Уже Аммиан Марцеллйн, перечисляя племена аланов, и называя их «всадниками», причислил к ним будинов, гелонов и меланхленов, то есть (по С.А. Гринёву) бужан, галичан и могилян днепровских (185, с. 9).
С образованием Киевского государства конница стала непременной составной частью войска руссов. Её использовали в своих походах Святослав (964—972 гг.), Владимир Красное Солнышко (978—10156 гг.), Ярослав Мудрый (1019-1054 гг.) и Владимир Мономах (1113-1125 гг.).
Ядром русской кавалерии, несомненно, была княжеская дружина, боевая часть которой делилась на «старшую» (бояр, приближённых князя) и «младшую» (простых воинов-гридней). В период Киевской Руси князья ещё не практиковали раздачу земель боярам в вотчину[111], поэтому те цен ликом и полностью зависели от воли князя и подчинялись его власти (300, т. 1, с. 227-228).
Бояре могли назначаться князем в качестве наместников или посадников, но не более того. Для поддержания порядка на местах они содержали собственные отряды дружинников за счёт налогов с местного населения или на средства князя. Большая и богатая Киевская Русь, находившаяся под единой властью до первой половины XII в., могла позволить себе достаточно большую дружину, частью размещённую по городам, а частью — вдоль границ. Но вряд ли её численность превышала 2—3 тысячи всадников (по аналогии с франкским государством).
Кроме этих воинов, находившихся на постоянной службе, князь имел возможность набирать «охочих людей» из местного населения или наёмников из кочевников, Восточной и Северной Европы. Они существенно пополняли княжескую конницу на время проводимых походов.
Вообще, этнический состав русских дружин был, как и в любом другом государстве, очень разнообразен, ибо правитель, в первую очередь, оценивал боевые способности воина, а не его национальность (200, с. 111—116).
Сейчас трудно определить, кто из киевских князей ввёл практику раздачу земель в вотчину. Возможно, это сделал Владимир Монамах в последние годы своей жизни или его сын Мстислав, желавший продолжить политику отца и нуждавшийся в соратниках. Как бы то ни было, эта политика впоследствии дала мощный толчок к дроблению Руси на удельные княжества. Бояре, превратившись в крупных землевладельцев, стали материально независимыми. Они могли служить любому из князей и при этом не терять свих старых вотчин, собирать с них налоги. Бояре сами могли содержать свои дружины и наделять воинов землями, во временное пользование. Так начало зарождаться дворянство. Если воин переходил на службу к князю или другому боярину, то свой надел терял (175, т. 8, с. 261-262).
Наряду с боярами, крупным вотчинником на Руси стала церковь. Отдельные церковные служители сами имели возможность нанимать собственных дружинников. Так, например, дружина духовного владыки Новгорода была составной частью общегородского войска (204, т. 1, с. 625).
В разных русских княжествах степень полноты власти князей была неодинакова. Особенно сильной она была во Владимир-Суздальской земле, потому что в ней исторически не сложилась сильная боярская оппозиция. В Галицко-Волынском княжестве боярская верхушка на равных делила власть с князьями, и даже таким сильным правителям, как Роман и Даниил, не удалось избавиться полностью от её влияния. Наибольшую силу бояре имели в Новгороде. Здесь сложилась своеобразная демократическая республика, и власть князя ограничивалась только военными вопросами (175, т. 8, с. 270-271).
В связи с разделением Руси численность дружин удельных княжеств сократилась. Например у князей, приглашённых править в Новгороде, количество личных воинов не превышало 300 человек. В летописях упоминается о таком числе сопровождавших князя Александра Васильевича, когда он в 1460 г. уезжал из Пскова в Литву (300, т. 2, с. 428). А к концу существования Новгородской республики число княжеских воинов вообще уменьшилось до 50 человек (269, с. 8).
В 1406 г. конная дружина города Вельи Новгородской земли, вышедшая на бой с ливонскими войсками насчитывала 150 всадников[112] (300, т. 2, с. 384).
В битве под Суздалем в 1445 г. объединённые войска князя Алексея Игнатьевича и Великого князя Василия Васильевича, куда входила и пешая, и конная рать, насчитывали всего 1500 воинов (40, с. 33).
Собственно, ещё в пору Киевской Руси конные дружины, отправлявшиеся в походы, не были многочисленными. В 1099 г. для войны с венграми половецкий хан Боняк привёл на помощь князю Игорю, у которого было всего 100 воинов, отряд численностью 300 всадников. Тем не менее, летописец красочно описывает сражение и утверждает, что войско Боняка состояло из нескольких «полков» (169, с. 79).
В 1068 г. к Черниговским землям подошли 12000 половцев[113]. У Сновска их сумело разбить русское войско Святослава в 3000 воинов, большая часть которого, скорее всего, состояла из пехотного ополчения — «воев» (169, с. 60).
Владимир Мономах оборонял Чернигов от половцев и своего дяди Олега всего с сотней дружинников (39, с. 66). Возможно, ему помогало какое-то количество ополченцев-горожан.
Что касается вооружения русских всадников, то по этому поводу написан ряд больших трудов таких исследователей, как А.Ф. Медведев, А.Н. Кирпичников или М.В. Горелик. Их работы основаны на археологическом материале и повторяться мы не будем. Однако считаем необходимым затронуть тему возникновения на Руси такого важного защитного элемента, как конская броня, так как это непосредственно относится к разбору тактики русской конницы.
Надо сразу сказать, что в отличие от литературы Западной Европы, отечественные летописи крайне скудно освещают вопросы военного снаряжения и тактики; точно также обстоит дело с изобразительными материалами — миниатюрами и иконами. Это связано с тем, что созданы они, в большинстве своём, в монастырях, людьми, далёкими от военного дела. А посему нам пока остаётся полагаться только на археологические материалы, собственную логику и интуицию.
Единственным местом в летописях, где упоминается о наличии конской брони у русских, является описание похода 1252 г. князя Даниила Галицкого на помощь венгерскому королю в борьбе против Тевтонского ордена:
«Данила же приде к нему исполчив все люди свои. Немцы же дивящеса оружию татарскому беша бо кони в личинах и в коярах кожаных и люди во ярыцах, и бо полков его светлость велика, и оружием блистающася сам же еха подле короля» (42, с. 814).
Боевое конское оголовье, найденное в селе Ромашки в Порасье, позволили А.Н. Кирпичникову и Е.В. Черненко сделать вывод о существовании конского доспеха на Руси (225, с. 65). Это предположение вызвало негативную реакцию со стороны М.В. Горелика, который в нескольких статьях доказывал невозможность применения такого снаряжения в русской коннице (244, с. 268—269)[114].
М.В. Горелик мотивировал свою позицию по этому вопросу тем, что в летописях напрямую говорится о «татарских каярах», а не о русских, что же касается найденного оголовья, то он связывает его с литовским боевым комплектом (244, с. 269). Тем не менее, в более поздней статье М.В. Гopeлик всё же допускает возможность использования конского доспеха в западных русских княжествах[115], но при этом добавляет, что опыт Даниила был единственным и до XVII в. так и не нашёл широкого применения на Руси. Но напрашивается вопрос, зачем же тогда в русской коннице эту защиту стали использовать в эпоху, когда распространилось огнестрельное оружие? Когда в Европе, наоборот, возникла тенденция к облегчению брони и вообще полному её устранению, так как она всё равно не могла предохранить воина от пуль?
Сведения о доспехах для коня, относящиеся к XVII в., мы находим в «Уставе ратных и пушечных дел…» Онисима Михайлова (1607-1521 гг.):
«…а по правую сторону того урядного полку пешаго, доведётся устроити полк конных людей, или с однем двадесят в одном ряду в полных доспехах от главы и до ног и лошади б у них были окованы, а больше б того числа не было, а стояти вместе тесно, а за ними стоять всем рядовым дворянам, и детям боярским, и иным служивым конным воинским людям. Да ещё доведётся таким же доспешным людям, по два в ряд за всем конным полком стояти, и так стояти сотня за сотнею в один ряд и конных людей укрыти теми доспешники, а с другой стороны будут они укрыты воинскими пешими людьми, а полку конному доведётся стояти подле пеших людей с правой стороны, а не добре наперёд выдаваться и не противу перваго ряду» (148, с. 87).
Из описания видно, что русская конница, как и везде, строилась плотной колонной в несколько шеренг. В первой стояли тяжеловооружённые воины, прикрывая всадников, экипированных похуже. Кроме того, Михайлов, видимо, допускает возможность выделения из строя двух шеренг тяжеловооружённых, которые стояли бы за каждой колонной на некотором расстоянии, для поддержки в случае неудачной атаки. Можно допустить, что вторая шеренга всадников применяла «долгие» копья, которые Онисим Михайлов причисляет к вооружению пехотинцев (148, с. 87). О таких же копьях конников-новгородцев есть сведения в Иоасафовской летописи (от 1456 г.).
Почему же, если следовать версии М.В. Горелика, русские всадники до XVII в. не применяли конского доспеха, хотя всю историю существования Руси постоянно воевали с кочевниками, которые его использовали?
Вчитываясь в летописи, особенно в описание похода московского войска на Новгород (в 1456 г.) и в тот эпизод, когда татарские и московские конные стрелки буквально расстреляли новгородскую конницу, лишь минимальный процент которой составляли дружинники, имевшие доспехи для лошадей, начинаешь сознавать полную несостоятельность версии Михаила Викторовича: