Советский Союз не пытался подорвать такие консервативные режимы изнутри и не настраивал против них Египет, Сирию, Ирак, и я уверен, что никто не сможет опровергнуть это. Напротив, СССР многократно стремился помочь преодолению противоречий между арабскими странами вне зависимости от их ориентации, да и внутри арабских стран, и не обязательно тех, на которые опирался в своей ближневосточной политике. Отсутствие игры на противоречиях в арабском мире со стороны Советского Союза можно проиллюстрировать целым рядом примеров. Среди них и попытки не дать разгореться ирако-сирийским разногласиям, и курс, взятый СССР во время кувейтского кризиса, и стремление остановить гражданскую войну в Ливане, и нацеленность на преодоление палестино-сирийских, палестино-иорданских, сирийско-иорданских противоречий. Не должно складываться неверное впечатление, будто все эти действия предпринимались Советским Союзом, абстрагируясь от необходимости защиты своих интересов. Конечно, интересы присутствовали, но они защищались не через использование межарабских противоречий.
Здесь я хотел бы остановиться, уверен, на малоизвестном, если вообще известном примере. В начале 80-х годов напряглись отношения СССР с Ираком, особенно в связи с иракоиранской войной. Одновременно укреплялись отношения СССР с Сирией. Еще одной характеристикой ситуации были быстро разрастающиеся ирако-сирийские противоречия. Москва была далека от мысли сыграть на них. Напротив, состоялось решение Политбюро ЦК КПСС об организации встреч в Москве высоких представителей Ирака и Сирии, чтобы наметить пути сближения между этими странами. Проведение такой встречи укрепляло авторитет Советского Союза на Ближнем Востоке, и об этом, естественно, тоже думали в Москве. Но главным мотивом принятого решения было стремление стабилизировать обстановку.
В то время я был директором Института востоковедения Академии наук СССР. В этом качестве мне было поручено организовать такую встречу в Москве и для этого проговорить все вопросы с Саддамом Хусейном и Хафезом Асадом. Сначала вылетел в Багдад, где 6 июля 1983 года был у С. Хусейна. Он сразу же согласился на наше предложение. В тот же день вечером Тарик Азиз, подтвердив это согласие, сказал, что Саддам Хусейн поручил ему эту миссию, которая «должна быть строго конфиденциальной».
С этим «багажом» я вылетел в Дамаск, где 10 июля встретился с Хафезом Асадом. Он тоже одобрил наше предложение. Было видно, что Асад остался весьма доволен и положительной реакцией С. Хусейна, о которой я ему сообщил. Но Асад все-таки попросил для окончательного решения четыре-пять дней отсрочки, во время которой любезно пригласил меня отдохнуть в Латакии, что я и сделал с удовольствием. С еще большим удовольствием предались отдыху многочисленные лица, как мне сказали, из личной охраны сирийского президента, сопровождавшие меня.
15 июля встретился с Асадом вторично, и он сообщил, что назначил в качестве представителя на переговорах вице-премьера и министра иностранных дел Хаддама. Во время продолжительной беседы Асад поделился некоторыми своими мыслями. Он сказал, что Москва особенно устраивает его как место проведения встречи. Несколько раз с предложениями о посредничестве отладить сирийско-иракские отношения к нему обращались представители арабских стран, но он понимал, что главная их забота — приблизить окончание иракоиранской войны, а затем все-таки столкнуть лбами Сирию и Ирак. Спросил меня, довели ли мы до сведения Саддама Хусейна, что речь идет не о простой нормализации, а об улучшении отношений. И еще задал вопрос: «По каким соображениям, с вашей точки зрения, согласился на переговоры в Москве Ирак?» Я ответил — так и было на самом деле, — что, судя по моей беседе с Тариком Азизом, Ирак интересуется тем же в отношении Сирии.
25 июля 1983 года Тарик Азиз и Хаддам прибыли в Москву. Переговоры проходили в одном из правительственных особняков на Ленинских горах. Мы специально оставили переговорщиков наедине. Но вечером я зашел к ним и увидел, как они мирно играют в бильярд. Казалось, что это неплохое предзнаменование. Проговорили они и весь следующий день, а затем и Хаддам, и Тарик Азиз попросили организовать встречу с кем-нибудь из высшего советского руководства. Лучшей фигурой для такой миссии мог бы быть Громыко, но он, к сожалению, отсутствовал в Москве — отдыхал в Крыму. В Крым представители Сирии и Ирака так и не попали. Выяснилось, что их «негде там разместить».
Такое банальное препятствие, как мне кажется, оказалось фатальным. Я был уверен, что если бы с ними встретился Громыко, то можно было бы нащупать решение, пусть неокончательное, половинчатое, но все-таки решение. Однако этого не произошло. Оба участника переговоров информировали, что не пришли к согласию по целому ряду основных вопросов. Но одновременно и Хаддам, и Тарик Азиз отметили, что все-таки их разговоры не были бесполезными. Факт их встречи остался полностью засекреченным.
Какой общий вывод мог бы быть сделан?
Наряду с несостоявшимся панарабским национализмом, отступившим под напором интересов отдельных арабских стран, резко пошел на убыль и в конце концов сошел с исторической арены мелкобуржуазный революционный национализм, свойственный целому ряду режимов в арабских странах, вырвавшихся из-под господства западных держав. Конец XX и особенно начало XXI века отмечены резкой активизацией сил, связанных с исламской идеологией. В немалой степени этому способствовала затянувшаяся неурегулированность арабо-израильского конфликта, ввод советских войск в Афганистан, а после их вывода — операция США в Ираке.
Вместе с тем, как представляется, в стратегической перспективе в арабском мире будет постепенно усиливаться национализм, избавленный от той направленности, которая была свойственна мелкобуржуазным революционерам.
Глава 5СССР и арабский мир: непростой путь к сближению
Политика бывших колониальных держав, а затем и США подталкивала целый ряд арабских стран к сотрудничеству с СССР. В этом же направлении действовало и развитие арабо-израильского конфликта. Разносторонняя советская помощь арабскому миру и позиция, которую занимала Москва в критические моменты конфронтации арабских стран с Израилем, располагали к Советскому Союзу и арабские монархии, тесно связанные с Западом. Все-таки общеарабские чувства были не эфемерными. Однако партнерами с СССР становились те арабские страны, у руководства которых находились революционные националисты. Это же относилось и к Палестинскому движению сопротивления.
Поддержка антиколониальных, национально-освободительных сил была одним из идеологических устоев советской внешней политики. Но идеология, господствовавшая в СССР, предопределила и тот факт, что отношения Советского Союза с арабскими революционными националистами сложились очень непросто и далеко не сразу.
Препятствие — антикоммунизм
Определяющим в выработке советского подхода к тому или иному новому арабскому режиму на первых порах было его отношение с местными коммунистами. Такой критерий сохранялся, но переставал быть определяющим.
Между тем антикоммунизм в разных формах и в разной степени проявлялся в Египте, Сирии, Судане, но особенно кровавым он был в Ираке. Нетерпимость к прокоммунистическим элементам существовала и в Йемене. Несовместимость новых руководителей арабских стран с местными коммунистами отнюдь не исчезала, хотя антикоммунизм мог несколько притупиться в те периоды, когда устанавливались и достигали высокой степени развития отношения с Советским Союзом.
Коммунистические группы или партии, образовавшиеся в арабских странах еще в колониальный период, были через Коммунистический интернационал (Коминтерн) и непосредственно связаны с Советским Союзом. В ЦК КПСС существовал Международный отдел, который осуществлял контакты со всеми зарубежными компартиями, в нем был сектор работы с арабскими коммунистическими партиями. КПСС высоко ценила свой статус центра мирового коммунистического движения и придавала особое значение числу компартий в мире, даже малочисленных, даже невлиятельных, но все-таки часто лишь по названию коммунистических партий.
Вместе с тем, исходя из догматических представлений, ЦК ВКП(б), а затем на первых порах и ЦК КПСС делали ставку на то, что национально-освободительный процесс в мире может развиваться только под руководством или в крайнем случае при непосредственном участии в этом руководстве коммунистов. Другие силы, игнорирующие местные компартии или тем более подвергающие репрессиям коммунистов, однозначно вне зависимости от отношения самих компартий к мелкобуржуазным властям зачислялись в лагерь реакции. Иногда даже с эпитетом «фашистская» реакция. Такая точка зрения превалировала в советском руководстве в 50-х годах. От нее начали медленно отходить, пожалуй, лишь во второй половине 60-х годов — и то не сразу и нерешительно.
Конечно, выдвигая отношение того или иного арабского режима к местным коммунистам в качестве одного из главных критериев своей политики, Советский Союз руководствовался не только чисто идеологическими соображениями. В Москве справедливо исходили и из того, что антикоммунизм ослабляет власть мелкобуржуазных сил, которые отталкивали от себя порой значительные слои прогрессивной творческой интеллигенции, даже организованно не связанные с компартиями. Вместе с тем в Египте, Сирии и временами в Ираке такая советская позиция заставляла мелкобуржуазные режимы ослаблять борьбу с коммунистическими партиями, с левыми в целом.
Положение менялось и в связи с выдвинутым в Москве теоретическим новшеством. Со ссылкой на В.И. Ленина была развита теория, согласно которой освободившиеся от колониальной зависимости страны могут на первом этапе идти к социализму своим путем, не через «традиционную» диктатуру пролетариата. Так была создана теория «социалистической ориентации». Главными критериями для стран, вставших на путь некапиталистического развития, стали большие масштабы национализации средств производства, иными словами, огосударствление экономики, а также создание партий или союзов под социалистическими вывесками. Такая теория не была идентичной «арабскому социализму». Признавая возможность некапиталистического развития арабских стран, она не снимала вопроса классовой борьбы. Большую роль в создании этой теории сыграл заместитель заведующего Международным отделом ЦК Р.А. Ульяновский