Коммунисты, поставившие целью помочь человеку труда распрямиться, вздохнуть полной грудью, почувствовать себя рачительным хозяином земли, на которой он живет, что же мы забыли, чему присягали? Или нас не волнует, что, пройдя сталинские университеты, большинство поныне существует с оглядкой, страшится ошибиться, дует на холодную воду, подстраховывается и перестраховывается, не спешит воспользоваться правами, которые перестройка уже ему предоставила дома и на производстве?
Не надо строить иллюзий – сталинизм не враз забудется. В том числе по причине нашего национального характера. На Руси во все времена чутко реагировали на оттенки и акценты. В наш просвещенный век да с дублеными спинами и подавно. И если в центральной газете вдруг появляется материал, подвергающий сомнению уместность для коммуниста трудиться в сфере торговли или примкнуть к кооперативному движению, то думные дьяки, что по лавкам и завалинкам сидят или в мягких креслах устроились, наскоро вычисляют: ага, решение ЦК – это лакмусовая бумажка, дабы отделить семена от плевел, проверить, кто зрел, а в ком червоточина.
Возьмем другой пример – закон об индивидуальной трудовой деятельности. Если он вводится в действие под аккомпанемент кампании против «частника» и рассылки приглашений на собеседование в ОБХСС, то вряд ли призыв не бить баклуши, а заняться выгодным для себя и общества делом вызовет повсеместный позитивный отклик.
Наполеон придумал, Сталин позаимствовал у него, что лучше наказать 10 невиновных, чем упустить одного виноватого. Худое, как болезнь, входит пудами, а выходит золотниками. Это особенно верно, когда усердием не по уму безупречная идея компрометируется, превращается в карикатуру, выставляется на посмешище. Право, порой одолевает желание кричать – я совсем другое имел в виду. Да нельзя. Тебе доверили быть дирижером, так и неси крест.
В общем, забот невпроворот. Отчасти это связано с припозднившейся раскачкой, с неизжитыми расчетами, авось пронесет или шибко повезет. Глядишь, выдастся сверхурожай. Манна небесная обнаружится, или сыщется философский камень, что в одночасье наведет порядок и в партийно-политической работе, и в школе, и в жилуправлении.
В ожидании даров данайских мы съехали на одно из последних мест в мире по использованию достижений научно-технической революции. И кто сказал, что НТР – это машины, приборы, технология? Люди, в первую очередь люди. Все заключено в них и зависит от них. Это мой комментарий к понятию «человеческий фактор», которое мы бодро склоняем.
Революция и эволюция непрерывно совершаются в общественной сфере. Может, хотя бы тут мы показываем образцы? Чего же мы медлим? Ведь не нужно менять оборудование, выбивать фонды, дополнительные деньги. Требуется лишь самому перемениться. Опять психология временщиков мешает, заставляет вынюхивать расхождения на стыках между руководителями, учреждениями, на лестнице, именуемой иерархической? Психология, отучившая верить в стабильность, в то, что завтра не случится разворот на 180 градусов, понуждающая сомневаться в том, что перестройка не маневр, а генеральный курс. Всерьез и надолго.
Короче, есть над чем поразмыслить, чему учиться и переучиваться не одним детям и юношеству, а вполне зрелым по возрасту. Словом, существует потребность переписать множество книг – от букварей до пособий, по которым поднимают тонус у партработников. Чтобы перестали толочь воду в ступе и искали призвание свое в живой жизни. Чтобы, следовательно, укрепляли в себе готовность трезво воспринимать окружающий мир как величину, не заданную раз и навсегда (природы не стану касаться), но, во-первых, подвижную словно ртуть, во-вторых, постижимую, в-третьих, отзывчивую на добро.
Вряд ли мы что-нибудь получим, если не привьем каждому чувство собственного достоинства и уважения к ближнему, не воспитаем в человеке понятий долга, ответственности, солидарности. Без высоких гражданских качеств о человеческих и говорить не стоит, специалист всегда будет чем-то походить на чеховского больного флюсом или, хуже того, на образованного монстра.
С чего начинается Родина, мы в общих чертах усвоили. С чего начинается человек? Когда и каким образом складываются его характер и его жизненная позиция. Какова роль общеобразовательной и высшей школы? Что могут и что должны делать средства массовой информации, культура и искусство, общественные организации, армия, семья, улица, двор?
Школа должна была бы сделать первейшим своим предметом обучение воспитанников думать. То есть заниматься чем-то противным тому, чем школа занималась при Сталине и чем отчасти еще занимается сегодня. Учить думать. Вроде чего тут непонятного. Если не вникать, вопросов не возникает. Но их, этих вопросов, немало. Нельзя учить думать от и до, или по расписанию, или в ознаменование юбилея, пленума, съезда. Предложив ребенку и взрослому думать, вы приглашаете его все подвергать сомнению, задавать самые разные вопросы, на которые придется отвечать, а среди них – на неудобные.
Самым неприятным из неудобных все время будет вопрос: как внедрилась в нашу действительность разъедающая душу ложь и почему ее вовремя не вывели в дверь? Почему после Сталина ложь, пусть без жестокостей и жертв 30–40-х годов, опять шастала в нашем обществе? Подделки, подчистки, подмена понятий, эшелонирование правды – могло ли это не спровоцировать раздвоение совести? У какого жертвенного огня нам очистить свои души и на чем воспитывать детей и юношестество? История ведь не для истории пишется. Не случайно умный человек назвал историю политикой, повернутой в прошлое. Какую мораль нам выводить из опыта 70 лет, каким он будет, общий знаменатель?
До недавнего времени, согласно официальной версии, считалось, и так записано во всех энциклопедиях и учебниках, что каждый из наших пятилетних планов был полностью выполнен и перевыполнен. С этими выросли поколения. «План – закон», – мы произносили не задумываясь. Как же при выполнении и перевыполнении обострялись диспропорции, деформации, дефициты, приняли такую весомость жилищная и продовольственная проблемы, здравоохранение и просвещение не удовлетворяют самым элементарным требованиям, усилились социальные напряжения? Может, плохо планировали? Не то и не столько на социальную сферу выделяли ресурсов и средств – это теперь точно установлено. Но ведь даже скупые ассигнования и мизерные проекты осваивались наполовину, а населению внушалось, что все отлично и лучше быть не может.
И не утруждали себя сомнением: не глупость ли делаем, выказывая пренебрежение к здравому смыслу, выдавая черное за белое? Если план выполнили, а прорех, гнетущих людей, не только не убавилось, их стало больше, из этого следует, что прорехи запланированы. Как подобное могло иметь место при советской власти? Если вышло против желания, а власть не сумела предотвратить перекос, то что же это за власть, которая не справляется со своей главной задачей – удовлетворением потребностей человека.
Сами себе яму рыли? Некомпетентность конкретных руководителей и исполнителей сеяла сомнения в систему социалистического хозяйствования, в строй. Желание согрешить против правды и при этом увенчать себя лаврами затмевала политический и партийный долг. Если дозволено фальсифицировать общегосударственные показатели по итогам пятилетки, то, естественно, надо было ждать, что в республиках, областях, районах найдутся подражатели. Начнут собирать, складировать, перерабатывать хлопок, которого не было, перевозить несуществующие грузы на несуществующих транспортных средствах и т. п.
При Ленине вещи назывались именами собственными. Это была пора не только разглашения тайных договоров, но и разоблачения буржуазно-помещичьих механизмов обездоливания народа, его эксплуатации, удержания масс на отдалении от экономической и политической власти. Ленин настойчиво следил за тем, чтобы народ знал правду в ее реальном трехмерном измерении. Материально социализма не было и не могло быть, но именно тогда, а не шестьюдесятью годами позже массы морально вкусили от реального социализма.
В труднейшее время, когда судьба революции висела буквально на волоске, Ленин скрупулезно изучал ростки социалистического опыта, по крупицам собирал факты, из которых родились его рекомендации по утверждению народовластия на смену военному коммунизму после окончания навязанных нам гражданской войны и иностранной интервенции.
Мы совсем плохо знаем эту главу – едва ли не важнейшую в ленинском понимании социализма. Десятилетиями она оставалась скрытой от партии и науки. Произвольно выдернутыми отрывками, вне контекста работ Ленина, зачастую доказывалось противоположное тому, что Ленин хотел доказать. В ходе было типичное сканирование терминов, составление цитатников сомнительного достоинства во имя наведения блеска на достигнутое и извинения растерянного капитала.
Вот так. Планирование от достигнутого должно было когда-то закончиться теоретизированием от достигнутого. Культ личности понадобился – извольте. Даже Иван Грозный для колорита сгодился. Петр I не помешал. Вспомнили фольклор («сильна рать воеводою»). Вседозволенность самодержавного пошиба потребовала беспробудного ликования по поводу сыпавшихся, как из рога изобилия, «успехов», «рекордов», «побед». Неуспехи и поражения заранее исключались, и те, кто рисковал усомниться, что подобное может в принципе быть, сразу попадали в обойму врагов вождя, следовательно – врагов народа. Волею одного материалисты впали в идолопоклонство.
Этот порок вошел в плоть и кровь. Он продолжал себя давать знать после смерти Сталина, даже после 1956 года. Его перенесли на Центральный комитет, который был выведен из-под критики. Деятельность ЦК должна была слыть в любых перипетиях правильной «целиком и полностью». Не спешите соглашаться или не соглашаться. Вдумайтесь в сказанное и разберитесь в самих себе. Критически разберитесь. Тогда, возможно, призыв к обновлению, новому мышлению откроется вам полнее и предметней.
Мы нередко заявляем с суровой серьезностью, что только наша страна и наш народ могли пройти, не сломившись, через горнило второй мировой войны. Не прочь мы иногда поиронизировать, глядя на разгильдяйство, – только наш строй спасает государство от банкротства. Между тем здесь сокрыт урок большого политического, социального и нравственного смысла: насколько же велика притягательность ленинизма, запас прочности учения о социальной справедливости, что они не потеряли себя, что партия, которая была первой мишенью диктатора, не переродилась, что народ смог сохранить, умножить, пронести через годы решающие завоевания Октября, осуществить многие предначертания основателя первого в мире социалистического государства.