ние. Шаг одной ногой, потом другой, сгибаясь под библейскими небесами и доходя до безумия от этого двуцветия: зеленый, красный, зеленый, красный….
В полдень по-прежнему никаких признаков поселка. К трем часам он уверился, что ошибся. К четырем, когда он уже готов был повернуть обратно, он услышал звуки, которые узнал бы среди тысячи: удары молотов о скалу, гул голосов, гудение генераторов…
Еще один холм, потом долина, такая влажная, что могла бы сойти за озеро. Все ускорили шаг – рывок к финишу, жизнь спасена. Они снова нырнули в густой лес, вытягивая на ходу шею в надежде разглядеть за верхушками деревьев красные стены месторождения.
Пришлось довольствоваться первым военным пропускным пунктом. Рудники облагались самыми разными податями, и за пару километров до зоны добычи начинался рэкет. Стул, веревка, и доставайте монеты. Государство требовало налог на источник. Национальный дорожный комитет или Управление вод и лесов желали получить свою долю. Региональный префект изымал свою десятину…
«Таможенников» перекосило, когда они заметили Морвана, с его недюжинной статью и курчавой шевелюрой белого негра. Никто здесь никогда его не видел, но все ждали. Несмотря на лихорадку, Мишель забежал вперед, чтобы предупредить конфликты. Мзунгу направляется к себе с ружьем наперевес, и лучше его не нервировать.
Второе заграждение. На этот раз им предложили чай, консервы и маниоку. Вокруг них наблюдалось оживленное движение. Одни копатели возвращались к себе в деревню. Другие, наоборот, прибывали. Утомленная суета дальних закоулков мира, фауна из первопроходцев, сорвиголов и бедняков, для которых или такая жизнь, или смерть.
Морван не стал задерживаться. Он вдохнет полной грудью у подножия своих рудников, любуясь наконец-то последним из своих творений. Перестук молотов превратился в глухую пульсацию, дрожь, скрытую за верхушками леса. На обочине дороги под зонтиками продавцы предлагали телефонные карточки, сандалии, вырезанные из шин, пальчиковые батарейки…
Быстрый взгляд на Мишеля: тот разделял его возбуждение, и головокружение тоже. После стольких километров без единой человеческой души, после стольких часов, проведенных среди дикой природы, оказаться вдруг в таком муравейнике – настоящий шок. А главное, сам этот людской приток был для Морвана доказательством, что разработка действительно началась. Суза, производитель работ, и Кросс, командующий войском, заложили фундамент королевства.
Теперь они шагали под серо-зелеными сводами, под ногами шуршали опавшие листья. Все вокруг дышало удивительной негой и пронзительной торжественностью. Внезапно он заметил нечто, совершенно ему не понравившееся: лежащие на спине трупы без головы, рук и ног. Верхняя часть ляжек была срезана: два кило нежнейшего мяса. В глубине плоти виднелись кости.
– Это еще что за дерьмо?
– Я все выясню.
– Чтоб у меня тут ничего подобного не было.
Всем известно, что ляжки – самый лучший кусок. Как умерли эти ребята? Каннибализм здесь не был ни способом выживания, ни анимистическим[47] ритуалом. Просто привычка…
Навстречу им попались первые шахтеры, вылезшие из туннелей. Обнаженные торсы, покрытые ровным алым слоем; при них были только налобные лампы (на самом деле – фонарики, закрепленные на голове ремнем), долото и молоток. Латерит проник даже в белки глаз. Вид у них был совершенно пьяный. Морван запретил алкоголь и травку, но наркотиком этих парней были темнота и колтан. Сказать, что они стали частью земли, было бы тавтологией: они земля и есть.
Он отдал распоряжения. Разгружать оборудование, приглядывать за оружием. На самом деле ему хотелось встретиться со своей горой в одиночестве. Он вышел из леса и окинул взглядом алую тропу, усеянную колодцами, – около каждой выемки стоял человек с «калашом». Мир троглодитов. Всюду копошились люди – в ямах, на склонах, у подножия горы. Рабочие с мешками на плече спускались по ступенькам, выдолбленным в скале, другие поднимались, на четвереньках, цепляясь за кусты, которые служили поручнями. Все тонуло в алой пыли. От одного взгляда на эту картину начинало щипать глаза и саднить горло. После передоза влаги начиналась иная эра – скал и сухости.
Этот тайный рудник, которого не было ни на одной карте, принадлежал Морвану. Он стал повелителем войны, полевым командиром, одним из рабовладельцев. И не испытывал от этого ни гордости, ни сожалений. Сюда его привел долг, и он был готов противостоять мятежникам, обвалам и болезням, чтобы заполучить еще несколько миллионов, которые передаст по завещанию.
Вернулся Мишель в сопровождении высокого негра в майке баскетболиста, которая доходила ему до колен. Разворот плеч как у памятника павшим, совершенно круглая голова, сплюснутая, как сковородка, большие смеющиеся глаза: Суза, главный архитектор собора. Луба[48] по происхождению, он отбывал военную службу в Колвези и немало поколесил по стране, работая на ЖЕКАМИН[49]. Он был и геологом, и инженером, и интендантом, и надсмотрщиком в одном лице.
– Босс! Мы тебя ждали к ужину вчера вечером.
– Рад тебя видеть, Суза. Хорошо поработал.
– Так времени ж мало, папа.
Ясный намек на неизбежное нападение ополченцев.
– Сколько копателей?
– Около шестисот.
Жако говорил о четырехстах, не больше. Разрастание началось.
– Идут отовсюду, – подтвердил Суза. – Слух пошел по джунглям. Скоро можно будет довести до тысячи, если брать детей и…
– Никаких детей. Сколько колодцев?
– На сегодня тридцать.
– Штольни устойчивые?
– Работали быстро, – скривился луба.
Через несколько дней начнутся первые несчастные случаи. Морван мог бы потребовать, чтобы штреки укрепили стойками, но чего ради? Никто не стал бы его слушать. Важен только колтан. Лучше сдохнуть в этих крысиных лазах, пытаясь заработать на жизнь, чем потерять ее в своей деревне на пустом месте. В Африке главное – чтобы у твоей смерти был смысл.
– Где мы сейчас?
– Ушли вглубь.
– Какой потенциал?
– Отличный. Эльдорадо.
У Грегуара вырвалась улыбка: его геологи не ошиблись. Красная гора превратится в пирамиду богатства. Мэгги цитировала Бодлера: «Я замесил грязь и претворил ее в золото». Она была права. А ведь начальная ставка была ничтожной. Африканское чудо.
– Какая добыча?
– Мешок в день с копателя.
После очистки минерала можно рассчитывать на пятьдесят кило за тысячу евро. Подсчет простой: шестьсот мешков в день означает доход в шестьсот тысяч евро по курсу; если вычесть затраты – минимальные: каждый копатель имеет ежедневную зарплату в четыре доллара, – то получим прибыль около пятисот пятидесяти тысяч евро в день. Морван привык к такого рода результатам – единственной большой новостью было то, что он стал единственным хозяином и все это состояние попадет прямиком ему в карман.
Неужели он закончит жизнь красиво?
Он не уставал любоваться этим грандиозным зрелищем. Из колодцев вырывался дым, и погружающиеся в него тени напоминали прóклятых из ада, наполовину обуглившихся, наполовину горящих. Наверх вздымалась пыль, смешиваясь с сумеречным светом, чтобы из красной превратиться в розовую, как если бы в глубине неба кто-то развел стряпню.
– Как со жратвой? – спросил он, возвращаясь к делам насущным.
– Есть козы, птица. Мамаши у очагов. Поля уже засеяны. Маниока скоро взойдет.
Он подумал об изуродованных телах, отрезанных ляжках. Позже.
– С солью проблем нет?
В этом регионе ее импортировали. Одним из самых простых способов захватить шахты было отравить поставку. Все сдохнут или сбегут. Останется только залезть в опустевшие штольни и угоститься на славу.
– Парни Кросса глаз с нее не сводят ни днем ни ночью. А еще у нас есть те, кто пробует на вкус.
– Госпиталь?
– Надеюсь, ты привез его в своем багаже, – засмеялся Суза.
У Морвана было достаточно таблеток и пенициллина, чтобы создать такую иллюзию. Африканская медицина почти целиком основана на эффекте плацебо.
– Шлюхи? – спросил он, чтобы перейти к более приятным темам.
– Прибывают.
Один из его ящиков был набит презервативами – Морван запрещал алкоголь и наркотики, но не женщин. Нельзя удерживать свои войска одними обещаниями – сам Карл Маркс так говорил.
Грохот молотков не смолкал, – казалось, он разбивал каждую секунду на тысячи осколков. Морван вдохнул воздух, насыщенный частицами, и ощутил настоящее опьянение. Если мау-мау не будут его доставать, если тутси не станут его бомбардировать, если регулярная армия не повернется против него, если парни Мумбанзы не явятся, чтобы украсть его добычу, если он переживет болезни, если убийцы Нсеко и Монтефиори не решат, что пришел его черед, тогда да, он сможет уйти на покой, оставив детям достаточно, чтобы спокойно смотреть в будущее.
– А мешки где?
– Сейчас покажу.
Они отправились в сторону бидонвиля, состоящего из наспех построенных лачуг – из веток и пластиковых полотнищ. От уст земли они переходили к человеческим мордам. Там пили, ели, разговаривали, но грубо, испуганно, почти пристыженно. Морван подумал о деревне прокаженных в «Бен-Гуре», фильме, который показывали в монастырском приюте, где он вырос. В реальности эти чернокожие считали себя божьими избранниками. Явившись из ниоткуда, они находились под защитой Кросса и его людей, а скоро уйдут в свое ничто богаче любого другого крестьянина.
Суза указал на заполненный пыльными мешками огороженный участок под охраной двух человек с «калашами» под мышкой. Каждый мешок был наполнен пресловутым минералом: тем, что здесь называют колтаном, хотя он им еще не является. Морван открыл один и погрузил руку в черный гравий. Пресловутый колумбит-танталит, который содержит и танталит, и касситерит, и ниобий, и цинк, и золото… Краеугольный камень сегодняшнего мира, обеспечивающий развитие самых сложных технологий. Все начиналось отсюда: с тяжелого песка на его ладони.