — Но ведь он упал… где-то здесь… — я обвела руками пространство рядом с адским агрегатом. На нем уже повизгивала новая порция желающих преждевременно поседеть.
Но ни под сооружением, ни где-то поблизости самого Влада-Джека или хотя бы его шапки мы не увидели. Только блестящий от дождя асфальт в островках неглубоких луж.
— Н-да… нет… видимо, только мокрое место осталось… — весело констатировала сестрица, подталкивая меня к выходу — на языке жестов служителя, ждущего, когда же мы уберемся отсюда, явственно читалось, что, если мы сейчас же не покинем площадку, вместо одного ненайденного тела здесь вскоре могут найти целых три! А Пашка-то был вообще ни при чем и даже молчал всю дорогу!
Нехотя я позволила себя увести, поминутно оглядываясь, куда он все-таки мог деться, этот любитель виски.
— Возможно, он ударился несильно и ушел сам или же ему оказали помощь до того, как мы приземлились, — словно читая мои мысли, проговорила Ирка. — Пьяному море по колено, знаешь ли!
И я предложила выпить.
Быстро оприходовав за одним из разноцветных киосков бутылочку коньяка, мы решили ехать домой — ощущений острее получить уже вряд ли получится, если только не раздеться и не полезть на елку, как предложила сразу после последнего глотка Ирка. Промокли мы уже насквозь, так что возражений ни с одной стороны не поступило.
— Садитесь-садитесь! — быстро проговорил первый остановившийся водила на довольно побитой машине.
— Сколько? — сурово вопрошала Ирка, при этом, правда, уже запустив одну ногу в тепло салона.
— Договоримся! — хмыкнул тот, и тут я его узнала: — Дядь Вить!
— Ой, Юлька, ты? — дядя Витя рывками нажимал на педаль газа и активно выворачивал руль: — Ваще, блин, ну, е-мое! Это я не вам, девчонки, — тут же поправился он, выравнивая машину. — Домой?
— Ага, — кивнула я. — Что там Инка? Приезжать не думает? — поинтересовалась я первым делом, ведь подхвативший нас дядя Витя был не кто иной как Инкин папа. А Инка — это наша лучшая подруга со двора, правда, несколько лет назад выскочившая замуж и сбежавшая по этому поводу жить и работать в город Петербург. — Ой, и с наступающим, дядь Вить! — спохватилась я.
— Спасибо, девчонки, вас тоже, — на секунду повернулся он и вновь вцепился в руль, рывками то газуя, то притормаживая: — Стоять, кобыла, красный свет! А Инка…
Дядь Витя выдал ряд междометий, относящихся в основном к празднично-дорожной обстановке в городе, но среди этого все-таки смог выдавить из себя требуемую информацию:
— Только я вам ничего не говорил — она второго будет! «Запорожец» купи — тоже хорошая машина! — рявкнул он на замешкавшийся впереди джип.
Занятые радостным обсуждением предстоящей встречи с подругой, мы не сразу заметили, что Инкин папа, стараясь перекричать орущее радио, обращается к нам:
— …и, это, девчонки, представляете, упал обломок спутника…
— Жизни? — хмыкнула Ирка, поглаживая Пашкину ладонь. «Хоть бы в торте не было растительного масла, которое так уважает мама…»
— Дядь Вить, вы поменьше эти сплетни слушайте, — отмахнулась я, разглядывая сверкающий новогодними огнями город. Вот только дождь все портил! Лил и лил, и за мокрым стеклом разноцветность праздника превращалась в дрожащий, хоть и разноцветный, туман…
— Вы думаете, у меня сколироз? У меня нету сколироза! — слегка обиделся Инкин родитель, нервно переключая передачу. — Я сам все слышал и запомнил! — возмущался он. — Нет, память, бывает, меня подводит — я и на Ритке женился, чтоб не запутаться, потому что Маргарита — имя редкое…
— Да мы вам верим! — поспешила успокоить я, не вдаваясь в подробности по поводу и склероза, который имелся в виду, и сколиоза — хотя дядя Витя настаивал, что любой из этих болячек он не страдал никогда! Просто масс-медиа постоянно кормят нас всякой ерундой — про конец света, инопланетян…
— Вот-вот! — снова возбудился он, высовываясь в окно: — Брателло, ты как-то неправильно едешь! Давай, блин, давай… — дядя Витя усиленно крутил рулем, но сегодня вечером, тридцать первого декабря, все ехали неправильно!
— Я ж про то и говорю, что спутник — это фигня, чтоб мы заткнулись, а на самом деле это тарелка прилетела. А что? — снова повернулся он назад, к Ирке с Пашкой, поскольку я уже три раза согласно кивнула. «Тарелки мама предпочитает глубокие, а теть Наташа — плоские, с шишечками, праздничные такие…» — встревоженно думал Пашка, поглаживая Иркино плечо в промокшей куртке.
Но судьба в виде дождя, луж и черной «Тойоты», пролетевшей навстречу, помогла не отвечать нам на сомнительное утверждение Инкиного отца, поскольку волна грязных брызг из-под огромных колес фейерверком влетела в открытое окно нашей машины.
— Ко-озел, блин, ваще! — отплевываясь, мотал головой дядь Витя, пока я искала в сумке салфетки. — Все люди как люди, а этот — козел! Спасибо, не надо! — он отпихнул мою руку. — Мама не горюй! Где вам?
Мы уже подъезжали к нашей остановке.
— Можно здесь, не поворачивайте, — предложила я, а дядя Витя не возражал: — У матросов нет вопросов! Сейчас я вас десантирую…
— Спасибо! Еще раз с наступающим! — мы побежали к подъезду.
Рамблер-почта. Написать письмо.
«На месте. Осматриваюсь. Жду объект».
Отправить письмо. Вы не указали тему письма.
Тема письма — «Ликвидация».
— Пра-авильно! Я ж так и хотела! Наташ, а я шо говорю? — услышали мы, толкаясь в тесном коридоре. Всем хотелось как можно быстрей скинуть промокшую обувь и присоединиться к сухому праздничному теплу. Ну и к столу присоединиться тоже было бы неплохо!
— Давайте, — мамуля появилась в прихожей, чтобы забрать мокрые куртки, и по ее лицу я поняла, что она-то как раз не все так хотела, как Пашкина мама!
— Все готово? — осторожно поинтересовалась я, заглядывая в зал. Благодаря стараниям мамули, сияющая новогодняя сказка была готова начать свое представление в рамках этой комнаты — голубая атласная скатерть была прикрыта белой кружевной, словно только что выпавший снежок, а в центре волновался букет из белых роз, еловых шишек и серебристых бантиков. Японский фарфор красовался на голубых салфетках, а начищенный хрусталь искрил в предвкушении праздника.
— Молодец! — я чмокнула зардевшуюся мамулю в гладкую щеку. — А… — начала я, но в зал, громко топая, вошла Любовь Яковлевна и, резво сдвинув одну из салфеток в сторону, отчего о бокал жалобно звякнуло семейное серебро, пристроила на край стола какое-то блюдо с яркой массой, капнув маслом на белое кружево.
— Ну красота! — объявила она, любовно оглядывая стол.
— О… — услышала я глухой стон родительницы и поспешила поддержать ее за руку — высокие каблуки мамули и низкое оформление блюд будущей свахой могли не слишком хорошо сказаться на ее устойчивом положении.
— Вы меня извините, это шо за лицо? — тем временем несказанно удивилась мама Пашки, обратив внимание на мамулю. — Опять не подходит? Наташ? А че? — и, уперев руки в крутые бока, сурово воззрилась на свою сегодняшнюю соратницу по кухне. Там, правда, еще находилась наша подруга Даша с мужем Игорем и пятилетними двойняшками Машкой и Сашкой, но они, как гости, выполняли чисто исполнительную функцию — таскали колбаску, огурцы и горошек из салата.
— Люба, ну зачем столько свеклы? — пока еще интеллигентно, тихо вскричала мамуля, прикладывая ухоженную руку ко лбу. — И везде масло! Вот это что? — она указала блестящим розовым ногтем на длинную тарелочку, в которой что-то краснело, чернело, а сбоку приклеилась чешуя.
— Салат из скумбрии! — бодро отрапортовала Любовь Яковлевна, любовно закидывая выползшее колечко лука обратно в тарелку. — Лук, помидоры, маслинки… шикарно! — она не удержалась и коротким пальцем поддела кусочек помидора, а затем быстро отправила в рот.
— И растительное масло! — простонала мамуля, со скорбным лицом оттирая пятно от этого вездесущего ингредиента одесской кухни. — Скумбрия, помидоры, масло! Свекла, чеснок, масло! Морковь, яблоки, изюм-орехи — снова масло! — я не замечала, чтобы раньше мамуля была столь враждебно настроена по отношению к этому продукту. — Люба! Почему везде это масло? — вскричала она, завидя темное пятно на ковре. И на диване. И на манжете праздничного платья.
— Потому шо, во-первых, это вкусно и полезно, а во-вторых — быстро, потому шо времени не-ма-е! — по слогам отчеканила Пашкина родительница, пальцами поправляя в еще одном блюде, пока не замеченном мамулей, какие-то фрукты. Персики с подсолнечным маслом?..
Пашки видно не было — скорей всего, с повязкой на голове он возлежал в спальне. А может, что и с Иркой… возлежал… что тоже хорошо помогает в стрессовых ситуациях! Они не раз проверяли, это факт.
Тем временем накал кулинарных распрей достиг температуры, которая обычно необходима для выпекания заварных пирожных. Только пирожные печь никто не собирался!
— Шо не предоставь, все не нравится! — вздрагивая пышным бюстом, попыталась окончательно обидеться Любовь Яковлевна. — Я, наверное, здесь просто погулять пришла!
— Люба, нет, я не то хотела сказать… — мамулино воспитание вовсю старалось направить разговор в мирное русло. — Просто все эти блюда по-одесски…
— При чем тут Одесса сразу? — возмутилась Любовь Яковлевна. — Если хочешь знать, знаменитости пробовали эти блюда, и мы попробуемо…
— Люба! — вскричала мамуля. — Ни одна знаменитость не съест столько свеклы! Наварила три кастрюли…
— Не, дорогая, подожди! — Пашкина мама заблестела глазами. — Я хотела, шоб исклюзив был…
— Свекольный? — снова застонала мамуля. — Люба, давай не ругаться. Хорошо, это уже сделано… — она потянула все еще возможную сваху за малиновый рукав в блестках. — Смотри, уже дети нервничают… — беглый взгляд на меня, убежавшую к елке. Та встревоженно замахала ветками, проверяя, крепко ли висят игрушки. — Люб, мы должны все сделать хорошо…