— Нет. Меня не было на вечеринке. Я — друг доктора Стоддарта.
— Вы тоже врач? Вы не похожи на врача.
— Мое имя, — сказал Пуаро (как обычно, он умудрился сделать так, что это простое предложение производило впечатление занавеса, опустившегося в конце первого акта пьесы), — мое имя — Эркюль Пуаро.
Это заявление произвело должное впечатление. Иногда сыщик с огорчением видел, что равнодушное молодое поколение никогда о нем не слышало. Но сейчас ему стало ясно, что Шила Грант о нем слышала. Она была поражена, онемела от изумления. И не сводила с него глаз…
Говорят — обоснованно или нет, — что у каждого человека есть тетя в Турции.
Также говорят, что у каждого есть по крайней мере троюродный брат в Мертоншире. Мертоншир находится на приемлемом расстоянии от Лондона; там есть охотничьи угодья, где можно охотиться и ловить рыбу; там есть несколько очень живописных, но немного искусственных деревень; там есть хорошая сеть железных дорог, а новая автострада облегчает поездку из столицы и обратно. Слуги с меньшей неохотой едут туда, чем в другие, сельские части Британских островов. В результате практически невозможно жить в Мертоншире, если у вас нет дохода, выраженного четырехзначным числом, а учитывая подоходный налог и тому подобное, — лучше пятизначным.
Поскольку Эркюль Пуаро был иностранцем, у него там не было троюродного брата, но к этому времени он приобрел большой круг друзей, и ему не составило труда добыть приглашение посетить эту часть света. Более того, сыщик выбрал в качестве хозяйки милую даму, чьим главным удовольствием в жизни было упражнять язык, обсуждая своих соседей. Единственным недостатком было то, что Пуаро пришлось выслушать множество рассказов о людях, которые его совсем не интересовали, пока речь не зашла о нужных ему людях.
— Гранты? О да, их четверо. Четыре девочки. Я не удивляюсь, что бедный генерал не может ими управлять. Что может поделать мужчина с четырьмя девушками? — Леди Кармайкл красноречиво воздела руки.
— Действительно, что? — согласился с ней Пуаро, и леди продолжала:
— В своем полку Грант поддерживал железную дисциплину, так он мне говорил. Но эти девушки его побеждают. Не так, как во времена моей молодости. К примеру, старый полковник Сандис был столь убежденным сторонником строгой дисциплины, помню я, что его бедные дочери…
(Долгий рассказ об испытаниях девиц Сандис и других подруг юности леди Кармайкл.)
— Учтите, — сказала она, возвращаясь к исходной теме, — я не говорю, что с этими девушками что-то и вправду не так. Просто они жизнерадостные — и связались с плохой компанией. Раньше здесь такого не было. Сюда приезжают самые странные люди. Больше нет того, что можно было бы назвать «дворянством». Только деньги, деньги, деньги… И ходят самые странные слухи!.. Кто, вы говорите? Энтони Хокер? О да, я его знаю. Я бы назвала его очень неприятным юношей. Но он явно купается в деньгах. Приезжает сюда поохотиться, устраивает вечеринки, очень щедрые вечеринки, и довольно странные к тому же, если верить всем слухам. Лично я им не верю, потому что считаю, что люди такие недоброжелательные. Они всегда верят самому плохому. Знаете, стало очень модным говорить, будто человек пьет или употребляет наркотики. Кто-то сказал мне недавно, что молодые девушки от природы склонны к пьянству; я же считаю, что говорить так очень дурно. А если кто-нибудь ведет себя странно или неуверенно, все говорят «наркотики», а это тоже несправедливо. Так говорят о миссис Ларкин, и хотя мне эта женщина не нравится, я считаю, что она всего лишь рассеянная. Она большой друг вашего Энтони Хокера, и именно поэтому, если вы спросите меня, она так не любит девиц Грант — называет их людоедками! Смею сказать, что они нисколько не бегают за мужчинами, но почему бы и нет? В конце концов, это естественно. И они хорошенькие, каждая из них.
Пуаро удалось вставить вопрос.
— Миссис Ларкин? Мой дорогой, какой смысл спрашивать у меня, кто она такая? Кто такой любой человек в наши дни? Говорят, она хорошо ездит верхом и явно богата. Ее муж занимал какой-то пост в городе, но он умер, а не развелся. Она здесь не очень давно, приехала сразу после Грантов. Я всегда думала, что она…
Старая леди Кармайкл осеклась. Рот ее приоткрылся, глаза выпучились. Подавшись вперед, она резко ударила Пуаро по костяшкам пальцев ножом для разрезания бумаги, который держала в руке, и, не обратив внимания на то, что тот скривился от боли, возбужденно воскликнула:
— Ну конечно! Так вот почему вы здесь! Вы, противный обманщик, я настаиваю, чтобы вы мне все об этом рассказали!
— Но о чем я должен вам рассказать?
Леди Кармайкл еще раз попыталась игриво ударить его, но Пуаро ловко увернулся.
— Не будьте устрицей, Эркюль Пуаро! Я вижу, как дрожат ваши усы. Конечно, именно преступление привело вас сюда, и вы бессовестно у меня все выпытываете!.. Так, посмотрим, может ли это быть убийство… Кто умер в последнее время? Только старая Луиза Гилмор, а ей было восемьдесят пять лет, и она страдала водянкой. Это не может быть она. Бедный Лео Ставертон сломал шею на охоте и весь закован в гипс, — это не может быть он. Возможно, это не убийство. Как жаль! Не могу вспомнить никакой особенной кражи драгоценностей в последнее время… Может быть, вы просто выслеживаете преступника… Это Берил Ларкин? Неужели она отравила мужа? Возможно, именно угрызения совести делают ее такой уклончивой.
— Мадам, мадам, — воскликнул сыщик. — Вы слишком торопитесь!
— Чепуха. Вы что-то задумали, Эркюль Пуаро.
— Вы знакомы с античной литературой, мадам?
— Какое отношение имеет к этому античная литература?
— А вот какое. Я следую примеру моего великого предшественника, Геракла. Одним из его подвигов было укрощение диких коней Диомеда.
— Не говорите мне, что вы приехали сюда, чтобы дрессировать коней — в вашем возрасте и в лаковых туфлях! Глядя на вас, я не верю, что вы когда-либо сидели на коне.
— Кони, мадам, — символ. Это были дикие кони, поедающие плоть человека.
— Как нехорошо с их стороны… Я всегда считала, что эти древние греки и римляне были очень неприятными людьми. Не могу понять, почему священники так любят приводить цитаты из древнегреческой и древнеримской литературы. Во-первых, непонятно, что они имеют в виду, и мне всегда кажется, что все сюжеты этих произведений совершенно не подходят священнослужителям. Столько инцеста, и все эти статуи без одежды… лично мне все равно, но вы же знаете священнослужителей — они огорчаются, если девушки приходят в церковь, не надев чулок… Постойте, о чем я говорила?
— Я точно не знаю.
— Полагаю, негодник, вы просто не хотите сказать мне, убила ли миссис Ларкин своего мужа. Или, может быть, Энтони Хокер — это тот самый убийца из Брайтона?
Она с надеждой смотрела на него, но Эркюль Пуаро остался невозмутимым.
— Возможно, речь идет о подделке документов, — размышляла леди Кармайкл. — Я ведь видела миссис Ларкин в банке недавно утром, и она только что получила по чеку пятьдесят фунтов; мне тогда показалось, что это слишком большая сумма, чтобы иметь ее наличными… Ох, нет, все наоборот: если б она его подделала, она бы им расплатилась, да? Эркюль Пуаро, если вы будете сидеть тут, как сыч, и ничего не говорить, я в вас чем-нибудь запущу.
— Вы должны проявить немного терпения, — ответил Пуаро.
Эшли-лодж, жилище генерала Гранта, нельзя было назвать большим домом. Оно стояло на склоне холма, имело хорошие конюшни и заросший, запущенный сад.
Внутри Эшли-лодж представлял собой дом, который агент по продаже недвижимости назвал бы «полностью меблированным». Будды со скрещенными ногами злобно смотрели вниз из удобных ниш, бронзовые подносы из Бенареса и столы загромождали весь пол. Шеренги слонов украшали каминные полки, а стены — изделия из меди. В центре этого англо-индийского дома восседал в большом потрепанном кресле генерал Грант, положив забинтованную ногу на другое кресло.
— Подагра, — объяснил он. — Когда-нибудь страдали подагрой, мистер… э… Пуаро? Очень портит характер человека. И всё из-за моего отца. Он всю жизнь пил портвейн — как и мой дед. На мне это отразилось вдвойне. Хотите выпить? Позвоните в звонок, пожалуйста, вызовите моего парня.
Явился слуга в тюрбане. Генерал Грант назвал его Абдулом и приказал принести виски с содовой. Когда его принесли, он налил такую щедрую порцию, что Пуаро вынужден был запротестовать.
— Боюсь, я не смогу составить вам компанию, мистер Пуаро. — Глаза генерала смотрели страдальчески. — Мой доктор говорит, что это для меня яд и я не должен прикасаться к нему. Ни секунды не верю, что он в этом разбирается. Они невежды, эти врачи. Портят человеку жизнь. Им нравится лишать человека нормальной еды и питья и сажать его на какую-то диетическую пакость типа рыбы на пару́. Рыба на пару — фу!
В порыве негодования генерал неосторожно дернул больной ногой и издал вопль от вызванной этим движением боли. Но тут же извинился.
— Как медведь с больной головой, вот кто я сейчас. Мои девочки держатся от меня подальше, когда у меня приступ подагры. И я их не виню. Вы познакомились с одной из них, как я слышал…
— Я имел такое удовольствие. У вас несколько дочерей, не так ли?
— Четыре, — мрачно ответил генерал. — И среди них ни одного мальчика. Четыре девчонки, черт возьми… В наше время это большая забота.
— Они все очаровательны, я слышал?
— Да, довольно приятные. Имейте в виду, я никогда не знаю, что они затевают. В наше время невозможно контролировать девушек. Свободные времена, слишком много распущенности повсюду… Что может поделать мужчина? Не могу же я их запереть, правда?
— Они пользуются популярностью в этих краях, как я понял.
— Некоторые старые кошки их не любят, — сказал генерал Грант. — Здесь много молодящихся старух. Мужчина должен быть осторожным. Одна из этих голубоглазых вдовушек чуть не подцепила меня. Приходила сюда и мурлыкала, как котенок. «Бедный генерал Грант, вы, наверное, прожили такую интересную жизнь…» — Он подмигнул и прижал палец к носу. — Немного слишком очевидно, мистер Пуаро. О, ну в целом эта часть света не так уж плоха. Слишком много активности и шума, на мой вкус. Мне нравилась деревня, когда она была деревней, без всех этих автомобильных гонок и джаза и этого вечно гремящего радио. Я у себя такого не позволю, и девочки это знают. Мужчина имеет право на покой в своем собственном доме.