Он неуклюже поднялся, опрокинул табурет, из-под стола вылезла морда кавказки — собака, как всегда, незаметно, прокралась на кухню.
— К ноге, Найда.
Похоже, кавказка уже успокоилась, она послушно пошла за хозяином, я проводил их.
В руках у меня была новая трубка, я повертел ее в руках, думая, стоит ли верить словам Хиппы по поводу мужика, который променял ее на бутылку, возможно, что мобильник ворованный, вряд ли я буду им пользоваться, но что за фокусы новые к ней придумали — посмотрю обязательно, интересно, все-таки. Я вернулся на кухню. Там уже была Дашка, опять хлопотала у плиты.
— Хиппа ушел?
— Да, на минутку заходил посоветоваться. Найда дурит, нервничает, он подумал, что заболела.
— А ты у нас ветеринар, оказывается, — насмешливо хмыкнула Дашка.
— Ну, у меня была в детстве кавказка, я говорил ему как-то, вот он вспомнил. Немного, но разбираюсь в них. Течка у Найды, похоже, — я врал так уверенно, как будто занимался этим каждый день своей жизни. А ведь я практически никогда не вру, отучил себя. Недоговариваю — да, увожу разговор в сторону — да, но лгать себе не позволял с детства, лет с десяти. Тогда случилась неприятная история. Но я не люблю ее вспоминать, так что уж извините, рассказывать не буду. Главное, обошлось без жертв.
— Позовешь Длинноухого? Всё готово, — спросила Дашка, раскладывая по тарелкам угощение.
— Сей момент, — я нырнул в детскую. Цыпленок сидел в кроватке и сосредоточенно терзал пластмассового разноцветного клоуна, который был размером с него самого. Я улыбнулся и посмотрел в угол: ноутбук Длинноухого лежал там, но его самого в углу не было. И в детской не было. Непривычная картинка. Я заглянул в туалет, в ванную и только потом к себе.
Длинноухий сидел за компом. Услышав, что я вошел, он быстро оглянулся.
— Папа, а это что такое? — спросил он. Глаза его тревожно смотрели на меня. Я сразу понял, что именно он читал, он даже не свернул окно, только беспокойно заерзал, ожидая моего ответа.
Я хотел прочитать ему мораль, что детям нельзя лезть в почту взрослых, но произнес совсем не то, что собирался.
— Длинноухий, — сказал я. — мама ничего не должна знать. Ни при каком раскладе. Ты меня понял?
Он кивнул.
— Я надеюсь, ты настоящий мужчина. А теперь — пошли завтракать. Я тебе потом все объясню. Постарайся вести себя, как обычно…
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Сначала мне показалось, что Дашка ничего не заметила. Длинноухий, в этом ему не откажешь, прикидываться умел. Он трепался, как оголтелый на полупонятном нам хакерском сленге, бешено болтал под стулом ногами, улепетывал за обе щеки салаты. Только не поднимал глаз от тарелки — ни разу не взглянул ни на меня, ни на мать. Дважды он полез, как маленький, пальцем в нос — это с ним вообще-то случается, когда нервничает — но вовремя остановился. Затем мне приказали на минуту закрыть глаза. А когда я открыл их, передо мной стоял шикарный торт с тридцатью свечами — мой любимый — безе с орехами, а рядом с ним лежала коробка с подарком. Я мысленно загадал желание — язычество, конечно, но детские привычки уж больно сильны в нас:
— Господи, пусть в этот день через год все будут живы: Дашка, Длинноухий, Цыпленок, отец Илларион, Хиппа, Ветер, Хакер, Фея, Одинокая Птица, Шаман, — я назвал про себя еще с десяток имен прихожан нашего храма и одним духом загасил все свечи. Легкие у меня хорошие — брызги воздушного крема полетели в лицо Длинноухому. Он, отплевываясь, зафыркал и вытерся краем скатерти. Таааааак, а вот этого у нас уже сто лет как не было — ребеночек опять превращается в поросеночка. Нам обоим попало от Дашки. И я обрадовался: пусть себе ворчит, занудничает, ругается — только бы не начала нервничать.
Мы пили чай с тортом. И что-то еще было не так. Что? От сидящего внутри напряжения я чуть не забыл про подарок. Поэтому взял коробку с ним, возможно, с чуть преувеличенным вниманием и восторгом. Стоп-стоп, не сфальшивить. Скиталец, не паникуй, держись, старайся быть естественным. В коробке лежал мобильник, попроще на вид, чем трубка Хиппы, но я сразу успокоил себя тем, что хотя бы тут мне не придется совершать выбор. Пусть подарок Хиппы полежит уверенно в столе до лучших времен. Хорошо хоть я никому не успел его показать.
— Паааа! А ты мне старую мобилу отдашь? — заныл Длинноухий.
— Зачем тебе? Ты же не ходишь на улицу один, маленький еще.
— Ну паааааапочка!
— Нет, этот телефон у меня будет только для связи с мамой, — я рассмотрел трубку, похвалил ее, отметил дизайн, благодарно клюнул Дашку в щеку.
Все-таки, что-то было неладно.
— Ну пааааапочка!
— Может, я еще и подумаю об этом, если ты мигом уберешь со стола.
Длинноухий скривил противную рожу. Все как обычно. Но он по-прежнему не смотрел на меня. Прирожденный конспиратор и хитрюшка — думает об одном, а говорит о другом. Как бы это впоследствии не перешло в двуличие.
— Я сама, не надо, иди в комнату, — приказала Дашка Длинноухому. И его как ветром сдуло. Все-таки, хорошо, что хоть он и умеет притворяться, но душа у него к этому не лежит.
— Дашка, все было потрясающе вкусно, ты молодец, — сказал я жене, оставшись с ней наедине.
— Что-то случилось? — собирая тарелки, мимоходом осведомилась Дашка. Я почувствовал себя несколько не в себе от ее вопроса.
— С чего ты взяла? — парировал я, чтобы оттянуть время и сообразить, о чем она могла догадаться, а о чем — нет.
— Странно вы сегодня себя ведете.
— Да чего странного? Всё нормуль, — бодренько заверил я Дашку. — Просто кошмар приснился. Неприятно до сих пор. А еще — получил утреннюю почту — работы скинули на троих, придется и сегодня сидеть, и завтра, и, может, ночь. Кто там норму придумывает — сам бы повыполнял, — а я бы посмотрел на него, красавца. А так — всё в пределах нормальной вредности жизни.
— А тебе не показалось, что с Длинноухим что-то не так?
— Что не так? Вроде, в порядке всё? Ел нормально, трепался, как обычно, я и не слушал — все равно не пойму. Тебе — что, кажется, он заболел? Сейчас померяем температуру. Если простыл — надо будет кроватку Цыпленка к нам переставить. — я уверенно уводил тему в сторону, и Дашка то ли купилась, то ли вид сделала, что отвлеклась.
— Да нет, не надо температуру. Мне показалось, беспокоит его что-то…
— Да это у тебя синдром беременной продолжается. Вечно видишь проблемы на пустом месте, не надо волноваться, когда волноваться не из-за чего. Мало на свете реальных бед. Вот придет настоящая — а у тебя и нервов на нее не останется. Может, Длинноухий в нэте чего хлебнул? Надо все же приглядывать, чем он там занимается.
Дашка, вроде как, успокоилась. Но что-то было не так. Мелочь какая-то цеплючая, ерунда, фиговина, но не по себе от нее как-то.
— Пойду-ка я поработаю. Ты справишься одна с посудой? — не дожидаясь ответа, я быстро вынырнул с кухни, рванул к компу. Сел, сосчитал до десяти, потом до одного, посмотрел на экран. Ничего не изменилось. И это было гораздо больше похоже на сон, чем приснившийся мне давеча морок. «Уважаемый пользователь, администрация Meil.Ru рада сообщить Вам, что пользователь Исцелитель выдвинул Вашу кандидатуру на соискание премиии „Смерть“ в конкурсе „Суд общественности“».
И тут, наконец, до меня доперло, что было не так, как надо. И, правда, мелочь, фигня полная, но по мозгу это открытие, однако, полоснуло. Черт побери, прости, Господи, когда я прочитал свою полупросьбу-полузаклинание — загадал желание, чтобы все близкие и друзья благополучно прожили еще один год, я забыл вставить самого себя. Всегда ведь в конце называл «и мя, грешного», а тут… Язычество, бред, чушь собачья, — сказал я себе, стараясь, чтобы поднявшийся в сознании осадок скорее улегся. — это просто неприятное совпадение. Не более того.
И тут раздался тихий стук в дверь…
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
На мгновение я испугался. После завтрака и до самого ужина ко мне никто никогда не заходит. Не положено. Дашка проводит время с детьми или на кухне, а я работаю. Я единственный кормилец семьи и отвлекать меня в рабочие часы — табу. Меня просто нет, отсутствую, не существую. И дверь закрыта на амбарный замок. Поэтому первая мысль, которая мелькнула в голове, была, что случилось еще что-то — непредвиденное и неприятное. Я вновь свернул окно.
— Да-да, кто там?
Дверь приоткрылась и в нее протиснулся Длинноухий с раскрытым ноутбуком в руках.
— Папа, я посижу у тебя? В углу, тихонечко, я не буду мешать.
— Это еще почему? — я приподнял брови и выразил на лице недоумение.
— Там Цыпленок орет.
— Ну, и дальше что? Он каждый день плачет раз по десять. Мама знает?
— Ну да.
— Вот и порядок. Она сейчас успокоит его, и будет опять тихо. Возвращайся в детскую, — я говорил максимально строгим, родительским тоном, аж самому противно себя слушать.
— Да надоело так.
— Надоело? Мало ли кому что надоело? Мне работать надо. Если каждый раз, когда тебе что-то не понравится, ты станешь ко мне вторгаться, я ничего не заработаю. И нам, всем четверым, нечего будет есть. И из квартиры нас попрут. Ты ведь не хочешь, чтобы мы стали бомжами?
— А ты говорил, что в День Рождения не будешь работать.
— Говорил? Ну, мало ли что я говорил. Обстоятельства изменились.
И тут я понял, что и вправду обстоятельства изменились. Длинноухий прочитал извещение Мэйл.Ру, он в курсе событий и будет за ними следить, и в будущем я не смогу это игнорировать — хочешь-не хочешь, придется учитывать и его интерес к этому делу. Да, он умный, глубокий, чуткий, но все же ребенок, незрелый, переменчивый. Что я знаю о той работе, которая происходит сейчас в его душе? Прав ли я, что взял его в союзники в таком серьезном, недетском вопросе и связал молчанием? Это было первое, что тогда пришло мне в голову, надеюсь, это включилась интуиция, которая редко меня подводит, а не чертов эгоизм с желанием отодвинуть неудобное объяснение с сыном. Пожалуй, откровенного разговора с Длинноухим надо бы опасаться гораздо больше, чем с Дашкой. Но у меня пока что не было времени обдумать линию поведения. За все утро не выдалось ни единой свободной минутки для того, чтобы изучить информацию, которая на меня свалилась и расставить все по полочкам. Главное, не начать самокопаться и рефлексировать, а выражать своим видом уверенность. И постараться ее почувствовать самому. Я об этом долго пишу, но все это мигом мелькнул в голове, пока я лихорадочно принимал решение, что мне делать с Длинноухим.