Оскорблённая Зоя-августа отшатнулась от Александра. Она попыталась что-то сказать, но не нашла слов. В тот же миг встали император и патриарх. Оба подошли к Александру, и патриарх потребовал, подняв крест:
- Проси прощения у августы, хулитель недостойный! Не жди сурового церковного суда!
- Этого не дождёшься, святейший! - гордо вскинув голову, произнёс Александр.
Лев Мудрый схватил брата за грудь и, тряся его, прокричал:
- Ты позоришь императорский род! Я заточу тебя в монастырь!
- Попробуй, если достанешь! - Александр освободился от руки брата и покинул зал Августеон.
Лев Мудрый согнулся, схватился за левую половину груди и замер. Но спустя несколько мгновений, когда Зоя-августа подошла к нему и взяла его за плечи, он медленно распрямился и с болью проговорил:
- Господи, за что мне такое наказание? Я же ни в чём не нарушил против него законов империи.
- Бог накажет безрассудного, - заметил патриарх Евфимий.
- Не дождусь я того, - ответил Лев Мудрый. Он ссутулился, лицо его посерело, глаза потускнели. - Плохо мне, святейший.
Зоя-августа взяла супруга под руку и сказала патриарху:
- Божественный жалуется на сердце.
Она повела его из залы. Ещё крепкий телом Евфимий подхватил Льва Мудрого под другую руку. Вскоре его привели в спальню и уложили в постель. Зоя-августа послала слугу за логофетом дворца Таврионом и за императорским медиком Протогеном. Багрянородный тоже пришёл в покои императора. Наделённый божьим даром ясновидения, мальчик понял, что его отец проживёт недолго и скоро преставится. Он заплакал, уткнувшись лицом в стену. К нему подошёл патриарх, погладил по голове, положил руку на плечо:
- Не плачь, божественный отрок. Всё в руках Всевышнего, и твой батюшка ещё будет скакать на коне.
- Он устал. Ему не подняться в седло, - сквозь слезы ответил Багрянородный.
Пришли Протоген и Таврион. Зоя-августа сказала им:
- У Божественного была вспышка гнева, и что-то случилось с сердцем. Помоги ему, Протоген.
Лев Мудрый был в сознании, он слышал сказанное Зоей-августой.
- И был удар камнем под сердце, - тихо добавил он.
Расторопный Протоген приготовил микстуру, послушал сердце императора, дал выпить ему лекарство и сообщил:
- Божественный, этот удар тебе по силам перенести. Через два дня мы с тобой встанем…
- Я уже не тешу себя надеждами, - отрешённо ответил император.
И у Протогена прокралась та же мысль: «Увы, такой удар трудно выдержать».
В наступившую ночь Зоя-августа и её сын не покидали спальню Божественного. Багрянородный заснул тут же в просторном кресле, а Зоя-августа и Протоген лишь изредка отходили от императора и то вкупе, то врозь боролись за его жизнь. Протоген часто искал у больного пульс и не находил его. Он поил императора сердечными микстурами, но они не помогали. Похоже, сам больной уже не боролся за свою жизнь. Однако он был в светлом уме и утром попросил привести к нему сына. Багрянородный ещё спал в кресле, и слуги принесли его с креслом. Мальчик не проснулся. Лев Мудрый долго смотрел на лицо сына. На нём застыла печать скорби. Эта скорбь показалась понятной отцу. Он подумал: «Отрок осознает мою близкую кончину». Льву Мудрому стало жутко. «На кого же я оставлю малолетнего сына? На дядю, погрязшего в разврате? На патриарха Евфимия? Но Александр растопчет его и отлучит от патриаршества. Ах, как было бы хорошо, если бы моя Зоя-августа была потвёрже, пожёстче характером. Мелькнула у Льва Мудрого мысль о премьер-министре Астерии, но его пора провожать на отдых. Остановил своё внимание Лев Мудрый на великом доместике Анатолике - так ведь не допустит его Сенат и прочие сановники встать во главе империи, потому как по закону власть остаётся у сына императора и его дяди Александра.
Помня о своих корнях крестьянского происхождения, Лев Мудрый подумал о том, чтобы приблизить ко двору и лично к сыну молодого, честолюбивого, честного и одарённого умом и храбростью адмирала Романа Лакапина. Он был близок по крови к Багрянородному и мог стать крепкой опорой во время регентства Зои-августы. Да, он тоже из крестьян, как сам Лев Мудрый, и хотя сегодня не сановник, но в свои двадцать пять лет уже адмирал императорского флота. Собравшись с силами, император позвал Зою-августу.
На рассвете Протоген послал её отдохнуть, и она, добравшись до своей опочивальни, не раздеваясь, окунулась в короткий и тревожный сон. С рассветом её разбудил некий толчок. Рядом никого не было, и она поняла, что её зовёт Божественный. Так это и было. Он поманил Зою глазами, как только она вошла в покой. А когда подошла, сказал ей:
- Славная Зоя-августа, пошли за Романом Лакапином лёгкую скедию[17]. Вели ему прибыть во дворец.
- Но где он, Божественный?
- Его найдут у острова Хиос. В любом случае скажешь Лакапину о моей воле: стоять ему близ тебя, как стоит над флотом. Он умный и всё поймёт.
- Божественный, ты скажешь ему об этом сам. Я уверена.
- Не стоит кривить душой, моя бесценная Зоя-августа.
Лев Мудрый скупо улыбнулся.
- Я сейчас же пошлю за Лакапином скедию.
- И вот ещё что: возьми у Тавриона договор о мире с русами. Хочу, чтобы Багрянородный знал и помнил его с детства. Скоро русы будут могущественнее нас, и надо крепить с ними мир.
Договор с Русью принесли. Сын проснулся. Его умыли, накормили и привели к отцу. Тот спросил:
- Багрянородный, ты помнишь, как русы приходили к нам под стены Константинополя?
- Помню, батюшка. И мы поладили с ними.
- Жаль, что они побили наших морских воинов. Ну да теперь можно лишь сожалеть. Вот что я хочу сказать. Договор о мире, который мы заключили с Русью, ты должен помнить как молитву.
- Я прочитаю его сам, и он останется в моей памяти навсегда.
- Тогда читай и ничему не удивляйся. Знай твёрдо одно: в будущем мы с Русью будем родственными державами, русы тянутся к христианству. В нашей державе уже тысячи русов-христиан. Придёт время, и русские князья станут просить рук наших царевен. Не надо отказывать им. Династические браки - это путь к глубокой дружбе.
Зоя-августа, которая тоже внимательно слушала Льва Мудрого, заметила:
- Но закон нашей церкви не позволяет нам отдавать царевен иноземцам, тем более язычникам.
- Ради мира с русами его дозволено будет нарушить. И дано это императору и церкви.
- Всё надо дозволять, что во благо империи, - к удивлению взрослых сказал ребёнок. - Вот ведь в договоре ты, батюшка, многие блага русам даруешь. И щедр без меры…
Лев Мудрый прислушивался к сыну, но его голос долетал до ушей всё слабее и слабее. Голова гудела, словно в ней ниспадал водопад с вершин гор.
- …Греки дают по двенадцать гривен на человека… сверх того уклады на города Киев, Чернигов, Полтеск…
Голос пропал. В голове Мудрого шумел только водопад. Но вот голос возник вновь:
- Русским гостям или торговым людям, которые прибудут в Грецию, император обязан на шесть месяцев давать хлеба, вина, мяса, рыбы и плодов… Они имеют также свободный вход в народные бани…
И снова в голове Льва Мудрого был лишь гул водопада. И резкая боль в груди.
Наконец боль утихает, шум водопада прекращается, император возвращается к размышлениям. Они сводятся к одному: он должен утвердить на престоле империи своего сына. Это жажда всей его жизни. Вознеся Багрянородного на престол державы, он может сказать, что выполнил священный долг, завещанный ему волей отца. Помнил Лев Мудрый, как смертельно раненный на охоте отец произнёс, умирая: «Тебе повелеваю, сын мой, не уходить из мира сего без наследника. Македонская династия должна жить и здравствовать века». Тогда он ответил отцу: «Воля твоя будет исполнена, даже если мне придётся пройти через огненное горнило». Это было сказано двадцать шесть лет назад, за неделю до кончины отца. Лев Мудрый чувствовал, что и в его распоряжении оставалась какая-то неделя бытия.
Покончив с горестными размышлениями, он попросил Зою-августу позвать к нему логофета дворца Тавриона. Она ушла и вскоре же вернулась с дворецким.
- Слушаю тебя, Божественный, повелевай, - сказал Таврион.
Это был преданный и умный служитель императора: уже более пятнадцати лет он безупречно хозяйствовал во дворце Магнавр.
- Верный Таврион, найди великого доместика Анатолика и передай ему моё повеление: дать царю Александру тагму кавалерии и пусть он завтра же идёт к рубежам Болгарии скорым маршем и за Филиппополем накажет тех, кто вторгся в наши пределы.
- Исполню, Божественный. Что повелишь ещё?
- Пока ничего. Но завтра же, как Александр покинет Константинополь, приходи ко мне и получишь другое повеление.
Когда логофет Таврион ушёл, Лев Мудрый вновь окунулся в размышления. Теперь он думал о Зое-августе. Знал, что близок день, когда на её плечи ляжет непомерная тяжесть, и он должен предупредить её об этом.
- Славная моя Зоя-августа, будь мужественна. Я обязан сказать тебе, что Господь призывает меня к себе. Это неизбежно. - Зоя попыталась что-то ответить, но он слабым движением руки заставил её помолчать и продолжал: - Тебе выпала судьба стать регентшей при нашем сыне, и это утвердит закон державы. Но ты не одна встанешь к кормилу империи. Мой брат тоже будет увенчан короной императора, и наступит время двоевластия. Тебе потребуется всё мужество, чтобы выстоять против его порочного властолюбия.
- Но на кого мне опереться, Божественный?
- На тех, кто сегодня предан нам: на Тавриона, Форвина, Василида.
Все наши сановники присягнут тебе. У тебя будет своя гвардия. И мой тебе совет: как только Роман Лакапин появится во дворце, поставь его во главе моей гвардии. Он честолюбив, но тебе станет служить верно.
Неподалёку за низким столом, забыв о договоре Византии с Русью сидел будущий император Константин Багрянородный и напряжённо вслушивался в то, о чём говорили мать и отец. И это напряжение отражалось на его лице. Оно было страдальческим. Багрянородный и представить себе не мог, что живой отец вдруг уйдёт из жизни. Он уже знал о непомерных невзгодах имп