ость спасла его жизнь.
Послышался крик, что-то чёрное пролетело сверху сквозь луч света и ударилось о дно не далее, чем в десяти метрах от Язона. Там чёрная скала была покрыта лишь тонким слоем снега, и другой падающий человек ударился о неё. Глаза его были раскрыты, изо рта текла струйка крови.
Это был жонглёр, выдавший его, Орайал.
— Что это, Темучин убирает свидетелей? Не похоже на него…
Рот Орайала оставался открытым, но он замолчал навсегда. Язон сполз со своего сугроба и пошёл по дну ущелья. В самом центре поверхность была ровной, слишком ровной и гладкой. Он не понимал почему, пока под его ногами не раздался зловещий треск. Он попробовал спрыгнуть, но под его ногами лёд уже раскололся, дробясь во всех направлениях, и Язон упал в тёмную воду.
Внезапный ожог холодной воды вытеснил воздух из его лёгких, но он продолжал держать рот закрытым, прикусив нижнюю губу. Пальцы его конвульсивно вцепились в фонарь. Без него он не найдёт отверстия во льду. В тоже время ноги его коснулись скалистого дна. Здесь было неглубоко.
Он оттолкнулся и посмотрел вверх. Свет отражался как от зеркала. Подняв руки он уже ощупал преграду. Над ним был сплошной лёд. Пальцами он почувствовал, как руки скребутся о ледяную поверхность, и понял, что его быстро тащит течением. Отверстие во льду находилось далеко позади.
Если бы Язон дин-Альт умел впадать в отчаяние, сейчас был бы наиболее подходящий случай. Пойманный в ловушку в толще льда на дне недосягаемого ущелья, он, несомненно, имел право впасть в отчаяние, но ему было не до этого. Он задыхался, пробовал плыть к берегу, чтобы встать и попробовать пробить лёд. Он осветил и верх, чтобы разглядеть возможную щель.
Течение было слишком быстрым. Вода была слишком холодной: она леденила его тела, тащила его все дальше. Но огонь в его лёгких не затухал.
Он знал, что теоретически в его лёгких и клетках тела находится достаточно кислорода, чтобы прожить несколько минут. Дыхательный рефлекс в груди не признавал теорий. — Умираю! — кричал он. — Воздух, дыхание, — и он не мог отказать рефлексу. Немея, он прижался к зеркальной поверхности, пробил её и глотал живительный воздух.
Потребовалось немало времени, чтобы реальная действительность вновь заинтересовала его. Он выполз на тёмный каменный берег и лежал, наполовину погруженный в воду, как огромное земноводное. Движение казалось невозможным, но когда холод дошёл до сердца, он понял, что должен двигаться, иначе умрёт здесь. Но где здесь? С болезненной медлительностью он выполз из воды и провёл лучом света по скале над головой и противоположному берегу. Нет снега? Это обстоятельство несколько оживило его.
— Пещера!
Он должен был догадаться об этом раньше. Узкое ущелье, Дверь в Ад, высечено водой, небольшой ручей в течении нескольких столетий рассекал скалу. Это означает, что с ним, Язоном, ещё не покончено, и если это так, он, Язон, найдёт выход, так как вода должна куда-то вытекать. На мгновение он подумал, что вода может уходить глубоко в скалистые формации и там исчезать, но он быстро отогнал эту мысль.
— Вперёд! — крикнул он, и эхо глухо отозвалось: — Од… од… од… од…
Язон вздрогнул и пошёл по чистому песку вдоль края воды и в следующий момент заметил выходящие из воды следы.
Кто-то ещё есть здесь?! Следы были чёткими и ясными. Очевидно они оставлены недавно. Наверное, из этой пещеры есть хорошо известный выход. Теперь, все что ему остаётся, это следовать по следам. А пока он идёт, он не замёрзнет в своей обледеневшей одежде. Воздух пещеры был холоден, но не настолько, как на плато.
Когда след покинул песок у воды и углубился в примыкающую расщелину, идти стало труднее, но не невозможно. Небольшие сталагмиты, росшие из известнякового пола, были сломаны, а в мягких стенах попадались случайные царапины. Туннель раздвоился, и одно его ответвление привело к воде, где внезапно обрывалось. Здесь совсем не было берега, вода затопила пещеру до потолка. Язон вернулся по своим следам и углубился во второе ответвление. Путь был долгим.
Язон решил слегка отдохнуть и уснул. Он проснулся от дрожи и заставил себя встать. Он думал, что часы, спрятанные у него за поясом, все ещё идут, и не смотрел на них. Движение времени казалось бесконечным в этих бесконечных пещерах.
Идя вдоль одной из них, Язон обнаружил человека, по следам которого он шёл. Тот спал впереди на полу пещеры. Это был варвар в меховой одежде, такой же, как и у Язона.
— Привет! — сказал Язон на меж-языке. Молчание было ответом. Он подошёл ближе. Сон варвара был вечным: человек уже очень давно умер. Годы, может столетия. В этом сухом, холодном, лишённом бактерий воздухе определить это было невозможно. Мясо и кожа его стали коричневыми и мумифицировались, сухие губы обнажили жёлтые зубы, одна вытянутая рука указывала вперёд, пальцы все ещё сжимали нож. Язон подобрал его и увидел, что он покрыт лишь тонким слоем ржавчины.
То, что Язон сделал потом, было нелегко, но необходимо. Осторожными движениями он снял с трупа одежду. Труп затрещал, когда он был вынужден приподнять конечности. Но другого протеста не выразил. Сняв меха, Язон разделся и натянул сухую одежду. Он не испытывал отвращения. Он хотел выжить. Выжав собственную одежду, он свернул её в узел и положил под голову, повернул регулятор мощности фонаря, оставив лишь тусклый свет — он не хотел оставаться в полной темноте — и впал в беспокойный сон.
Глава 17
— Говорят, что когда долгое время ничего не меняется, невозможно определить, сколько времени прошло, потому что все остаётся неизменным. Поэтому я не могу определить, сколько времени прошло, как давно я тут блуждаю. — Он сделал несколько шагов и добавил: — Очень давно, наверное. Туннель впереди разветвлялся уже в который раз, и он сделал ножом на уровне плеча зарубку, прежде чем свернуть в правое отверстие. Он наклонился и наполнил живот прежде, чем повернуть назад. На соединении туннелей он нацарапал условный знак «вода» и пошёл по другому ответвлению. — Тысяча восемьсот три, тысяча восемьсот четыре. — Теперь он считал каждый третий шаг левой ноги, иначе получались очень большие числа. Это тоже было бессмысленно, но давало возможность что-то говорить — звук собственного голоса лучше мёртвой тишины.
Наконец живот перестал его беспокоить. Мучившие его спазмы и урчание прошли. Воды для питья здесь достаточно, и он решил занять время подсчётом зарубок на поясе, так как ранее обнаружил, что его часы разбились при падении.
— Ты, дурацкий перекрёсток, я уже видел тебя! — Он плюнул в направлении трёх меток на стене в месте соединения туннелей. Затем ножом нацарапал под ними четвёртую. Он не должен возвращаться сюда больше. Теперь он знает последовательность поворотов. Во всяком случае он надеялся.
— У Круглио одна планета… У Флеттера — две, но обе маленькие… Хармилл… — Он задумался. — Сколько же планет у Хармилла. Забыл. — Он уже пропел все старые народные песни, но заметил, что начал забывать некоторые слова.
— Почему? — Он горько засмеялся. — Ясно почему. Он был очень голоден и устал. Человек может долго прожить с водой без пищи. Но долго ли он сможет идти?
— Пора отдыхать? — Спросил он сам себя.
— Да, пора отдыхать, — ответил он себе.
Ещё немного. Туннель опускался, впереди появился запах воды. У него стал очень чувствительный нос. Спать на песке гораздо лучше, чем на голой скале. На костях у него осталось слишком мало мяса, и ему было больно лежать.
Хорошо. Песок тут есть, роскошная, широкая полоса. Вода шире и, вероятно, глубже. Настоящий бассейн. Вкус тот же.
Он вырыл в песке яму, выключил фонарь, положил его в сумку и лёг спать. Раньше он оставлял фонарь гореть во время сна, теперь это было ему уже безразлично.
Как всегда он спал беспокойно, просыпался, вновь засыпал. Но на этот раз что-то беспокоило его. С открытыми глазами он лежал в бархатной тишине. Потом повернул голову и взглянул на воду.
Далеко. Глубоко внизу. Слабо, уж очень слабо. Проблеск света. Долгое время он лежал, размышляя об этом. Он устал, ослаб, страдая от голода, вероятно, был болен. Значит он мог галлюцинировать. Умирающие люди часто видят галлюцинации, как например, жаждущие — миражи в пустыне. Он закрыл глаза и задремал, однако, вновь взглянул на воду, снова увидел свет. Что это значит?
— Что-то с этим надо делать, — сказал он и включил фонарь. В его ярком свете отблеск в воде исчез. Язон воткнул фонарь в песок и взял в руки нож. Конец его был острым. Он провёл ножом по руке, сделав неглубокий порез, из которого начала капать кровь.
— Больно! — Сказал он и добавил: — Но так лучше. — Внезапная боль вывела его из летаргии, добавила адреналина в кровь и позволила яснее мыслить.
— Если там внизу свет, значит там и выход. Он должен быть. Это единственный шанс выбраться из ловушки. Теперь, пока я ещё могу двигаться. Он замолчал и начал, вдох за вдохом наполнять лёгкие кислородом, вновь и вновь, пока голова не начала кружиться от его избытка. С последним вдохом он повернул регулятор фонаря на полную мощность и зажал его конец во рту, чтобы тот светил вперёд. Раз, два, руки вместе — прыжок.
Вода была обжигающе холодной, но он ожидал этого. Он глубоко нырнул и поплыл под водой, быстро, как только мог, к месту, где был виден свет. Вода была удивительно прозрачной. Скала, сплошная скала на противоположной стороне бассейна. Значит ещё ниже. Вода пропитала его одежду, тяжёлые шкуры тянули вниз, помогая опуститься к самому дну, где из стены выступал бугор. Под ним течение усилилось и потянуло его за собой. Головой вперёд он нырнул под скалистый выступ, проплыл по короткому каналу и вновь оказался в просторном бассейне. Над ним появился свет, далеко вверху, на недосягаемом расстоянии. Он поплыл вверх, отчаянно отталкиваясь руками и ногами, но свет казалось не приближался. Фонарь выпал изо рта и упал вниз. Выше, выше, хотя он пробился к свету, ему показалось, что свет тускнеет. В панике он молотил руками, но они теперь двигались в какой-то среде, гораздо более плотной, чем вода. Наконец одной рукой он задел что-то круглое и твёрдое. Он ухватился за этот предмет и вынырнул.