— Нет.
Я щелкнула по карточке.
— Хмм… Что ж, ладно. Надеюсь, ты не возражаешь, если я прочту.
У Уэстона дернулся подбородок.
— Это личная переписка. Ее нельзя читать.
— Правда? — Я открепила карточку и улыбнулась. — Тогда не читай.
Не торопясь, я вскрыла небольшой конвертик и медленно вытащила карточку, но прежде чем смогла прочитать первое слово, Уэстон оказался рядом, выхватил карточку и оперся руками о стол, заключая меня в ловушку.
— Хватит морочь мне голову, — сказал он, сверкая глазами.
Я прижала руку к груди, изображая невинность.
— Что ты имеешь в виду?
— Спрашивай, что ты хочешь спросить, София.
Я постучала ногтем по губам.
— Хм… У меня так много вопросов. Даже не знаю, с чего начать.
— Начни с чего хочешь. Потому что твои игры выводят меня из себя. И ты знаешь, что происходит, когда мы злимся друг на друга. — Он наклонился так, что наши носы оказались всего в сантиметре друг от друга. — Не так ли, Соф?
Память тут же подкинула воспоминание о том, как Уэстон прижал меня к стене, задрал юбку, а потом…
Когда я не ответила сразу, он ухмыльнулся.
— Да, именно то, о чем ты думаешь.
Я прищурилась.
— А ты точно знаешь, о чем я сейчас думаю?
— Ты думаешь о том, как я трахнул тебя прямо у этой стены.
У меня отвисла челюсть от удивления.
Уэстон провел большим пальцем по моей нижней губе.
— Ну, минуту назад мы оба думали об одном и том же. Но теперь, когда этот красивый рот выглядит таким манящим, я вспоминаю другой вечер.
К счастью, в этот момент запах цветов напомнил, зачем я сюда пришла.
Я прочистила горло.
— Почему ты купил мне цветы, но не подарил?
Уэстон напрягся.
— Тебе уже доставили один букет, и я подумал, что второй лишний.
Я склонила голову.
— Почему бы не позволить мне самой решить, какой букет лишний?
Уэстон отстранился и встал, скрестив руки на груди.
— Меня взбесило, что другой мужчина подумал, что у него есть причина послать тебе цветы.
— Откуда ты знаешь, что их послал другой мужчина? Может быть, они были от подруги?
— Потому что я прочитал чертову карточку, София.
Я тоже скрестила руки на груди, подражая его позе.
— В самом деле? Ты же говорил, что личную переписку нельзя читать.
— А если бы мы поменялись местами? Можешь ли ты честно сказать, что не заглянула бы хоть одним глазком в карточку?
Я не раздумывала долго.
— Не уверена.
Уэстон коротко кивнул.
— Ты лучше меня. Что было, то было. Мы можем двигаться дальше, пожалуйста?
Я покачала головой.
— Только после того, как ты извинишься за вторжение в мою личную жизнь и перехват моей доставки.
Уэстон несколько секунд смотрел мне в глаза.
— Отлично. Я прошу прощения за то, что прочитал карточку. Однако букет послал я, поэтому имел полное право передумать и не отдавать.
Я закатила глаза.
— Прекрасно. Я принимаю твои жалкие извинения. Но у меня есть и другие вопросы, помимо цветов.
— Ну, конечно, — вздохнул Уэстон.
— Почему ты так внезапно ушел тем утром?
Уэстон покачал головой и глубоко вздохнул.
— Наша ситуация сложная, Соф. Ты сама это знаешь.
— Знаю, но тогда мы провели вместе действительно приятную ночь. Я думала, мы стали ближе.
— Бинго! Это само по себе является проблемой.
Все, что касалось нас двоих, было проблемой. Нашим отношениям было суждено стать трудными еще до того, как мы родились. Но что-то внутри подсказывало, что не это напугало Уэстона тем утром.
— Так тебя беспокоит, что наши семьи враждуют?
Уэстон отвел взгляд.
— Отчасти.
Я рассмеялась.
— Если ты можешь угадать мои мысли, то я знаю, когда ты пытаешься уйти от ответа. — Уэстон посмотрел мне в глаза. — Ты сказал отчасти, значит тебя беспокоит что-то еще. Что именно?
Он провел рукой по волосам и резко выдохнул.
— Что ты хочешь, чтобы я сказал? Что я алкоголик, который испортил почти все важное в своей жизни, а ты слишком хороша для меня?
— Да, если это то, что ты думаешь.
Он покачал головой.
— Конечно, я так думаю. Я не идиот.
— Пусть так, но лучше знать правду, чем чувствовать себя использованной.
— Ты чувствовала себя использованной?
Я кивнула.
— Мне жаль. Я этого не хотел.
— Все в порядке. Очевидно, мы оба склонны спешить с выводами.
Уэстон кивнул, глядя вниз.
— Ты уже знал, что поедешь во Флориду, когда уходил из моего номера?
Он покачал головой.
— Мне потребовалось поговорить с дедом, а он путешествует только по крайней необходимости, так как моя бабушка нездорова.
— Я не знала. Сочувствую.
— Спасибо.
Мы прояснили ситуацию, но моя тревога не улеглась. Уэстона беспокоило, что мы так сблизились, и меня тоже. Однако мои причины ни коем образом не были связаны с тем, что он якобы недостоин меня. Я хотела, чтобы он это знал.
— Могу я задать тебе один вопрос? — спросила я, после долгого молчания.
— О чем?
— Есть человек, на которого ты хотел бы походить?
Он тут же кивнул.
— Кэролайн. Она никогда не жалела себя, не жаловалась и не переставала улыбаться. — Он покачал головой. — Черт возьми, она потратила больше времени, выслушивая мои проблемы и пытаясь подбодрить меня, чем жалела себя.
Я улыбнулась.
— Жаль, что я так и не узнала ее получше. Похоже, она была особенная.
— Была.
— Человек, на которого я хочу быть похожей — моя мама… И она была алкоголичкой.
— В самом деле? Я не знал.
Я пожала плечами.
— Об этом почти никто не знает. Не дай Бог, чтобы о семье Стерлинг стало известно хоть что-нибудь реальное. Отец никогда бы этого не позволил. В конце концов, мама продолжала носить его фамилию, даже если он и бросил нас.
— Она начала пить после развода?
Я покачала головой.
— Я хотела бы винить отца еще и за это, но не могу. Я узнала, что мама алкоголичка лишь после того, как у нее обнаружили рак. Врач предложил ей лечь в реабилитационный центр, перед операцией. Хочешь верь, хочешь нет, но это стало для меня полной неожиданностью. Я видела, как она пьет каждый божий день. Но мама пила мартини из дорогих хрустальных бокалов, носила жемчуга и пекла пироги, а алкоголики пили из бутылки, ходили в грязной одежде и валялись на улице в беспамятстве.
Уэстон кивнул.
— Когда я попал в реабилитационный центр, то был очень удивлен, что половине людей там за пятьдесят, и они выглядели совершенно обычно.
— У мамы постоянно болела голова и расплывалось перед глазами. Она думала, что это из-за похмелья, и ничего не говорила, потому что привыкла скрывать свое пьянство. Именно поэтому ей так поздно диагностировали рак. К тому времени, когда она рассказала врачу о симптомах, у нее в мозгу была опухоль размером с мяч для гольфа.
Уэстон сжал мою руку.
— В любом случае, я хочу сказать, что моя мать была верной, любящей, доброй, умной и щедрой. Она была первым человеком в своей семье, поступившим в колледж, и даже после свадьбы продолжала работать неполный рабочий день помощником профессора на кафедре. Большинство считали это глупостью, так как она вышла замуж за миллионера, но мама помогала своим родителям и всю зарплату отправляла им. Когда отец бросил нас, она начала преподавать и не взяла у него ни цента, кроме денег на мое образование.
— Ух ты.
Я улыбнулась.
— Она была замечательным человеком, и при этом алкоголичкой. Я не собираюсь притворяться, что у нас не было плохих дней. Однако алкоголизм — это болезнь, а не черта характера. Не болезнь определяла, кем она была.
Уэстон задумчиво уставился на меня. Черты его лица заострились от напряжения, кадык ходил вверх-вниз. Я не могла сказать, понял ли он, почему я поделилась с ним этим.
— Ты одобрила увеличение ремонтной сметы на пятьдесят тысяч долларов?
Я нахмурилась. Не знаю, что я ожидала услышать от Уэстона, но точно не это.
— Да. Ответ нужно было дать быстро, чтобы уложится в сроки, а тебя не было рядом.
— У тебя сломался телефон?
Я разозлилась.
— Я звонила тебе однажды, и просила перезвонить, когда вернешься, но ты этого не сделал. Я потратила эти деньги не на украшение зала.
Нужно было укрепить несущие стены, чтобы разместить дополнительный вес на крыше отеля.
— Не начинай это снова.
Я подбоченилась.
— Хочешь совместно принимать решения? Тогда будь здесь.
Глаза Уэстона потемнели.
— Ты недостаточно хорошо разбираешься в строительстве, чтобы одобрять такое большое увеличение сметы, особенно если это связано с Трэвисом Болтоном. Он очаровал тебя, и ты поддалась его чарам.
Всего две минуты назад я хотела обнять Уэстона, а теперь всерьез подумывала о том, чтобы влепить пощечину.
— Пошел в жопу!
Он ухмыльнулся.
— Я там уже бывал. — Он пристально посмотрел на меня. — Повернись.
— Что?
— Повернись и наклонись над столом.
Он рехнулся или ударился своей чертовой головой, если думал, что я собираюсь заняться с ним сексом.
— Понятия не имею, зачем так разоткровенничалась с тобой. — Я обошла его и направилась к двери.
— Ты забыла цветы, — напомнил Уэстон.
Я решила показать, что он может сделать со своими цветами. Вернулась к столу и потянулась, чтобы выбросить их в мусорное ведро, но прежде чем успела обернуться, Уэстон прижал меня к себе.
— Я умею быть только таким, Соф, — прошептал он мне на ухо, придвигаясь ближе. — И не знаю, как быть милым.
Меня практически трясло от гнева.
— Ты шутишь? Ты втянул меня в эту ссору, потому что не знаешь, как быть милым со мной?
Уэстон толкнулся в меня бедрами, и я почувствовала, насколько тверд его член.
— Это зависит от того, как ты понимаешь определение «быть милым». Я бы сказал, что доставлять тебе множественные оргазмы довольно мило.
Я хотела и дальше злиться, но моя решимость ускользала.