– А иначе я упаду, – невозмутимо объявил он.
– Ну да… – полчаса назад я бы просто подняла Бахтата на задние – и иди себе пешком! А сейчас неудобно: он, наверное, устал, пока спасал Арсенала… и меня. Я легко торкнула Бахтата пятками, и он неспешно, как запряженный в телегу с бочкой тяжеловоз, повез нас к школе. А я могла думать только о сцепленных на моем животе Мишкиных пальцах. И старалась отлепиться животом от собственной футболки, чтоб не чувствовать этого прикосновения. С меня текло, холодные струйки бежали по бокам Бахтата, а щеки у меня пылали так, что хоть грейся! О том, что Бахтат – неимоверно сильный конкурный конь с тяжелым характером и я вообще-то его боюсь, я вспомнила только у самой школы.
– Миш… Ну ты это… слезай… приехали уже.
Все так же молча он соскочил с крупа и встал рядом, поглаживая Бахтата по гладкой черной шее и странно так поглядывая на меня снизу вверх.
– Ты и правда… классно плаваешь… и бегаешь, – вообще-то я хотела сказать ему «спасибо», но получалось как-то так… – Надо тебя по-настоящему к конкуру подготовить…
– В одном ты оказалась права, – неожиданно сказал он.
Именно я, в целом одном – и даже права?! Ну лестно, че… Осталось только выяснить – в чем именно?
– Как ваш Костик купается – это действительно ненормально.
– Обычно все в порядке! – возмутилась я. – Если не считать, что плавает он с конем. То есть, если по-нашему, все норм! Только сегодня…
– Обычно норм, и только сегодня… – перебивая мое бормотание, задумчиво сказал он. – Что у вас в школе творится?
Я открыла рот… и закрыла. Гибель Банни можно считать жуткой ошибкой, исчезновение Ольги – ее личной проблемой, а сегодняшний случай с Костиком – просто несчастным случаем… Но и то, и другое, и третье разом случайностью быть никак не могло!
Глава 4Миша
– Желтые не годятся, – доносящийся сквозь приоткрытую дверь седловой Колькин бас звучал безапелляционно, как у Сергея Зверева, делающего прическу Пугачевой. – В них ноги становятся во – как тумбы! Только черные, черные стройнят! Смотри, что я купил!
Последовала пауза… и Олег, мой дружбан Олег, кмс по фехтованию и мастер спорта по стрельбе, восторженно выдохнул:
– Обалденные!
– А то! – со скромным торжеством прогудел Колян. – У них там та-акие классные скидки – я еще и вот взял…
– Какая брендовая вещь! – протянул Олег. – И ка-ак идет!
Направляющийся к седловой немолодой жилистый мужик взялся за ручку двери… и остановился, с интересом прислушиваясь к доносящемуся изнутри разговору.
– Надо будет укладочку сделать! – мечтательно протянул Олег. – Плетешь такие коротенькие косички и фиксируешь их резиночками, я в одном магазинчике видел как раз в тон. И еще челочку наверх поднять!
Так, я не хочу, чтоб меня видели с этими людьми!
Незнакомый мужик заржал… (блин, пора уже отучиться употреблять это слово на конюшне, а то все сразу начинают искать лошадь!) и распахнул дверь. В проеме нарисовался Колька… с трудом балансирующий на одной ноге. На вторую накачанную, перевитую узлами мышц ножищу он сосредоточенно натягивал… черную конскую ногавку. Рядом Олег с интересом крутил такой же черный новенький вальтрап.
– Хороший набор, особенно если со скидкой, – разглядывая эту «картину маслом», кивнул мужик и даже пощупал вальтрап. – Только рано вам думать, как коня перед соревнованием начесывать, – вы ж дальше строевой рыси не продвинулись! Девчонки вам лошадок поседлали – чтоб через пять минут все трое были на поле!
Я влетел мимо него в седловую и захлопнул за собой дверь.
– Две ногавки ты на свои ноги напялишь… конь недоделанный… – прорычал я. – А еще две куда – на руки?
– У Олежки еще две одолжу, – смущенно стаскивая ногавку, пробурчал Колян. – Хорошие ж вещи, надо примерить…
– Ага, вдруг велики окажутся… жеребцу, – закивал я. – Парни, вы офонарели? Вот что мужик про вас подумал?
– Да ла-анна-а тебе, кэп! – вклинился Олежка. – Все мужик понял, тоже ведь конник.
– Тоже? А кто еще? – старательно изумился я. Эти двое вообще ни фига не делают! Одному Лидка не нравится, а второму Ольга, наоборот, нравилась… и теперь он весь в растрепанных чувствах по поводу ее исчезновения.
– Быстро шуруйте в конюшню, а то девки нам устроят!
– Как тебя твоя Саша построила… не, взнуздала! – протянул Колян.
– И заседлала! – многозначительно поиграл бровями Олег.
– А не пошли бы вы оба…
– Да-да, в конюшню!
– Ничего она не моя! – пробурчал я вслед наглой парочке. Хотя раз со мной занимается – значит, моя. В какой-то мере… Ровно как Топаз – мой конь.
Настроение почему-то сразу испортилось. Впрочем, знаю почему: сейчас Сашка опять начнет мне вкручивать, какой я тупой, ничего не умею и делать не хочу… Я свернул к деннику Топаза, ребята отвалили на другую сторону конюшни, откуда немедленно донеслись скандальные вопли Лиды. Фиг с ней, меня моя лошадь ждет… и девушка тоже…
Саши в конюшне не было, только стоял на развязке полностью снаряженный Топаз. А вдруг она заболела после того раза? Или просто на поле ждет? Издеваться будет: типа, сам доехать не можешь? Я поглядел на коня. В ответном взгляде Топаза было явное ехидство – в этой конюшне надо мной издеваются все!
Я боюсь лошадей. Не, не так чтоб ай-яй-яй, сейчас упаду! Просто мне не нравится зависеть от здоровенной скотины, которая явно себе на уме! Плавание и бег – это ты сам, твое тело, подчиняющееся приказам твоей воли. Пистолет – продолжение руки, да и шпага тоже. Но как можно выступать вместе с конем, которому твоя победа на фиг не нужна и вообще неизвестно что стрельнет в башку? Но если я не научусь ладить с этими непарнокопытными, мне от четырехборья к пятиборью не перейти никогда – так и буду спортбомжом, ни туда ни сюда.
Под пренебрежительное фырканье коня я взгромоздился ему на спину. Так, повод между мизинцем и безымянным, вдоль ладони и выходит на указательный… Теперь надо это… дать шенкель. Получите… я сжал ноги на конских боках. Конь стоит. Я подергал повод. Стоит.
– Жалко, друг, у тебя нет стартера, – вздохнул я.
Топаз тоже вздохнул… и нехотя направился вон из конюшни – на ходу он все время тихонько, едва слышно ржал не ржал, а вроде как бормотал. Это неожиданно успокаивало, совсем как урчание кота, когда его чешешь. Мы вплыли на конкурное поле и обнаружили там Кольку с Олегом – тоже верхом, но без неизменной Лиды поблизости – и того самого немолодого жилистого мужика, что шуганул нас из седловой.
– Здравствуйте, де-евочки! – он окинул напряженно застывшего в седле меня насмешливым взглядом.
Я оглянулся – Саша с Лидой наконец появились? На конкурном поле никого, кроме нас, не было.
– Мы это… мальчики. – мрачно пробурчал Колян.
– Что вы говорите! – ласково протянул мужик. – А опаздывать могут только девочки!
Теперь Колькин мрачный взгляд достался мне.
– Я обычно начинающих не беру, – добродушный тон сменился улыбочкой людоеда в процессе разделки тушки. – Но уважаемый мной человек сказал, что вам надо готовиться к конкуру… а дальше дешевых покатушек дело пока не пошло. Придется вами заняться. Меня можете звать Петровичем, меня все так зовут.
«Покатушки» в сочетании с «девочками» звучало совсем стремно. Колька с Олегом почему-то опять уставились на меня: а я что, главная девочка, что ли?
– Так, десять минут шаг, для разогрева, потом десять минут строевая рысь… и не надо делать вид, что вас этому не учили! Потом снова шаг! А вот какого хрена вечнозеленого сидим, глаза вытаращили, как новогодние елки в кадушках? – эхо от его рыка прошлось по всему полю, мячиком отскакивая от препятствий. – Ты, прыщ-с-горы, как собрал лошадь, что у Топаза голова болтается как продукт жизнедеятельности в полете?
Поняв по имени коня, что прыщ-с-горы – конкретно я (вау, рифма!), я потянул повод, заставляя Топаза приподнять голову. Дальше последовала долгая речь, описывающая сложные отношения между мной, поводом, Топазом, длиннющим хлыстом-шамбарьером[11] в руках Петровича, остальными пятиборцами, седлом, оградой, полем и почему-то тучками в небе. Единственной фразой на классическом русском оказалась:
– Не дергай повод – ты должен собрать лошадь, а не башку ему оторвать!
Под неумолчные пассажи Петровича мы двинулись по полю шагом, то и дело меняя направление и аккуратно вписываясь между препятствиями. Топаз-собака-ты-хоть-и-конь-что-ж-ты-делаешь-какого-меня-так-трясет!
– Коленями работай, а не задницей… И на заднюю луку не заваливайся! – немедленно заорал Петрович.
– С Лидкой проще было, хотя теперь я понимаю, в кого она такая матерщинница! – разъезжаясь со мной левым плечом, бросил Колян.
– Не болтать, девочки! – заорал всевидящий-всеслышащий Петрович.
– Мы не девочки! – снова рявкнул Колька и огреб немедленно, метко и едко:
– Ка-анешна, какие вы девочки! До девочек вам еще как до Луны на карачках!
Ровненько и в такт зацокали копыта. На поле выезжали уже знакомый мне Бахтат с еще лучше знакомым Арсеналом, только в седле Арсенала сидела Лида, а верхом на Бахтате – Саша.
«Как бабочка на мамонте», – почему-то подумал я. Чёй-то меня на художественные образа́ прошибло? А еще со вчерашнего дня я знал, какая у Сашенции тонкая талия и мускулистый живот. Пока мы ехали вместе на Бахтате, она все время напрягала мышцы, отталкивая мои руки и давая понять, что совместное бултыхание в заливе не повод для знакомства. А я бы убрал, правда… только пальцы точно свело, наверное, перемерз в воде, хоть и лето.
Девчонки проехали мимо – кони перебирали копытами в такт, легко выплетая ту самую строевую рысь, над которой мы так мучаемся! Я смотрел Саше вслед, на встрепанную косичку в стиле Китнисс[12]. В прошлом году я с девчонкой из балетного училища встречался, Риткой зовут… Не сложилось, стерва была редкостная. Хотя, конечно, осанка, походка – обалдеть. Но даже у нее не было вот такой, как струна, изящной и сильной спины.