лица. Это совершенно другие люди. Они как отравленные птицы, которые взлететь не могут, отяжеленные этим горем. Деревня ими потеряна, отец потерян, муж потерян, сын потерян. Как же я должен смотреть на них. Да как на святых. Мы говорим: священник - святой человек. Почему он стал святым? У священника не больше груза, чем у поэта. Священник стал святым, потому что он пренебрег всеми неправдами, копил в себе силы, чтобы крылья взрастить, чтобы взлететь, чтобы стать независимым. Вот таким и поэт должен быть. Он среди своего народа должен стать редко улыбающимся, редко. Он должен быть колким, пронзительным, проницательным и не кичиться этим, но знать, что он незыблем и никто не посмеет переделать его, никто не посмеет повернуть его от того креста, на который он идет. Вот так я считаю. Таких поэтов у нас почти нет. Потому что до сих пор в литературе разгильдяйство с одной стороны и безбожье с другой. Знаешь, что я хочу тебе сказать: если бы мы были религиозны, мы бы компартию не потеряли. Правда, коммунисты были бы другие. Когда я пришел в райком партии, мне говорят: "Возьми свою карточку назад!" А я написал 3 сентября 1990 года: "Генеральный секретарь ЦК КПСС предал и развалил мою партию. Президент СССР Михаил Горбачев предал и развалил мою Родину. Валентин Сорокин". Написал это на партбилете. И вот таким образом нас разорвали, разделили. И получается так, что из одного человека сделали два, из одной совести сделали две, из одной души сделали две. Вот поэт и должен собирателем быть, собирателем слез народных, радости народной, гордости народной. И еще вот что я тебе скажу. Не случайно у меня "Стенька Разин" - поэма, "Евпатий Коловрат" - поэма, "Пугачев" - поэма, "Курчатов" поэма, "Дмитрий Донской" - поэма, "Маршал Жуков" - поэма. Это - любовь моя. Когда работал над "Дмитрием Донским", я только подумал, что если бы они прожили по пятьдесят лет хотя бы, тогда меня бы только двенадцать человек отделяло от них, а если по сто, то всего шесть поколений назад. А я ведь просто слушал их сквозь поколения. Вот таким должен быть поэт. Ничего не предавать, ничего не прощать, что совершается позорного или кровавого над головой народа. Он должен быть внутри своего народа, как душа в нем.
В. Б. Что такое русская литературная традиция? Посмотри на XX век. У нас утвердилась, уже как бы официально, знаменитая обойма начала XX века: Пастернак, Мандельштам, Цветаева, Ахматова. Потом, в шестидесятые годы утвердились Ахмадулина, Евтушенко, Вознесенский, Окуджава и так далее. А поэты русской национальной школы как бы традиционно на втором плане. Даже Хлебников Велемир со своими экспериментами для либеральной элиты - чересчур русский. И Николай Клюев. Прорвался лишь Николай Рубцов в наше время, как Сергей Есенин чуть раньше. Потому что песенной своей стихией в песенную же душу русского человека влез. И вот так почти вся традиционная русская поэзия всегда в тиши оставалась и почему-то замалчивалась. Чем это объяснить?
В. С. Если завтра средства нашей массовой информации будут в руках культурных, национально мыслящих русских людей, то все изменится. Нет русской избы, нет русской квартиры, в которой бы не знали наизусть Есенина. Такого человека я в своей жизни еще не встречал. Естественно, я считаю Мандельштама действительно лиричным поэтом. Но и он, и Роберт Рождественский, и другие перечисленные знаменитости литературные издаются сейчас гигантскими тиражами, а у Василия Федорова, например, тираж всего три тысячи. Кому это выгодно? Наши средства массовой информации настолько однобоки и космополитичны, что мы по телевидению никогда не услышим хотя бы нас, например, с нашим остро-национальным диалогом. Не пропустят нас ни на экран, ни в печать свою. Они настолько однобоки. И эта однобокость делает свое черное дело. Вот, положим, Пастернак - вроде бы талантливый, но я не смогу его сравнить с Гумилевым, таким распахнутым, летящим - настоящим национальным поэтом. Или Хлебников - тоже национальный поэт. Он как будто из пшеничного поля поднялся. Он в облаках каких! Весь он свой: и в небе свой, и на земле свой. А взять того же Евтушенко... Ведет он свой вечер в Кремле, и этот самый Задорнов с ним, который ненавидит русский народ. Ты посмотри только, как он говорит о русском человеке: и ест он не так, и блюдо заказывает не то, и пьет не так. Все ему не нравится. Их слушать невозможно, какая ненависть пропагандируется к русскому народу всей этой гоп-компанией. Я их не могу назвать юмористами. Вот говорит Петросян: "Да у нас от бабушки остались одни зубы". Ты скажешь так о своей бабушке? Так и во многих стихах названных тобою поэтов много книжно-рационального, как, положим, у Бродского - поэта, не слышащего музыки поэзии, не слышащего завывания, плача русской вьюги, свиста крыльев орлиных. И вот когда ты вдруг сравниваешь Бродского с Кузнецовым, я думаю, Володя Бондаренко просто делает это, чтобы провокационно вызвать серьезный разговор на несогласии с ним...
Сделать наши средства массовой информации истинно русскими - что ты?! Ни завтра, ни послезавтра наши правители не пойдут на это. Надо же русский народ держать в узде и вне национальных порывов. Если ему позволить подняться и сказать свою правду, то этих воробьев, уничтожающих русский народ, уже не было бы. Мы бы даже за пределами России не нашли бы их перышки.
В. Б. Ты, Валентин, обозначил всех наших бездарных правителей. Можно их и сегодняшним президентом продолжить. Но поразительно, я сейчас скажу тебе крамольную мысль: величия Россия достигала, когда были во главе ее или грузин Сталин, или немецкие наши императоры. Получается, что нам надо вновь или немца, или еще грузина, или Рюрика позвать: "Приходите, володейте! Земли наши зело богаты и обильны". Так, что ли? А когда приходит русский: Горбачев ли, Путин ли, Хрущев, - то получается какой-то хаос, анархия вплоть до развала державы. Может быть, мы великий народ, но мы лишены чувства власти?
В. С. Нет, мы были сильным государственным народом даже еще и при Хрущеве. Мы не были таким бессильным народом. И наряду с авантюризмом Хрущева, рядом с ним были сильные талантливые руководители как отраслей промышленности, так и сельского хозяйства, которые не позволяли стране опуститься в хаос. А теперь - Сталин. Что значит быть русским человеком? Откуда мы знаем, кто в нас в глубине сидит. Может быть, во мне перс сидит или в тебе, положим. Так же и Сталин был, несмотря на все, видимо, сугубо православным человеком в первую очередь. Воспитанным все-таки на вере. Потом, ведь и среди русских были прекрасные цари: Петр Первый, Александр Третий....
В. Б. Но они же были немцы? В них текла немецкая кровь.
В. С. Ну и что? Мы не можем так судить безапелляционно. Вот Ира, жена моя. У нее мать русская, отец - немец. И что теперь? Она - городской человек, а землю любит так, что мне, деревенскому, и не снилось. А она, как курица, в этой земле копается, я не могу ее оторвать. А если немцы и правили, так они были настолько перекипевшие Русью, что казались более, чем своими. Как это: "затерялась Русь в мордве и чуди"? Вот так. Я считаю, что если бы завтра пришел образованный, не боящийся этой молвы, не прячущийся за грязные лукавые антиеврейские и антирусские лозунги, мощный, ясный, громкий, мудрый русский человек, всколыхнулось бы все, все бы пошло в сторону скорейшего развития.
В. Б. Еще один коварный вопрос. В России все вечно держится на одном человеке. Может быть, в этом и есть наша беда? Пришел хороший, мощный лидер: Петр, Сталин, еще кто-то, - и все стало хорошо. А пришел плохой все валится. Может быть, надо все-таки менять такую систему? То, что Александр Солженицын предлагает постоянно. Не так, может быть, и глупа идея создавать земскую структуру и мощную местную систему власти и правления, чтобы независимо от того, кто во главе страны стоит, умный или дурак, все равно система бы держалась и развивалась, а не разваливалась от каждого нового прикосновения. Вот в Америке, мне кажется, несмотря на то, что мы ее можем ругать за ее осознанно антирусскую политику, но система-то власти настолько гибкая, что поставь какую-нибудь обезьяну президентом - все равно ничего не изменится, и страна не развалится. Все будут контролировать сенат, конгресс, еще кто-нибудь. И по-прежнему экономика будет развиваться нормально. А у нас поставь во главе гориллу - так сразу же все и исчезнет, рухнет. Так, что ли? Может быть, ставка на одного человека - это какая-то ошибочная русская ставка? Это говорит о внутреннем монархизме русского человека. Может, нам не надо для изменения правления идти по пути Америки или Европы, достаточно восстановить древний русский путь, путь Пскова и Новгорода? Может быть, если бы нам татары не помешали и мы бы развивались по древнему русскому пути, то такое бы самоуправление крепкое развили, что монархичность, когда все держится на одном князе, монархе, царе, генсеке, нам бы и не помешала, как не мешает Англии или Норвегии, Бельгии или Дании? Вот Путин оказался, извините, ничтожеством - и все валится. А если бы Путин оправдал наши с тобою надежды, то мы бы кричали ему "ура!" и утвердили бы его всевластие на всю жизнь? Так, может быть, изменить саму систему, чтобы не зависело все от Путина, Ельцина и кого угодно другого, то есть уничтожить всевластный монархизм в русской душе?
В. С. И в Америке, и во Франции правят не короли или министры, правят финансовые группы. И у нас сейчас также. Другое дело, что должен прийти человек, понимающий и трагические, и смешные, и традиционно-исторические условия, в которых формируется русский народ. Мы говорим часто, допустим, о русском национализме или о татарском. А давайте вспомним, кто у нас занимается национальными проблемами. Если честно говорить, то вряд ли сыщешь такие другие два народа в Европе, которые так тесно были связаны друг с другом, как наши, так побратались через общепролитую кровь. Ты посмотри, в Казани идет Равиль - татарин, а лицо Есенина. Или вот я, допустим, перед тобой сижу. Меня часто спрашивают, не мусульманин ли я. А я ведь русский человек. Мы не можем быть ни политически, ни державно разноголосы. У нас должен быть единый народ, настолько мы уже взаимно проникли друг в друга. Иначе рассыплется наша Родина. Я приехал на Горный Алтай, сидим, выпиваем. Сидят со мной рядом старые-старые люди и говорят: "Вот ты русский человек, Зачем вы нас, русские, предали? Вы нас б