Некоторые страны, например тот же Египет, пошли дальше и усиливали государственный сектор в экономике за счет национализации уже не только иностранной, но и египетской крупной собственности: была осуществлена национализация банков, страховых компаний, крупных промышленных предприятий; в 1958 году проведена вторая аграрная реформа, резко ограничившая помещичье землевладение. В руках государства оказалось до 80 процентов средств производства в промышленности, вся кредитно-банковская система, весь транспорт. Государство взяло в свои руки внешнюю торговлю. Полностью запретной зоной для иностранного капитала была объявлена вся добывающая промышленность, за исключением нефти. Присутствие иностранного капитала ограничивалось лишь разведкой нефти. В стране существовало несколько смешанных компаний, да и то с преобладанием египетского государственного участия.
Такие масштабы огосударствления экономики были перегибом, связанным также и с влиянием примера социалистических стран. В начале 60-х годов советские руководители поддерживали Насера в его действиях, направленных на масштабное огосударствление экономики. Это находило одобрение, более того, ставилось в заслугу Насеру советскими партийными идеологами, учеными. Есть, однако, основания считать, что прагматизм Насера отводил его в сторону от магистральной линии национализации всего и вся. Он не отказывался от рыночных отношений, уделял немалое внимание развитию малого предпринимательства, особенно в сфере услуг. В СССР это нравилось отнюдь не всем. Даже тогда, когда в СССР уже начался размыв догматических представлений о социализме и в центральном органе ЦК КПСС газете «Правда» были опубликованы статьи харьковского профессора Либермана о значении прибыли предприятий для развития экономики, многие в Москве были недовольны тем, что Насер пригласил Либермана приехать в Египет. Насер беседовал с ним один на один в течение нескольких часов без переводчика на английском языке. Будучи корреспондентом «Правды» в Каире, я встретился с Либерманом, который сказал мне, что Насер очень заинтересованно спрашивал его о возможности совместить с социализмом частную предпринимательскую деятельность. К таким размышлениям Насера все больше и больше подводил его прагматизм, но ни в коей мере не отклонение его мировоззрения в сторону «исламского социализма».
Насер оказал Либерману исключительно теплый прием, пригласил его посетить Александрию, отдохнуть там несколько дней. Во время поездки машину из гаража канцелярии президента, в которой кроме Либермана был переводчик С. Тарасенко — в будущем помощник Э.А. Шеварднадзе, — занесло, и она перевернулась. Никто, к счастью, не пострадал, но Насер настоял на том, чтобы Либермана положили в больницу на обследование, и направил к нему официальное лицо с огромным от себя букетом цветов.
«Социалистический выбор» ряда арабских стран оказался недолговечным, собственно, как и социалистическое строительство в мире, — потерпел крушение тот тип строительства социализма, который господствовал в СССР. К концу XX века «арабский социализм» сохранился, пожалуй, да и то в препарированном виде, только в одной стране — Ливии. Однако провозглашение и шаги по осуществлению «арабского социализма» — это немаловажный этап в истории арабских стран.
Генетика «ближневосточного террора»
Каково соотношение между арабским национализмом и терроризмом? Это не второстепенный вопрос в определении сущности национализма как мировоззрения тех, кто пришел на смену колониальным или прислуживавшим им властям на Ближнем Востоке.
Нет никаких оснований считать, что «ближневосточный терроризм», ставший широко известным в мире, произошел от арабского национализма или стал его составной частью. Небезынтересен в этом плане пример таких носителей арабского национализма, как египетские «Свободные офицеры». Теоретически терроризм как способ завоевания власти ими не отрицался, особенно против прислужников англичан. На начальной стадии, когда движущей силой борьбы были непримиримость к иностранному гнету, болезненное чувство попранного национального достоинства, среди комитетов, созданных организацией «Свободные офицеры», существовал даже «комитет терроризма». Но уже на этапе подготовки к взятию власти произошел отказ от террора. На практике он был приведен в действие только один раз — при попытке совершить убийство ненавистного армии, погрязшего в коррупции, тесно связанного с колониальными кругами генерала Сирри Амера. Насер в книге «Философия революции» так описывает свои переживания после покушения на Сирри Амера: «Во время бессонной ночи в насквозь прокуренной комнате я задал себе вопрос: может ли судьба страны быть по-настоящему изменена, если мы устраним то или иное лицо, или это гораздо более сложная и глубокая проблема?.. Тогда я ответил себе на этот раз со всей убежденностью: мы должны изменить свой путь… корни идут глубже в почву — проблема куда более серьезная».
Здесь речь идет об индивидуальном терроре, направленном против отдельных деятелей, главным образом против арабов, сотрудничавших с иностранными оккупантами. Но даже такой вид террора не был принят Насером. Это проявилось и на церемонии прощания со свергнутым королем Фаруком, уплывавшим в Италию на своей яхте «Аль-Махрусса». На александрийском причале короля провожали все руководство «Свободных офицеров» и генерал Нагиб, за исключением Гамаля Салема. Насер запретил ему участвовать в прощальной церемонии, так как знал, что тот настаивал на том, чтобы покончить с Фаруком физически.
Во время первой палестинской войны 1948 года Насер имел возможность встретиться в Фелудже после прекращения огня с двумя израильскими офицерами, один из которых, Игал Ал-лон, в будущем стал начальником израильского Генштаба. Насер заинтересованно расспрашивал израильтян о методах и формах их организации и борьбы против англичан. Израильтяне могли бы поделиться с Насером, помимо всего прочего, и опытом своей террористической деятельности. Но этот опыт не был использован египетским лидером, готовившим и осуществившим переворот в 1952 году в Египте. Террор не стал методом борьбы Насера и в дальнейшем.
Характерно и то, что только после ослабления или ухода с политической сцены арабского революционного национализма подняли голову в Египте террористические исламские организации. В конце 70-х годов в Египте появились «Аль-Джихад», «Аль-Гамаа аль-Исламия», «Ат-Такфир валь-Хиджра» и другие, которые взяли курс на свержение светского египетского режима и с этой целью развернули террористическую активность в стране. Их жертвой пал Садат, они подготовили несколько покушений на президента Мубарака, осуществили теракты против египетских министров, иностранных туристов. Эти организации «новой исламской волны», отвергая «слишком умеренные» и «не соответствующие нынешним условиям» идеи даже такой правой организации, как «Братья-мусульмане», установили связи с «Аль-Каидой».
Но вернемся к изначальному этапу «ближневосточного террора». В качестве его родоначальников, очевидно, можно назвать созданную в период Второй мировой войны в Палестине Лехи, возглавляемую Штерном (он был убит в феврале 1942 года британскими полицейскими). Затем к руководству Лехи пришел триумвират, членом которого стал будущий премьер-министр Израиля И. Шамир. В 1943 году Лехи организовала покушение на верховного комиссара Палестины, а через несколько месяцев убийство в Египте бывшего министра колоний Великобритании лорда Мойна. После окончания войны 1948 года Лехи осуществила убийство представителя ООН шведского дипломата Ф. Бернадота, назначенного следить за прекращением огня.
Индивидуальным террором дело не ограничилось. Наряду с Лехи существовала и другая террористическая организация — Эцель, которую в 1944 году возглавил другой будущий премьер-министр Израиля Менахем Бегин. 22 июля 1946 года боевики Эцеля пронесли на кухню отеля «Кинг Дэвид», в одном из крыльев которого располагались английские административные учреждения, два молочных бидона с взрывчаткой. В результате взрыва был убит 91 и ранено 45 человек — англичане, арабы, евреи.
Имея за плечами такую практику террористических действий против англичан, трудно было ожидать, что террор не будет применен с целью вытеснения арабов из Палестины. Английский генерал Джон Баготт Глаб, создатель Арабского легиона в Трансиордании, в своих мемуарах вспоминает о разговоре, который состоялся между английским офицером и офицером из военной организации сионистского движения Хагана. На слова англичанина, что население Израиля (разговор состоялся до его образования) может поделиться поровну между евреями и арабами и это создаст трудности, офицер Хаганы ответил: «Трудности преодолимы — несколько кровопролитий приведут к тому, что мы от них избавимся». Последовавшие события напоминали иллюстрацию к этим словам. В январе 1948 года прогремел взрыв в сквере города Яффа, тогда населенного арабами. Погибло 22 человека, раненых было много больше. Наиболее тяжкое преступление было совершено в ночь на 10 апреля 1948 года. Экстремисты из Лехи и Эцеля устроили бойню в арабской деревне Дейр-Ясин, находившейся в окрестностях Иерусалима, — было убито 254 мирных жителя.
Иногда террористические действия вызывали настолько сильную критику за рубежом, да и в самом Израиле, что открывались уголовные дела против тех, кто совершал убийства арабов. Так было, например, когда в октябре 1956 года, накануне тройственной агрессии против Египта, израильский патруль расстрелял жителей арабской деревни Кафр-Касим, расположенной на территории Израиля, за то, что они «нарушили» неожиданно введенный комендантский час. Суд признал майора Мелинки и лейтенанта Дахана виновными в убийстве 43 жителей Кафр-Касима и приговорил их соответственно к 17 и 15 годам тюремного заключения. Сержант Оффер получил 15 лет тюрьмы за убийство 41 араба. Различные сроки получили и другие участники преступления. В начале 1960 года, то есть через три с небольшим года после совершения преступлений, все его участники уже были на свободе. А судимый отдельно бригадир израильской армии Шадми, который дал приказ «не проявлять сентиментальности», отделался издевательским для памяти погибших штрафом, равным одному цент