Поднятая волна окатила берег. Воспользовавшись представившимся случаем, Чепмен подался назад и вжался в камень в отчаянной надежде, что валун может послужить ему защитой.
А зверь уже тащил из озера огромное щупальце, крепко сжав его в кулаке. Щупальце извивалось, его присоски пульсировали, сжимаясь и разжимаясь на открытом воздухе. Вода всколыхнулась – и новые щупальца выхлестнули из глубины наружу, оплетая предплечье гориллы. Тогда она поднялась во весь рост и изо всех сил потянула противника к себе.
Из воды показался кальмар – воистину гигантский; куда больше, чем Чепнему когда-либо приходилось видеть. Да что там, он и не слышал о таких! От кончиков щупальцев до кончика хвоста в нем насчитывалось, вероятно, футов восемьдесят. Сила кальмара оказалась под стать размерам. Несколько его щупальцев цеплялись за что-то в глубине озера, а горилла, пыхтя, тянула остальные к себе, стараясь вытащить врага из воды. Бурлящая вода потемнела – кальмар выпустил струю густо-черных чернил. Их брызги достигли берега и окатили Чепмена с ног до головы. Вонючая вязкая жидкость, облепившая одежду, оказалась тяжелой, будто деготь.
Одно из щупальцев хлестнуло по валуну, за которым прятался Чепмен. Даже самый его кончик оказался толщиной с предплечье вертолетчика. Этот-то кончик и опустился ему прямо на ноги. От резкой боли Чепмен вскрикнул, но его голос совершенно потерялся в шуме битвы двух исполинов, вскоре сменившемся тошнотворным хрустом. Рискнув выглянуть из-за валуна, Чепмен увидел, как горилла вгрызается в голову кальмара. Кожа моллюска лопнула, и голова его взорвалась, обдав все вокруг омерзительной слизью, обрызгавшей шкуру гориллы и растекшейся по поверхности озера толстой пленкой.
Съежившись за валуном, Чепмен ждал, когда же все это кончится. Тихонько постанывая, он вслушивался в чавканье гигантских челюстей. Кончик щупальца, упавший ему на ноги, обмяк, а потом вдруг резко отдернулся и исчез. Обед огромной гориллы шел к концу.
Чепмен посидел за камнем еще немного, прислушиваясь к чавканью и причмокиванию, эхом разносившемуся над озером. Кровь и чернила моллюска расплылись по поверхности воды, словно разлитая нефть. Вскоре вокруг вновь воцарился мир и покой. Летчик снова рискнул высунуться из-за валуна. Там, за валуном, не оказалось никого: и кальмар и горилла исчезли без следа, как будто их здесь и не было.
– Вот дерьмо-то, – пробормотал Чепмен. – Вот дерьмо…
Ему уже не хотелось ничего – только бы вернуться к разбившемуся «Си Стэллиону».
Глава шестнадцатая
Уивер уже начала сомневаться, что захватила с собой достаточно пленки. Она предпочитала ленты по тридцать шесть кадров и уже истратила шесть штук. Осталось максимум восемь. А по пути от реки к деревне открывались такие картины, что восемь пленок по тридцать шесть кадров можно было заполнить в один миг.
Во-первых, жители деревни. Все они носили разноцветные одежды, раскрашенные и расшитые так, чтобы ткань сливалась с определенным фоном. Одни носили оттенки джунглей, другие – бледные, под камень, третьи – грязные, илистые цвета местных водоемов. Мужчины и женщины одевались одинаково, да и во всем остальном, похоже, были равны. Какой бы ни была местная иерархия, положение в ней явно не зависело от пола. Дети играли и бегали по улицам, как и положено детям, но и их лица и обнаженные тела были испятнаны камуфляжной раскраской.
Не менее удивительной была и сама деревня. Постройки, поднятые на сваях выше уровня возможных наводнений, ей встречались и во Вьетнаме, но местная архитектура была намного сложнее и основательнее. Сваи, прочные столбы из бревен и камня, выдерживали дома в несколько этажей, пристроенные к стволам высоких, вполне возможно, тысячелетних деревьев. Жилища островитян были сплошь покрыты вязью из ярких черт, складывавшихся в узоры, на фоне которых любой из туземцев, встав неподвижно, делался совершенно неразличимым. Возможно, каждая семья в деревне имела фамильные узоры и цвета…
Уивер щелкала затвором, и камера послушно фиксировала на пленке виды и лица. Жители деревни не реагировали на направленный в их сторону объектив никак – не принимали картинных поз, но и не отворачивались в раздражении. Они просто относились к камере как к еще одному чужеземцу. Внешне они вообще не выказывали никакой реакции на что бы то ни было. Что у них на уме – оставалось только гадать.
А за деревней, в глубине долины, возвышалась стена.
Эта стена была больше и выше всех прочих построек на острове. Циклопическое сооружение из камня и дерева надежно перегораживало долину от края до края. Оно напоминало Уивер высокую плотину – разве что, в отличие от плотины, было полностью вертикальным. Стена была сложена из огромных глыб тесаного камня, укрепленных рядами бревен в двух самых высоких местах. Заостренные бревна, выставленные наружу сквозь гнезда между глыбами, довершали образ могучей и неприступной крепости.
Вся поверхность стены была расписана теми же причудливыми орнаментами, что и дома островитян. Орнамент явно предназначался не для маскировки – должно быть, он имел какое-то церемониальное значение или был связан с местными суевериями.
Стена выглядела великолепно и устрашающе. Такого Уивер не видела никогда. Ей не терпелось подойти поближе и разглядеть ее подробнее.
– Эта стена – от зверя, которого мы видели в джунглях? – спросила она.
– Его зовут Конг, – сказал Марло.
– У этой зверюги есть имя? – удивился Брукс.
– Он – не зверь. И – да, туземцы считают, что его зовут Конг. Но стена – не из-за него.
Уивер похолодела. «Значит, здесь есть нечто еще хуже Конга», – подумала она, и это не было ни мыслью, которую ей хотелось бы высказать вслух, ни вопросом, который хотелось бы задать. Переглянувшись с Конрадом, она прочла в его взгляде те же опасения.
– Надо же, петроглифы[41], – заметил Брукс, глядя на символы, украшавшие крепостную стену и дома островитян.
– Нет, – возразила Сан, – больше похоже на письменность.
Она принялась изучать узоры, словно стараясь отвлечься от всего, что произошло. Уивер тоже очень хотелось бы отвлечься от пережитого хоть на что-нибудь, кроме видов в кадре и рассказов Марло, прожившего здесь всю жизнь.
– Это вы обучили их строительным технологиям? – спросил Брукс.
– Я? Обучил их? – Марло расхохотался. – Ну, ты сказал! Вот это ты выдал!
– А кто здесь главный? – поинтересовался Конрад.
– Никто, – ответил Марло. – У них демократическое общество. Здорово живут, доложу я вам. Ни собственности, ни преступности. Для них все это в прошлом. Подвох тут в другом. Что бы сюда ни попадало – остается здесь навсегда.
К ним подошла группа островитян заметно старше, чем прочие. Одеты они были так же, как все, отличаясь лишь затейливыми ожерельями на шеях да множеством украшений в многочисленных отверстиях в мочках ушей.
– Все в порядке, – заверил их Марло. – Это мои друзья. Вреда от них не будет.
Старейшины молча, с непроницаемыми лицами взирали на него и новых гостей. Однако для Марло их молчание и едва заметные движения явно имели какой-то смысл.
– Добро, добро, спасибо!
Обратившись к Конраду, он объяснил:
– Они говорят: устраивайтесь, живите на здоровье.
– Я не слышал, чтобы они хоть что-то сказали, – заметил Конрад.
Уивер вполне разделяла его недоумение и подозрения. Мало ли, что взбредет в голову этому сумасшедшему!
– Да, разговорчивыми их не назовешь, – согласился Марло, морща лоб, словно с трудом подбирал слова, чтобы выразить свою мысль. Наверное, за тридцать лет на этом острове он успел отвыкнуть от родного языка. – Согласен, чудно все это выглядит. Но поживете здесь с мое – и сами начнете понимать их без лишних слов.
– Передайте им, что мы здесь так надолго не задержимся, – сказал Конрад. – Там, в джунглях, есть еще наши. Раненые. Убитые.
Уивер переступила с ноги на ногу. Она явственно чувствовала растущее напряжение. Нет, не в словах Конрада – в его поведении. Напряглись и остальные. Нивс и Сливко по-прежнему держали винтовки стволами вниз, но крепче стиснули рукояти – костяшки пальцев заметно побелели.
– Одним словом, нам нужно туда, – продолжал Конрад, указывая в сторону стены за деревней.
На это островитяне отреагировали мгновенно. Выражения их лиц ничуть не изменились, но человек десять угрожающе подняли копья, а остальные чуть присели, готовясь кинуться в бой.
– Туда? – В голосе Марло впервые послышался испуг. – О нет. Туда они вас не пустят.
– Не пустят? – переспросил Нивс, точно не веря своим ушам.
– Нет-нет-нет. Вы ж там такое осиное гнездо разворошили… – заговорил Марло. – Даже не думайте. За стену вас не выпустят.
Нивс неожиданно грозно шагнул вперед.
– Минутку, что значит «не выпустят»? Вы шутите! Не можем же мы остаться здесь навсегда. Нам нужно убраться с этого острова. У нас дома свои дела, своя жизнь… по крайней мере, у меня. Скажите им, что мы должны…
– Поблагодарить их за гостеприимство, – вмешался Конрад, выступив вперед и оттеснив Нивса.
Уивер поняла, что еще миг – и она сделала бы то же самое. Нивс, очевидно, терял голову. Пожалуй, все-таки зря ему доверили оружие.
Нивс оглянулся. Встретившись с ним взглядом, Уивер отрицательно покачала головой.
– Поезжай в экспедицию, говорили они… – пробормотал Нивс себе под нос. – Классно отдохнешь, говорили они… Посмотришь мир, наберешься впечатлений… Будь оно все проклято. Мне надо… мне надо…
Разом обмякнув, он пустился прямо на землю, уронив винтовку на колени.
Одна из деревенских женщин спокойно, уверенно подошла к нему и подала ему воды в каменной чашке, украшенной искусной резьбой.
Нивс поднял на нее удивленный взгляд.
– О… благодарю вас.
Привычно отстранившись от этой странно проникновенной сцены, Уивер сделала снимок: стоя перед сидящим мужчиной, женщина подает ему воду. «Да тут каждый кадр тянет на уйму премий», – подумала она.