Едва не ослепла от солнечного света, когда дверь распахнулась.
Бросив все, она побежала к церкви. Да спасут боги того, кто попробует остановить!
Рванула двери, грохнула створкой о камень, влетела в притвор.
Промчала до центрального нефа, увидела Колина за кафедрой. Нет дела до всех, можно их даже не замечать. Один Колин имеет значение!
- Сударь, вы дали показания?!
- Ээ… у… еще нет, миледи.
- Слава богам! Я очень хотела услышать. Говорите же.
Аббатиса поднялась с места:
- Дева Роуз, почему вы здесь?! Я не позволяла!
Роуз атаковала ее со всею яростью, с бешенством, с жаждою мести:
- Аббатиса, ваш чертов монастырь – феодальный субъект, а я – дочь барона! Вы заперли меня в своих землях, стало быть – захватили в плен! Мой отец имеет право нанять солдат и взять штурмом это логово змей! Так что молчите, тьма вас сожри!
Монахиня так и застыла с разинутым ртом. А Колин Бейкер улыбнулся от уха до уха и произнес:
- Имеющий уши да услышит мои показания. Дэвид Аттертон вынес Предмет из храма не ради кражи, а для спасения. Он увидел, как Предмет вспыхнул ярким огнем!
- Что?! Тьма, да вы в своем уме?!
И аббатиса, и эмиссар мигом забыли дерзость Роуз. Слова Колина оглушили всех ударом молота по темени. Предметы не горят! Предметы не разрушаются! Предметы вовсе не подвластны законам подлунного мира!
Колин Бейкер повторил:
- На глазах у моего друга Дэвида Священный Предмет загорелся. Дэвид схватил его через ткань и понес к колодцу, чтобы затушить. Если б он этого не сделал, сгорел бы и Предмет, и храм. Дэвид – не преступник, а спаситель!
Пауза длилась очень долго. Эмиссар затратил несколько вдохов, чтобы овладеть собою, а затем сказал:
- Свидетель должен осознавать, что лжесвидетельство карается пятью годами каторги. С учетом сего знания, готов ли свидетель повторить свои слова?
Роуз глядела на Колина. Столько твердости он взял из ее глаз, что ответил чуть ли не со смехом:
- Готов повторить, коль ваша светлость не расслышали с первого раза. Предмет загорелся. Дэвид понес его к колодцу, чтобы затушить. Откройте сундук и посмотрите: он весь покрыт сажей!
- Отрадно, что свидетель сам указал путь для проверки. Святая мать, имеете ли ключ? Прошу показать суду Священный Предмет.
Аббатиса поднялась с места. Судя по лицу, она ощущала себя комедианткой в ходе представления. Сейчас она достанет Предмет – и, ясное дело, не будет на нем никакой сажи. И все вокруг заржут, словно кони: «Поверила, вот же дура!.. Совсем тупая – а еще аббатиса! Любой баран знает: Предметы неуничтожимы!»
С неловкою улыбкой, будто загодя оправдываясь, настоятельница отперла сундук. Отложила в сторону замок, откинула крышку. Сняла бархатную ткань, накрывавшую Предмет.
- Я не вижу никакой… - начала она – и отпрыгнула, крича от страха.
Священный Предмет вспыхнул ярким пламенем!
Церковь взорвалась криками. Лизбет и Майя, визжа, рвали волосы на головах:
- Темный Идо! Дело Темного Идо!..
Колин Бейкер задыхался от восторга. Черные мечники эмиссара бранились во всю глотку, аббатиса орала:
- Тушите же, тушите его!
Эмиссар рявкнул своим людям:
- В воду! Вместе с сундуком!
- Аааа, владыка хаоса!.. Явился Темный Идо!..
- Да в воду же его, свиньи собачьи!
Свирепый крик эмиссара прозвучал, как пощечина. Двое из мечников опомнились, кинулись за алтарь, схватили сундук с Предметом. Он пылал, точно жаровня, но еще не успел раскалиться. Мечники подняли сундук и бегом понесли прочь.
- Майя, за ними, покажи колодец! – опомнилась аббатиса.
Когда они выбежали, повисла гулкая, оглушающая тишина.
- Ваша светлость, - произнес Колин Бейкер, на сей раз отчетливо слышимый всеми, - мой друг Дэвид поступил точно так же, как ваши люди: вынес Предмет к колодцу, чтобы погасить огонь. Если желаете его вздернуть – пусть ваши вассалы повиснут в соседних петлях.
С видом триумфатора он прошагал от трибуны к своему месту. Аббатиса и эмиссар переглядывались – потерянные, разбитые. Какое наслаждение – видеть их такими!
Эмиссар шепнул что-то, аббатиса ответила тем же. Спелись, стервятники. Утешают друг друга…
- Ваша светлость, Дэвид свободен? – уточнил Колин Бейкер.
Эмиссар разгладил на себе черную рясу, поднялся, прочистил горло.
- Гм-гм… В завершение суда слово дается ответчику, юноше Дэвиду Аттертону. Выйдите к кафедре и поклянитесь говорить правду.
С бесконечною гордостью Роуз смотрела на любимого. Да, милый, все это сделала я! Ради тебя рискнула и честью, и жизнью! Видишь: я достойна твоей любви!
- Ваша светлость, - до странности грустно сказал Дэвид, - клянусь Праматерью Софьей говорить только правду. Но в клятве нет нужды: я стою в храме у алтаря. Ни один священнослужитель не позволит себе лгать на моем месте.
- Подтверждаете ли вы слова семинариста Колина Бейкера? Вы вынесли Предмет из храма, чтобы потушить?
Дэвид вздохнул. Глядя прямо в лицо Роуз, произнес печально, но твердо:
- Нет, ваша светлость. Я потрясен увиденным сегодня. Прежде не знал, что Предметы способны гореть. Я вынес его из храма затем, чтобы взглянуть сквозь него на Звезду и назвать имя любимой девушки. Тогда Праматерь Софья соединила бы наши пути.
Роуз обмерла. Оледенела. Обратилась в камень, стоящий над могилой.
Эмиссар наклонил голову, повел бровью, обнажил зубы в оскале.
Он понял, что к чему. Сожри его тьма, все он понял!
- Ответчик, назовите имя вашей любимой девушки.
Дэвид смотрел только на нее:
- Прости, Роуз. Я тебя очень люблю. Леди Роуз Вингрем!
Эмиссар повернулся к своей ручной псине:
- Святая мать, давали ли вы право Дэвиду Аттертону взять Предмет ради счастья в любви?
- Нет, милорд.
- Если мы пролистаем вашу доходную книгу, найдем ли там запись о получении оплаты от Дэвида Аттертона?
- Нет, милорд.
- Благодарю. Суд вынес вердикт.
Будущий муж остановил взгляд на Роуз и медленно, с удовольствием произнес:
- Ответчик Дэвид Аттертон признается виновным в краже Священного Предмета. Он приговаривается к казни через повешение. Приговор будет приведен в исполнение сегодня, при первом звуке вечерней песни.
«Дева божья Роуз Вингрем просит права первой ночи…»
Аббатиса разгладила страницу с записью о той злосчастной конфиденсии. Запись осталась в первозданном виде, монахиня так и не выбрала, что сделать с нею. Перечеркнуть или вырвать страницу – недопустимо в книгах строгого учета. Можно было дописать: «Отказано» - но это ложь с точки зрения закона. Она ведь не отказала в конфиденсии, а запретила войти в камеру к подсудимому. Если бы Дэвида оправдали, Роуз могла бы применить свое право… Аббатиса не нашла верного решения и отложила вопрос на потом. Когда кончится вся эта история, станет ясно, как быть со страницей. И вот теперь, похоже, наступила ясность. Сегодня Дэвида казнят. Уместно вписать итог: «Право осталось неиспользованным в виду смерти избранника».
- Бур-бур, - сказал кот, перекладываясь на ее коленях. Он никак не мог выбрать удобную позу.
Отвлекшись от книги, она стала гладить мохнатого зверя.
- Успокойся, мой милый. Нам обоим нужно набраться покоя. Нынче нелегкий день, но он скоро окончится…
Эмиссар вошел без спросу, как в собственный дом. Сказал с угрюмым и требовательным видом:
- Итак, горящий Предмет. Что вы знаете об этом, сударыня?
- Ничего, милорд. Впервые вижу такое. Ума не приложу, как это может быть.
- Если скажете хоть слово о чуде, я рассмеюсь вам в лицо! Убежден, что это мошенничество, уловка шарлатана. Желаю знать, кто и как ее устроил.
- Милорд, есть ли смысл в поисках?..
Эмиссар постучал себя по виску:
- Сударыня, вы в своем уме? Состоялось мошенничество с применением Предмета! Я всех выведу на чистую воду! Мои люди уже занялись поиском улик.
- Завтра первый Софьин день… Назначено десять свадеб, и ваша в их числе. Прошу: не портите праздник допросами. Отложите хотя бы на потом.
- Даже не подумаю. По горячим следам найду всех виновных и развешу на соседних ветках с этим чертовым семинаристом!
- Бур-бур, - сказал кот и повернулся на другой бок.
Так же и в душе аббатисы нечто крупное не находило себе места. Ворочалось, скребло когтями…
- Милорд, вы собирались оправдать Дэвида. Зачем приговорили к смерти?
- Как будто сами не понимаете.
Все она понимала, однако…
- Юноша проявил благородство. История с горящим Предметом служила идеальным оправданием. Дэвид мог сказать: «Да, все так и было» - и вышел бы на свободу. Но он поступил так, как требовала честь.
- Вы говорите: честь, - а я говорю: трусость! Попробуй он солгать, я отдал бы его своим людям. С него бы сняли кожу по кускам, и все равно добились правды. Виселица – счастье в сравнении с этим.
- Вы поступили бы так с невиновным?
- С вором и лжецом, сударыня. И грешником. Первая заповедь гласит: «Свое место в мире прими с достоинством». Бедняцкий сынок позарился на дочь барона. Одного этого довольно!
- Бур-бур-бур, - сказал кот, топчась на ее ногах. Он тоже не находил себе достойного места.
Аббатиса погладила его между ушей, провела пальцами по спинке…
Сказала:
- Святая мать. Вы зовете меня сударыней. Простите, милорд, но это неверно.
Он скривился:
- У вас тоже нелады с первой заповедью? Сударыня, работайте над собою.
- Я никогда не жертвовала верой ради выгоды. Ни разу в жизни. Не смогу и сейчас… Милорд, измените решение суда: оправдайте Дэвида.
- Это еще зачем?
- Служить Праматери Софье – значит, служить любви. Нельзя наказывать за любовь.
- Чушь, сударыня. Сопливый бред.
Тогда она повернула к нему книгу:
- Если мой довод вам не по душе, приведу другой.
Прочтя, он изменился в лице. Глаза сузились в щелки, заиграли желваки.
- Роуз не чиста?! Вы мне солгали!