начисто перекрывая мне обзор. – Это ж цельные развалины! Кто ж тут жить-то мог, без кислорода и отопления?!
– А может, они не нуждались в кислороде, – буркнул я. – И почему «мог жить»? Может, они и сейчас тут… мне во-он та статуя с когтями и крыльями кажется какой-то подозрительной…
– А-а-а! – панически завопил котяра. – Быстрей в храм, в храм!
Наконец мы остановились перед массивным шлюзом декомпрессионной камеры. В отличие от земных образцов, шлюз был зеленовато-бронзового цвета и явно сделан не из стали. По нему сплошь шли иероглифы и пиктограммы – изображали они преимущественно монстров, поедающих людей. Я сжал кулаки. Сделав ряд непонятных жестов, наш амбалообразный проводник ухватился за большое обледенелое колесо с одной стороны люка. Я обернулся – и увидел рядом с собой другое.
Мы ухватились на них и с натугой провернули (по крайней мере, я – с натугой: чертов металл покрылся коркой льда и норовил выскользнуть из пальцев). Массивный люк вздрогнул… и отошел на полметра. Подоспевший Брратан ухватился за край, его мускулы вздулись, глаза налились кровью. Честно говоря, зрелище он являл собой пугающее: лицо покрылось наледью, волосы слиплись и висели, как зеленоватые сосульки. И я вдруг отчетливо понял, что без него бы мы сюда не добрались.
А затем металл поддался – и двери в Святилище отворились.
На каких-то два метра, но нам больше было и не нужно.
Мы с котом (на этот раз поистине неразделимые) поспешно скользнули внутрь. Тролль уперся еще раз – но двери завязли намертво. Махнув рукой, он указал на оставленную машину и снова налег на дверь… уже с другой стороны. Одно мгновение – и массивная стальная плита закрыла от нас черно-белый пейзаж.
– Это что же он делает?! – пискнул кот. – Неужто решил пожертвовать собой ради нас, грешных?!
– Пошел к машине, – буркнул я в горловину комбинезона. – Будет ждать нас там. В люк ему не протиснуться – похоже, его льдом намертво заклинило.
– А, слава богу, – облегченно царапнул мое горло котяра. – А то я уж решил, что мы грех на душу взяли.
Декомпрессионная камера была небольшой – всего три на два метра. Оно-то и правильно – зачем воздух тратить? Нам им еще дышать и дышать! Вздохнув, я взялся за очередные ручки… и вскоре металлический блок отошел в сторону – заметно легче наружного. Практически как по маслу.
Глава 16В личных покоях бога
А за ним… перед нами простёрся самый настоящий коридор в стиле голливудских фильмов про арабские гаремы! Пол устлан густым ворсистым ковром с геометрически-растительными узорами; стены выложены ляпис-лазурью и бирюзой, а под потолком – изящные бронзовые светильники отменной ковки. В скафандре с царапающимся внутри котом я выглядел посреди всего этого великолепия по меньшей мере авангардно.
Первым об этом намекнул Профессор, деликатно закашлявшись.
– Не знаю, как тебя, Алекс, – осторожно намекнул он, – а меня лично подобное тесное сотрудничество уже маленько… кхм… утомило.
Я вынужден был с ним согласиться.
От скафандра мы избавились тут же – просто расстегнули и скинули его у ближней стены. Я закрыл люк и закрутил винты переходного шлюза. Теперь мы были в полной безопасности и вполне могли дышать: я – не опасаясь беспрерывного чиха от лезущей в нос кошачьей шерсти, командор – без урона для своей кошачьей чести и риска быть расплющенным.
– Ишь ты! – восхитился Мурзик, когда, наконец, тщательно вылизался, встряхнулся и любовно пригладил усы. – А этот божок знает толк в роскоши!
– Восхищаться будем потом, – мрачно буркнул я и снова бесцеремонно подхватил его под мышку. – А сейчас ищем Алину!
– Ищем, конечно, – покорно согласился кот. – А как думаешь, сколько стоят вот эти вот лампадки? Это ж, не быть мне котом, чистое золото? Али таки бронза, начищенная? – мохнатый уклоненец озадаченно засопел, подсчитывая прибыли.
– А давай, – вкрадчиво предложил он, – когда мы твою возлюбленную спасем, мы пару этих ламп пузатых, тоже того… спасем. Вырвем из лап космического террориста?! За причиненный нам непоправимый психический ущерб?!
– Так уж непоправимый? – невольно заинтересовался я.
– А то как же, – печально вздохнул кот. – Да от десяти минут езды с этим косматым сибиряком, который даже в космосе не замерзает, у меня полсердца в селезенку ушло! Требуется срочная операция по возвращению! И вон… хвост поседел?!
Мурзик в ужасе воззрился на припорошенный мелом кончик хвоста.
А в следующий миг рванулся у меня из рук.
– Вертай меня взад, к этому лихачу беспардонному! Я ему покажу Кузькину мать!
– А ты ее сам видел? – хмыкнул я, ловя его за хвост.
– Конечно! – искренне удивился напарник. – Нет, ну ты видал кота Кузьму?! Это который в соседнем блоке живет… страшный, как черт! А мать его ты видел?! Нет, не видел!? Ну тогда ты ничего-то в жизни и не видал…
– Отставить саботаж! – четко, по-военному приказал я. – Седина красит мужчину… и кота.
– А ведь и впрямь, – мигом сориентировался Мурзик. – Ведь я тогда настоящим галактическим героем вернусь! С припорошенным сединой… хвостом. Весь в шрамах – вон какая шишка от рокового соприкосновения с машиной! Ну, это я когда башкой в потолок врезался…
Он взял хвост в лапу и пристально вгляделся в него.
И вдруг завопил:
– А-а-а!!! Знаков отличия лишают! – когда я его ловил, то меловая пыль невольно стерлась, явив его обычный цвет шкуры.
– Идем уже, герой… – вздохнул я. – Успеешь поседеть еще.
Коридор плавно влился в другой коридор, такой же ухоженный и по-домашнему уютный. Ковры, гобелены на стенах, лампы в виде лукаво подмигивающих русалок… Лепота и благодать, только вот никого не видно.
– Вообще-то это странно, – вслух сказал я. – Похоже на парадный вход, а значит, зал для жертвоприношений… – на этом слове я на миг споткнулся и продолжил, закусив губу: – Где-то неподалеку. А вместо этого – какие-то гламурные коридоры, ковры, подушки, тьфу! Анфилады и альковы…
– А может, не парадный? – резонно возразил кот. – Мало ли их здесь? Мы город целиком не обшаривали, к первому же люку причалили…
Здесь я был вынужден с ним согласиться.
Тем временем гаремная обстановка и не думала заканчиваться.
Под ноги мягко стелились ковры, гобелены подмигивали вышитыми одалисками, лампы удваивали и учетверяли наши тени. Появились первые комнаты: освещенные все теми же лампами, вызывавшими приступ коммерческого интереса у моего надежного, но, увы, небескорыстного товарища, роскошные ложа, устланные шелковыми покрывалами, алые подушки, расшитые звездами и павлинами балдахины… Альковы, внутри которых стыдливо прятались пузатые бутыли зеленоватого вина, – все это роскошество будто манило присесть, прилечь, отдохнуть…
Пахло благовониями и женскими духами – Шанель № 5 я даже на космической Станции отличу! Другое дело, что Алина ими не пользуется… так чьи же они?! Порой подушки были измятыми, одеяла валялись на полу, а постели хранили отпечаток некрупных тел – словно здесь только что был кто-то – и не вернулся!
– Да что за чертовщина! – наконец воскликнул я.
– Фщщина?! – недоуменно отозвался коридор.
– Есть тут кто-нибудь или нет?!
– Или нет, – кокетливо засмущалось эхо.
– А ну-ка, покажись!
– Да ни в жисть! Да ни в жисть!
Я буквально остолбенел – и остановился, как вкопанный. Последние слова явно эхом не были… если, конечно, оно тут не особенное и не способно на этакие штучки! С другой стороны, звук шел буквально отовсюду, четкой локализации не имел, и… вдобавок как бы немного снизу.
Я оторопело посмотрел себе под ноги.
Узор на ковре складывался в два багровых глаза.
– Ну и кто вы такие? – возмущенно пробормотал ковер. – Что по личным помещениям Ньярлатотепа как у себя дома разгуливаете? Или наружу, на свежий морозный вакуум, захотели? У вас билеты пригласительные есть? Али флаеры хотя бы?
– Флаеры? – заикнулся я.
– Знаю, глупость, – вздохнул ковер. – Но что-то же должно оправдать ваше здесь появление?
– А мы того, с инспекцией, – ляпнул я.
– Инспекцией? – заинтересовался ковер. – Эт-то правильно, эт-то по нашему! А что инспектировать будете?
– А вот, санитарно-гигиенические нормы, – нашелся я. – Как алтарь содержится, в чистоте ли. Продезинфицированы ритуальные ножи? Не заросли ли бороздки для стока крови паутиной? Какие средства используют для чистки ковров?
– От это правильно, правильно, – заволновался подножный знакомый. – Алтарь, он что ж, его раз в год используют! А по мне каждый день ходят! Вечно все экономят на чистке ковров! То «Лаской» разбавленной моют, то вообще – дрянью какой-то космической!
– Разберемся! – молодцевато отдал честь я. – А теперь не разрешите, не подскажете – как в ритуальную залу пройти?
– А то как же, подскажу! – пошел волнами палас. – Но вы уже меня не забудьте! Ктулху-Сототом заклинаю! Вы… самому главному-то доложите, что я исправно службу несу! Полон рвения и… припадаю к его высочайшим ногам!
– Непременно, – пообещал я. – Так куда все-таки?
– А вот туда! А потом – налево-направо, налево-направо, и на десятом «направо» как раз и выйдете!
Витиевато поблагодарив за содействие следствию, мы отправились по указанному маршруту. По пути ненавязчивое, но неуловимое женское присутствие становилось все заметнее. То расческа брошенная, то пудреница… то «Консуэлла», заложенная батистовым платком! А только ни одной женщины – нет как нет! На какой-то миг – ей-богу! – мне показалось, что странички книги перелистнулись сами… да нет, не может быть; небось форточку где-то забыли закрыть, вот свежим вакуумом и тянет.
Последние комнаты я проскочил уже бегом…
И вот, вылетев из-за очередного поворота, я оказался прямо в Зале Жертвоприношений! То, что это именно он, сомнений не оставалось…
По крайней мере, если приглядеться повнимательнее. Поначалу мне показалось, что попал в неухоженную столовую: здоровенные устрашающие фигуры, похожие на пузатых вомбатов, в дальнем конце зала были фривольно разрисованы рукой неведомого живописца: им подрисовали сигареты, клыки, очки и даже усы; вдобавок они были увешаны гавайскими бусами.