Уже поднявшись с вращающегося табурета, я зацепила глазом дискету. Куда бы ее определить? Мозги сработали сами по себе, проассоциировав одну загадку с другой: положу-ка я эту дискетку в зеленый фэн-шуйский конверт с газетной вырезкой!
Я потянулась к книжной полке, привычно пробежалась пальцем по корешкам: помню, оставила конверт торчать между томиками Стругацких…
Пальцы, как по клавишам, скользнули по корешкам и уперлись в боковину полки. Конверта не было!
Удивленная, я внимательно осмотрела книжный шкаф ряд за рядом, но приметного зеленого конверта не нашла. А вот же он, лежит на полочке рядом с принтером… Странно, не помню, чтобы я его туда клала… Склероз? Или уже маразм?
Опасливо прислушиваясь к себе — не обнаружатся ли еще какие признаки фатального расстройства мозговой деятельности, — я сунула дискету в задний карман джинсов, конверт в сумку, вздернула торбу на плечо и вышла из квартиры. Закрыла дверь на ключ, спустилась во двор, села в машину, и тут меня одолело сомнение — а заперла ли я входную дверь? Пришлось идти проверять. Дверь оказалась закрытой, я успокоилась, побежала вниз, но тут же усомнилась, а выключила ли я свет в прихожей? Вернулась и открыла дверь, заглянула в прихожую: свет горел, быстро ударила по выключателю.
— Газ не включала, воду не открывала, к окнам не подходила, — вслух припомнила я, могучим волевым усилием заставляя себя покинуть лестничную площадку.
Спустилась во двор и обнаружила, что забыла закрыть машину!
Похоже, ранний склероз действительно нашел свою жертву!
Жора Клюшкин был совершенно уверен, что стал бандитом с благословения церкви.
Дело было так. Принимая крещение, двухлетний Жорик орал благим матом, умолкая только в момент полного погружения в купель. Радуясь короткой передышке, священник непроизвольно задерживал ребенка в прохладной водице чуть дольше, чем следовало, что не добавляло маленькому Жорику хорошего настроения.
— Крещается раб божий… как имя? — перейдя с напевного баса на конфиденциальный шепот, спросил батюшка у Жориной мамы.
— Жорик, — с готовностью подсказала мамочка.
— Георгий! — мажорно пророкотал священник.
— Ва-а-а! — в той же тональности отозвался Жорик, напрочь заглушив основную партию.
Соревноваться в крике с молодым растущим организмом мудрый батюшка не желал.
— Дайте ребенку игрушку! — деловитый речитатив священника привнес в каноническое многоголосие элемент модного рэпа.
— Гу! — в тему подхватил чуткий Жорик, лягнув пяткой крестного папу.
По рядам присутствующих прошло движение: из рук в руки Жорику передали игрушечный пистолет на батарейках.
— Крещается… — снова завел батюшка.
— А-а-а! — мощным крещендо перекрыл его Жорик.
Багровея, священник набрал в грудь воздуха. В образовавшуюся паузу очень удачно легло джазовое соло Жорика на пистолете:
— Трах-тах-тах!
— Отдай-дай-дай! — пискляво завел за спинами гостей пацаненок, лишенный в пользу Жоры личного оружия.
Так слаженный дуэт спевшихся батюшки и Жорика украсился звонким подголоском.
— Раб божий… — возвысил голос священник, твердо намеренный довести свою партию до конца.
— Ай! Ай! Ай! — цыганисто всхлипывая, громко затопал ногами обезоруженный малец.
Эта удалая чечетка отозвалась эхом под сводами и легкой танцевальной дрожью в коленях присутствующих.
— Георгий! — рявкнул батюшка.
Неугомонный Жорик так и принял крещение с пистолетом в руках.
— Боюсь, как бы он теперь бандитом не стал, — посетовала на выходе из храма Жорина мамочка.
— Почему, как с пистолетом, так сразу бандитом? — попытался успокоить ее рассудительный супруг. — Может, он милиционером будет? Или военным! Оружейником, на худой конец!
Но мама лучше знала своего сына и в конце концов оказалась права.
Правда, Жора не стал профессионалом высокого класса. Он даже не приобрел какой-нибудь узкопрофильной криминальной специальности — так, преступник-разнорабочий, бандит-за-все. Однако в провинции, где редкий авторитет мог позволить себе штатного киллера, средней руки мастер-универсал вроде Жорика мог рассчитывать на постоянный ангажемент.
Действительно, у Жорика был хозяин — коммерсант-предприниматель, владелец сети ювелирных магазинов с тематическими названиями: «Золотой гусь», «Золотой петушок», «Золотая рыбка» и «Серебряное копытце». Звали его Аркадий Валентинович Раевский. В штатном расписании сотрудников Жора числился ночным сторожем, получал небольшую зарплату и полный социальный пакет, но трудился лишь время от времени и отнюдь не по профилю.
Работа Жорику, в принципе, нравилась, но он очень не любил иметь дело с неординарными личностями. «Психи», как он их называл независимо от характера неординарности, обычно отличались нетипичными реакциями и непредсказуемостью. Это страшно усложняло работу Жорика, потому что, в свою очередь, требовало нестандартных решений и от него.
Что эта телевизионная баба из разряда психов, Жорик понял со второго взгляда. Почему со второго, а не с первого? Потому что первый взгляд он бросил на телеэкран, а там баба выглядела вполне прилично, хотя и стояла на берегу пруда дура дурой — с микрофоном в одной руке и пучком какой-то морской капусты в другой.
Ничего, нормальный клиент, решил было Жорик, прикидывая, как он будет действовать: квартирку обшарит, пока хозяйка на работе, а саму бабу подкараулит на маршруте. Долго ли умеючи?
Однако уже второй взгляд, мельком брошенный Жориком на клиентку из темноты парадного подъезда, заставил его усомниться в успешности выбранной тактики.
Притаившись в темном углу под лестницей, Жорик пропустил мимо бабу, галопом проскакавшую наверх, в свою квартиру на втором этаже, и задумался. Резвость дамочки ему не понравилась. Ишь, какая прыткая! Прогалопировала без остановки, в почтовый ящик не заглянула, перед ступеньками не притормозила — а ведь в подъезде темно, хоть глаз коли, неужто не боится оступиться?
Беззвучно поворчав, Жорик приготовился ждать, но тут в подъезд по-хозяйски вошел неопределенной масти кот, принявшийся неторопливо и методично метить территорию: рассохшиеся двери подъезда, нуждающиеся в покраске стены, выщербленные ступеньки, металлические основания лестничных перил и даже самого Жорика, в последний момент избежавшего принудительной ароматизации, спасшись бегством. Оступаясь во тьме, Жорик поднялся на лестничную площадку между первым и вторым этажами, поправил ломик в рукаве спортивной куртки и выжидательно уставился на дверь, местоположение которой выдавала светящаяся, как прицел, точка дверного «глазка».
Окруженный радужным ореолом желтый светлячок гипнотизировал, разморенный духотой Жорик начал клевать носом и потому пропустил момент, когда сумасшедшая баба, хлопнув дверью, кубарем скатилась по лестнице во двор.
— Е-твое! — конспиративным шепотом выругался Жорик, слезая с удобного широкого подоконника.
Обернутый материей ломик с мягким стуком упал на пол. Продолжая беззвучно материться, Жорик нагнулся и подслеповато прищурился, всматриваясь в темноту в поисках орудия труда. Ухо его обдало ветром: мимо, вверх по лестнице, кто-то пронесся. Опять она, с запозданием понял Жорик, увидев, что дверь квартиры снова распахнулась. На ступеньки пролился желтый свет из прихожей квартиры, и на бетоне площадки у самых ступенек следующего марша Жорик увидел искомый продолговатый тряпичный сверток. Обрадовавшись, он опустился на четвереньки, и тут свет погас, дверь хлопнула, и сверху — Жорик едва успел отпрянуть к стене — проскакала неугомонная баба. И чего разбегалась, спрашивается?!
Опаздывающий Жорик тихо застонал, поспешно зашлепал ладонью по полу в поисках ломика, нашел, и в этот момент все та же заводная баба, вихрем взлетев по лестнице, наступила ему на руку каблуком!
Жорик беззвучно взвыл, машинально отдернул пораженную руку, потряс ею в воздухе и с откровенной ненавистью посмотрел в сторону квартирной двери. Ломик остался лежать на площадке, неразличимый во мраке.
— Черт с ним, — прошептал себе под нос Жорик, потихоньку ретируясь к выходу из подъезда. — Что я, руками работать не умею?
Прямо у подъезда, уткнувшись в увитые алыми розами шпалеры, стояла машина, на которой приехала баба. Увидев ее, Жорик моментально составил новый план действий — вернее, подобрал вариант из успешно опробованных ранее.
Он подошел к «жигуленку» и осторожно подергал ручку дверцы — сигнализация не завопила. Жорик удовлетворенно потер руки, поморщившись при прикосновении к отдавленной ладони, и пошел вокруг автомобиля.
Он внимательно присматривался к окошкам, и не зря: со стороны водителя стекло оказалось приспущенным. Жорик попытался просунуть в щель руку — не получилось, мешал рукав спортивной куртки. Закатать рукава повыше не позволяли тугие манжеты, поэтому Жорик, недолго думая, снял куртку и аккуратно повесил ее на шпалеру. Потом, вспомнив кое-что важное, достал из кармана куртки пачку долларов и переложил ее в карман джинсов. Деньги предательски торчали из кармана тесных штанов, но не оставлять же их без присмотра!
Жора вернулся к машине, просунул руку в салон и открыл сначала одну дверцу, потом другую. Сел сзади, закрыл дверцы, подумав, опустился на пол между сиденьями и приготовился ждать, с тихим хрустом разминая пальцы. Правая рука болела, и Жорик не чувствовал ни малейших угрызений совести по поводу того, что собирался совершить. Надо же, оттоптала руку человеку, поганка! Да за это убить мало!
Едва я села в «жигуль», как зазвонил сотовый. Я не люблю разговаривать по телефону, когда веду машину: если увлекусь беседой — забуду, как рулить; если отдамся полностью процессу вождения — не поговорю как следует. Поэтому я погодила заводить авто, отцепила с пояса мобильник и поднесла его к уху.
— Да?
В трубке зазвучал голос — непонятно, чей именно: слышимость была неважная. В надежде на улучшение качества приема я выбралась из машины, и голос в трубке усилился.
— Лен, это ты? Привет! Это Люба.