водителями СМИ и творческих союзов и высказал ряд соображений, имеющих прямое или косвенное касательство к этой проблематике. Перед членами ЦК добавлю: размежевываясь со сталинским наследием, мы не были последовательны, а в чем-то отделались жестами и формальностями.
Конечно, все мы родом из Октября. Но в чем-то больше, в чем-то меньше, мы также дети или внуки сталинской поры. Общество еще не разомкнуло, не сбросило многих оков, наложенных Сталиным на наше восприятие бытия, на весь мыслительный процесс. Доказательства? Пожалуйста.
Мы сопоставляем ныне происходящее, особенно в духовной сфере, не с тем, как было при Ленине, но с дозволенным или недозволенным при Сталине. Многие инструкции, тут действующие, несут на себе почерк 30–40-х годов. Пожалуй, еще больше связывают нас с той порой предвзятости и предрассудки. Среди них такой коварный, как презумпция виновности.
Потому-то, наверное, когда в ходе перестройки противоборство принимает крутой оборот, кое-кому мерещатся уклоны, контра, заговоры, в любом случае ересь. И шарят под лавкой: нет ли поблизости топора. Крепко засел чертов «закон обострения классовой борьбы».
Определенно недостает культуры всякой и главным образом бывшей в немилости у Сталина культуры демократии, культуры человеческого общения свободных и равных между собой граждан. Не хватает аргументов, такта, навыка слушать оппонента, не терпится проявить власть, если она в наличии. В голосе прорезываются металлические нотки, взгляд твердеет, нечто монументальное появляется в самой фигуре. Даже человек, от природы одаренный, не всегда выдерживает испытание властью, подчас пустяковой. Из спеси, не обязательно корысти ради, он тешится чужой зависимостью. Хочу – выдам справку, хочу – нет, проставлю печать или буду только дышать на нее, помогу больному или не помогу, пропущу или задержу, приму на учебу или воздержусь, «облагодетельствую» или испорчу настроение, заставляю отбывать ценз повинностей и страданий, прежде чем ты – гражданин – получишь положенное по Конституции. А схвати подобного властолюбца за руку, он прикроется «государственным резоном» или бумагой, которую читает справа налево, выискивая в ней между строк то, чего нет, или наглым – «не нравится, могу уйти работать в другое заведение».
Невидимые миру слезы? Бытовые неурядицы. Возможно, кого-то устроит нивелировка проблемы. Если же смотреть в корень, то придется заявить – многие наши недуги зачинаются совсем обыденно. В очередях, переполненном транспорте, собесах, врачебных учреждениях и т. д. складываются свои циклоны и антициклоны, воздействующие не только на сезонную погоду, но и на общественный климат. Если подойти к проблеме под политическим углом зрения, то придется признать, что стихийно распространилась практика урезания де-факто социальных гарантий и гражданских прав советского человека или затруднения доступа к ним.
Кто может мириться, с олимпийским спокойствием взирать, как ветеранов Отечественной войны, инвалидов, вернувшихся из Афганистана, оскорбляют бездушием и усмешкой, бросая вызов Постановлениям ЦК и правительства, как издеваются над сиротами и престарелыми? Когда же хотя бы здесь воцарится порядок? За мелочь подобные безобразия могут сходить только у людей, непоколебимо убежденных в волшебной силе палочной дисциплины и начальственного окрика. Для них демократия – ширма, дань моде, легкое недомогание наподобие насморка или развлечение, которое мы можем для разнообразия себе накоротко позволить.
Встречаются, понятно, и такие, кто не утруждает себя самоанализом, ищет ответы на вопросы, которые его волнуют, лишь вовне и за аксиому чтит приспособленчество. Приспосабливается всегда держащий про запас вчерашний скарб. По одной этой причине нельзя ждать от него полной отдачи. Хорошо еще, если он не балласт, а только пассив. Впрочем, пассивность охотно ищет себе извинения и находит – зачем рисковать, быть деятельным, когда инициатива по-прежнему наказуема или связана с вагоном неудобств, мытарств, нервотрепки.
Для полноты картины придется упомянуть людей, паразитирующих на бдительности и поточным методом производящих сомнения. По их мнению, партия уже зашла слишком далеко в революционных переменах, демократическом обновлении и гласности. В подтверждение скажут: смотрите, какие волны провоцируют выступления в прессе, какие крайние точки зрения «публика» выражает без опроса, на кого замахиваются.
Кое-кто исповедует облегченную версию социализма по причине умственной отсталости или догматической оседлости. При всем желании ему не объять масштаба нынешних перемен. Некоторые же засуетились от того, что партия с помощью СМИ не застряла на периферии, докапывается до сути. Их же, зубы съевших отнюдь не на мякине, устроило бы, если бы перестройка иссякла, исчерпала себя в перестановке мебели в квартире или смене прописки, лучше в том же городе.
Разочарую: нынешний этап перестройки – самое начало. Основное впереди. Социализм перестает быть буквой. Он снова живая мысль и живая практика масс. Именно этого партия и добивалась. Активность и как можно больше творческой активности – лишь так идеи авангарда становятся идеями всего народа. Только так и не как иначе все советское общество проникается пониманием того, что час идей обновления пробил и мосты для отступления сожжены.
Нельзя, разумеется, допустить, чтобы признание закономерности противоречий во всяком движении, кстати, и назад тоже, влекло за собой недооценку или беспечность в отношении спорных или конфликтных ситуаций. Есть противоречия и противоречия. Есть борьба и борьба, позиции и позиции. Партия добивается больших демократизации и гласности, чтобы стало больше социализма, присущих ему свобод, прав и общественных привилегий. Никакого «обновления» за счет социализма и против социализма не может быть и не будет. Заявляю это не первый раз и с предельной ясностью.
Вместе с тем свидетельством беспомощности или несостоятельности, а совсем не признаком непреклонности и решительности является стрельба из пушек по воробьям. Полагаю, мы с вами не собираемся одни вульгаризмы подменять другими, шарахаться из крайности в крайность, из-за несовершенства исполнения наказывать замысел или, не разобрав броду, поиск лучшего пути для претворения в жизнь задуманного клеймить как покушение на идею.
Осмысление состояния и перемен должно совершаться непрерывно. Не для наукообразного украшательства и изобретения более изысканных комплиментов основоположникам социализма. Никто не вправе ожидать или требовать от нас, чтобы каждый пленум или съезд партии обязательно становился «вкладом» в наше учение и чуть ли не в мировоззрение. Соблазны все это и суета. Нам приписки не нужны в отчетности и еще меньше в теории. Однако нельзя поощрять и терпеть также косность, упорство из упрямства, капризное неприятие любой перемены, отрицание фактов жизни и самого факта жизни.
Если мы верим в собственную способность к самосовершенствованию, то давайте усвоим: завтра в чем-то обязательно поправит наши нынешние представления так же, как сегодня корректирует и опровергает наше вчера. Однопартийность в данном контексте создает свою специфику. Просчет, неудача одного не гасится неумением и ошибками оппонента. Правящая партия принимает на свой счет все издержки. Заслуженно и незаслуженно.
Какой вывод из этого следует? Ответственность и самокритичность всегда и во всем плюс принципиальность. Чтобы моральное единство стало по-настоящему весомым, партии и всему обществу надо очиститься от безнравственности, вернуть непреложность коммунистическим заповедям. Ленин не зря требовал, чтобы с коммуниста был двойной и тройной спрос за небрежение своими обязанностями, за всякое злоупотребление и особенно умышленное преступление. Большое дело должны делать незапятнанные руки и горячие сердца.
С некоторых пор частенько можно услышать и прочитать, что на рубеже 1970–80-х годов в советском обществе накапливались усталость, апатия, разочарование. Спросим же строго – почему? Могло ли быть иначе без возрождения ленинизма? Не фрагментарно, а как целостного учения. Без придумывания квазитеоретических декораций под стать тогдашней наличности.
До чего мы докатились. Ленина разучились читать, а читая, понимать. Гениального мыслителя и революционного практика начетчики умалили до Ленина-оракула и Ленина-иконы. Для чего? Чтобы не промахнуться и не выпасть из обоймы. Сиди, нанизывай цитатку на цитатку и изображай на лице умную мину.
Где же вы найдете у Ленина пропись, чем нам заниматься с 1 января 1988 года, через год или 100–200 лет? Естественно, Ленин разборчивой кириллицей записал, что должно быть исключено при всех условиях, – не ханжествовать, не двурушничать, не воровать, не праздновать труса. Он назвал и выстроил в ряд родовые признаки советского социалистического строя. И кроме того, дал настоятельный, категорический совет – жить своим умом. А для этого – учиться. Учиться у главного и самого взыскательного учителя – у жизни. Учиться коммунизму, ибо коммунистами не рождаются, ими становятся. Учиться на собственном опыте, но не чураться и опыта других.
Сталин же поступал почти во всем наоборот. Он поставил строй с ног на голову. Под видом ликвидации «кулачества как класса» он нанес удар по крестьянству как классу и союзнику пролетариата. Противопоставил государство обществу, перессорил друг с другом все виды собственности, категории политэкономии. Хотел, но не успел перетасовать все классы и слои населения, чтоб жило оно, не помня родства, в работном доме.
Понадобятся годы, прежде чем удастся возродить уважение к кормилице земле, к нелегкому сельскому труду, к труду вообще, а не только изысканному элитарному. Уйдет не одна пятилетка, чтобы заработал на полных оборотах экономический механизм хозяйствования, который мы привели на смену изжившего себя административно-командного.
Будем, однако, откровенны сами перед собой: административно-командный стиль поразил не только экономику. Он пронизал все наше бытие. Бытие всех от мала до велика. Потребуются десятилетия, пока мы закроем все прорехи, образовавшиеся или умноженные из-за черствости, неуважения к физическому и душевному здоровью общества, пренебрежения нуждами самых уязвимых его членов – детей, варварского отношения к природе. Пока мы изведем внутри себя психологию временщиков, что побуждает делать дело кое-как, если уж его вовсе нельзя не делать. Перестанем экономить на копейках для показухи, чтобы ничтоже сумняшеся растратить миллионы на исправление брака и глупостей.