– А Антон Петрович при вас плавал в лодке? – спросил следователь.
– Да, – быстро ответил Сорокин, опережая Кречетова, – мы вместе плавали в лодке.
– Когда это вы успели? – поинтересовалась Савицкая.
– За несколько дней до смерти Антона, – ответил Сорокин.
Наступила пауза. Ее нарушил следователь.
– Вам что-нибудь говорит название «конский волос»? – спросил он.
Денис Семенович Сазонов взялся объяснять.
– Ну, это что-то вроде ядовитой гусеницы, – начал было он, но его внезапно прервал Александр Иванович Сорокин.
– Вспомнил, – воскликнул он. – В субботу Антон спрашивал меня про этот самый конский волос.
– Расскажите поподробнее, – заинтересованно подался вперед следователь.
– Ну особо рассказывать нечего, – охладил его пыл Сорокин. – Просто Антон спросил, не слышал ли я чего-нибудь о конском волосе.
– Ну и что ответили вы?
– Я сказал, что не слышал. Вот, собственно, и все. Хотя нет, я еще удивился почему он спрашивает.
– Ну и?
– Он тогда ответил уклончиво в своей обычной манере, сказал только, что ему рассказывали, что это страшная штука, опасная для жизни.
– А кто ему рассказал, вы не знаете?
– Увы! – развел руками Сорокин. – Я спросил его тогда, но он ушел в сторону.
– Вы подозреваете, что кто-то намеренно подложил в лодку конский волос? – недоверчиво спросил Кречетов.
– Мы проясняем обстоятельства, – уклонился от ответа Макушкин.
– Так не пойдет, – заявил Кречетов. – Прошу вас выложите все карты.
– Я сказал вам, что ничего не знаю, и это чистая правда, – спокойно проговорил Макушкин.
– Ну, хорошо, – откинулся на спинку стула Кречетов. – Тогда удовлетворите, пожалуйста, мое любопытство и ответьте на один вопрос.
– Слушаю вас, Павел Ильич.
– Скажите, что это за старуха, которую все зовут Шельма. Она действительно приносит несчастья?
– Думаю будет лучше, если отвечу я, – подала голос Таисия Игнатьевна. – Лично мое мнение, – Шельма обладает даром предвидения. И ее присутствие и слова о будущих несчастьях – одна из основных причин, побудивших меня обратиться в милицию.
Воцарилась гнетущая тишина.
– Черт знает что такое! – выругался Кречетов. – Какая-то сумасшедшая старуха несет околесицу, вы, Таисия Игнатьевна, слушаете ее, раскрыв рот, а следственные органы, в свою очередь, с тем же открытым ртом слушают вас. Лично я не вижу никаких оснований для этого расследования.
– Не думаю папа, что твое мнение учтут, – заметила Савицкая.
– В конце концов я работаю в обкоме партии и…
– И можешь оказывать давление на следствие, ты это хотел сказать?
– Я не имел в виду ничего такого, – буркнул Кречетов.
Следователь, лейтенант и Сапфирова собрались уже уходить, когда раздался детский визг и в комнату вбежала раскрасневшаяся Манюня.
– Где ты была? – ласково спросила ее мать.
– Играла с Ленчиком, – отрапортовала девочка, обегая глазами комнату. – Кто эти дяди и бабуля с ними? – тут же потребовала ответа Манюня.
– Это так, в гости зашли, – ответила Савицкая.
– Ой, какая у тебя большая борода! – подскочила к следователю непосредственная девочка. – Если бы ты был без очков, то походил бы на Бармалея, – хихикнула она.
– Да что ты говоришь? – скривился следователь.
– Извините мою дочь, – пробормотала Савицкая краснея.
– Ну что вы, что вы, – сделал над собой усилие Макушкин. – Я люблю детей.
– Да, да очень милая девочка, – подтвердил Скворцов, осторожно пробираясь к выходу.
На улице все трое облегченно вздохнули.
– Да, ну и подарочек, – пробормотал Макушкин, оглядываясь не преследует ли его Манюня.
Вместо Манюни за ними шел Сорокин, догнав троицу он сказал:
– Если понадобится моя помощь, я к вашим услугам.
Тут он очаровательно улыбнулся, в первую очередь, адресовав улыбку Таисии Игнатьевне.
Старушка была тронута.
«Какой приятный молодой человек и преданный друг», – с одобрением подумала она.
Терентьевы и Авдеева уже заждались их.
– Ну что, – нетерпеливо спросила журналистка. – Было совершено преступление?
– Все говорит за то, что это несчастный случай, – вздохнул Макушкин. – Но тем не менее, я на распутье. Чутье подсказывает мне, что здесь, что-то не так, как-то уж очень быстро все произошло, и о камень он тут же ударился, – Господи! – хлопнул себя по лбу следователь. – Я и забыл спросить, хорошо ли он плавал.
– Я узнаю, – вызвался Скворцов.
Вернувшись, он сообщил, что со слов матери, Антон Петрович Дубков плавал из рук вон плохо.
Все вопросительно посмотрели на следователя.
– Ну я не знаю, – чуть ли не плаксиво сказал тот. – Пусть решает прокурор, – ухватился он за соломинку.
Таисия Игнатьевна, до сих молчавшая проговорила:
– Думаю вы правы, пусть решает он.
По дороге домой Таисию Игнатьевну не покидало чувство, что она слышала или даже сама сказала какую-то очень значимую фразу, но она не могла вспомнить какую именно.
«Может быть я слышала ее раньше? – пробормотала Таисия Игнатьевна. – Нет, – досадливо поморщившись она не могла вспомнить. – Пойду посплю часок, что-то притомилась».
Лежа, Таисия Игнатьевна пыталась привести в систему все услышанное сегодня, но сон сморил ее. Последнее, что мелькнуло перед засыпающей Сафировой была обаятельнейшая улыбка верного друга и красивого молодого парня Александра Ивановича Сорокина.
Глава 13Версия прокурора Ермолкина
Прокурор Ермолкин кипел, как чайник:
– Только вам и никому другому могло прийти в голову отправить сюда Шельму. Ну зачем, для чего, почему, с какой целью вы прислали сюда эту драную старуху, да ещё без паспорта? Ее даже утесовская милиция испугалась. Может быть, я глуп, – картинно поднял глаза к потолку прокурор, – но в таком случае, увольте меня, светоч истины, Еремей Галактионович. Объясните, какие потаенные пружины сработали в вашем мозгу?
Наконец Ермолкин иссяк и устало взглянул на следователя. Тот поник на стуле.
– Я думал, так будет лучше для всех, Олег Константинович, – оправдываясь пробормотал Макушкин.
– Только не для меня! – отрезал Ермолкин. – У меня от одного ее вида в глазах потемнело, а пообщавшись некоторое время, получил зверскую головную боль.
– А сколько вы с ней общались? – с интересом спросил, присутствовавший при разговоре Скворцов.
– Полчаса выдержал, – хмуро косясь на лейтенанта, ответил Ермолкин. – А что это вас так интересует? – раздраженно-подозрительно спросил он.
– Да нет, – улыбнулся Скворцов. – Так просто полюбопытствовал.
Видя, что прокурор начинает перекипать, полковник Дудынин, тоже приглашенный на этот координационный совет, поспешно произнес:
– Давайте, коллеги, перейдем непосредственно к обсуждению нашей проблемы.
– Вы как всегда правы, – слегка остыл прокурор. – Ну что же, если вам так не терпится, то приступим. Ну что вы думаете об этом происшествии, Владислав Анатольевич?
Дудкин, не ожидавший вопроса, несколько опешил.
– Ну, я не знаю… я, признаться, не пришел к определенным выводам.
– Ну хоть что-нибудь то вы думаете? – едко спросил его прокурор.
– Ну, – наконец решился Дудынин, – мне кажется, что все это дело выеденного яйца не стоит.
– Почему? – задал вопрос Ермолкин.
– Посудите сами, Олег Константинович: человек погибает на глазах у всей деревни. Типичнейший несчастный случай.
– Ну насчет типичности, это вы хватили, – возразил прокурор, набивая свою любимую вересковую трубку. – Я что-то не слышал, чтобы с кем-нибудь произошло подобное.
– Ну, я не знаю, – смутился Дудынин.
– Так, а вы что скажете, Еремей Галактионович? – обратился Ермолкин к следователю.
Макушкин явно ждал вопроса и тщательно готовился к нему, собирая мозги в кулак и до предела напрягая извилины.
– В этом что-то есть, – выпалил он. – Не знаю что, но есть.
Ермолкин с восхищением взглянул.
– Вот ответ, достойный следователя, коллеги, – произнес он нарочито торжественно. – Это высказывание так и просится на страницы учебников.
– Не сомневаюсь, – сухо проговорил Дудынин. – Может быть, вы, Олег Константинович, поведаете о своих тайных мыслях относительно этого дела?
– Поведаю, – согласился Ермолкин, становясь серьезным. – Давайте, прежде всего, остановимся на показаниях близкого друга погибшего, – Александра Ивановича Сорокина. Согласно его заявлению, Антон Петрович Дубков расспрашивал выше упомянутого мной Сорокина о конском волосе. Почему он это спрашивал?
И Ермолкин обвел аудиторию вопросительным взглядом.
– Может быть, он хотел узнать о нем побольше, – неуверенно подал голос Скворцов и поспешно добавил, опасаясь что его перебьют. – Ну, новое необычное название. Мне тоже стало любопытно.
Ермолкин откинулся в кресле и с сожалением посмотрел на лейтенанта Скворцова.
– Если вы ждете аплодисментов, – то их не будет, – предупредил растерявшегося лейтенанта Ермолкин.
Скворцову понадобилось всего мгновенье, чтобы принять невозмутимый вид.
– Да я и не рассчитывал, – холодно сказал он.
– У меня другой вопрос, – решил внести свою лепту Дудынин. – Почему Дубков решил обратиться именно к Сорокину?
– Ничего удивительного, – пожал плечами Макушкин, – ведь Сорокин его друг.
– Но с таким же успехом он мог спрашивать как Кречетова, так и Савицкую и вряд ли получил бы вразумительный ответ. Я хочу сказать, что разумнее было бы обратиться к кому-нибудь из местных. Они-то наверняка знают.
– Ну, он то не был знаком с местными. И вообще, Владислав Анатольевич, – недоуменно взглянул на него Макушкин, – по-моему, тут нечего и обсуждать.
Ермолкин слушал этот диалог со снисходительной улыбкой, покровительственно попыхивая трубкой. Наконец он решил, что детский сад порезвился достаточно и пора закругляться.
– Глупости все это, коллеги, – хрипло произнес он. – Ну что вы толчете воду в ступе, переливая из пустого в порожнее. Неужели вам не под силу выделить приоритетные направления в расследовании? Вы обсуждае