- Белые лебеди - это к счастью, дети.
- Мы с Еленой так и поняли, матушка, - ответил Багрянородный.
На паперти собора Елену и Константина ждали патриарх, митрополиты и епископы. Они окружили жениха и невесту и повели их в храм. В нём собрались сотни горожан. Для жениха и невесты до самого алтаря были расстелены белые ковры из верблюжьей шерсти, и Елена и Константин шли по ним, будто по воздуху, - так лёгок был их шаг. Они слушали божественное пение и ничего вокруг не замечали. Перед глазами у них всё ещё кружили белые лебеди, словно херувимы.
Но вот жених и невеста взошли на амвон, и наступил обряд венчания. Он длился долго. В честь молодых два хора пели псалмы, они пили вино, их помазали миром. Им надевали обручные перстни, их венчали коронами. Они целовались. Елене и Константину казалось, что всё это происходит не с ними и они наблюдают за обрядом со стороны. И всё-таки происходящее оставляло свои следы: то они бледнели, то у Елены на верхней губе появлялась испарина и она краснела. Однако все, кто присутствовал на обряде венчания, смотрели на молодую пару с восторгом. Она была прекрасна. «Юным слава! Юным слава!» - кричали византийцы. А кто-то из горожан крикнул: «Честь Македонянину!»
Наступила последняя минута венчания: молодожёны должны были поклясться на Евангелии в верности друг другу. И в этот миг раздался громовый голос: «Смерть Македонянину!» Эхо этого злобного голоса ещё витало под сводами храма, когда Константин повернулся к толпе, глянул вверх и увидел, как человек, стоящий на третьем ярусе храма за колонной, натянул тетиву. Он ещё не пустил стрелу, как Константин сделал шаг вправо и заслонил Елену грудью. Стрела была пущена, но Гонгила уже был в прыжке и оказался перед императором. Стрела пронзила Гонгиле предплечье, и он упал. Константин склонился над ним. В храме раздались крики ярости. Сотни горожан бросились искать убийцу, по внутренним лестницам помчались на третий ярус. К Гонгиле подбежали молодые священнослужители и унесли его с амвона в ризницу. А к Константину и Елене подошли два митрополита и увели их в алтарь. Вскоре Роману Лакапину доложили, что преступник схвачен.
- Заковать его в цепи и посадить в городской каземат! - распорядился Лакапин.
Обряд венчания был завершён в алтаре. Вскоре патриарху тоже сказали, что преступник пойман, и он распорядился продолжать богослужение. Вновь на клиросах запели хоры. И наконец молодых супругов вывели из алтаря, под прикрытием щитов повели из храма, усадили в карету и, окружив её гвардейцами со щитами, повезли в Магнавр. Константин и Елена ехали молчаливые, напуганные и крепко держались за руки. Их можно было понять. У Константина испуг прошёл быстрее. Он погладил руки Елены.
- Всё позади, всё благополучно завершилось, и ты - моя юная супруга.
- Спасибо, Божественный. Если бы не ты, я упала бы в храме.
- Не будем об этом думать. Смотри, как нас провожают горожане. Они нас любят.
Горожане впрямь приветствовали их, но не так бурно, когда они ехали в храм, - без ликования, молча. Вскинув руки, жители лишь махали ими. Хотя стрела и пролетела по храму без звука, весть о выстреле арабского пирата вылетела из храма. Её зловещий полет облетел толпу, и она была в ярости.
Только к полудню, когда на улицы и площади выкатили бочки с вином и повозки с угощением, византийцы забыли на время о злодейском покушении на юных императора и императрицу. И постепенно разгулялось трёхдневное торжество, длившееся до самого Рождества Христова.
Глава тринадцатая. ТЩЕТНАЯ ПОПЫТКА
Прошли празднества по случаю венчания Елены и Константина, миновали первые брачные ночи молодожёнов, о которых в Магнавре было мало разговоров, чаще добродушно улыбались: дескать, какие брачные утешения могли быть по ночам, если молодожёны только что вышли из отроческого возраста.
Настало время собираться в свадебное путешествие по Македонии. Константин остался верен себе: он обещал Елене побывать в родных краях своего деда. Он был волей позволить себе такую поездку, потому как у них с супругой был впереди медовый месяц и все государственные дела по этому поводу были переданы в руки Романа Лакапина. Константин начал сборы с того, что посетил патриарха Николая и попросил его прислать к нему на службу русского священника Григория:
- Привык я к нему за время путешествия в Армению. Надёжный он человек и советами полезными богат. И за Гонгилу послужит, пока мой спаситель рану залечивает.
- Я скажу об этом Григорию, но прости, сын мой, принуждать не буду. Если осознает важность служения при тебе, то надёжнее стоять будет.
- Согласен с тобой, святейший. Ещё я хочу взять мужей учёных человек пять из высшей Магнаврской школы. И чтобы они не только сочинять умели, но и беседы разумные вести в Македонии с теми, кто помнит Василия Македонянина.
- Однако помни о том, что ты будешь достоин похвалы потомков лишь тогда, когда всё сам услышишь и запишешь. Таков закон сочинительства по истории.
- Спасибо за совет, святейший. Я буду строг и требователен к себе и к слову, которое ляжет на пергамент.
- Вот и славно. Благословляю тебя в путь.
Константин и Елена принимали учёных мужей в малом Бирюзовом зале. Были накрыты столы, словно у молодожёнов ещё не кончились свадебные дни и они решили провести их в узком кругу. Григорий сидел рядом с Константином. Он и начал беседу:
- Славные мужи, вас позвали, чтобы приобщить к важному делу. Багрянородный отправляется на родину своего деда, императора Василия. Он будет писать о Македонянине хронику. Вы поможете ему собрать всё о событиях той поры, найдёте старожилов, которые знали Василия. Так ли я говорю, Божественный?
- Спасибо, отец Григорий. Я только добавлю одно: каждый волен писать свою хронику. Надеюсь, никто из нас не повторит друг друга. Скажу последнее и наиболее важное. Я призываю вас писать «Историческую энциклопедию». В ней найдут место сотни новелл, и у каждого из вас будет великий простор для исследования прошлого.
Юный император произносил умные вещи, и те, кто слушал его, удивлялись: как это так, ещё не будучи выпускником высшей Магнаврской школы, как все они, он говорил о литературе словно искушённый сочинитель. Самый старший из участников встречи богослов Симеон Метафраст, который писал пока единственное «Назидательное чтение» - жития святых, - подумал, что Константин Багрянородный - сочинитель от Бога, и сказал от имени собравшихся:
- Мы в своём кругу, - Симеон обвёл рукой сидящих рядом, - давно жаждем обозреть историю Византии. Надо не пожалеть сил и создать, кроме «Исторической энциклопедии», «Военную энциклопедию» и «Сельскохозяйственную». Вот хронист Иоанн Камениат уже описал битву и взятие Фессалоники в 904 году. Эго поучительно для всех, - Симеон Метафраст разошёлся и сделал предложение опять же от имени всех собравшихся: - Мы избираем тебя, Божественный, главным хронистом империи.
Симеон Метафраст в Византии был известной личностью. В своём роскошном дворце на Ниттакии он собрал множество редких рукописей древних хроник. Изучая их, он отдавал им всё время, свободное от преподавания в высшей Магнаврской школе. Он держал у себя в услужении скорописцев-каллиграфов. Честолюбивый, он знал, что, творя исторические сочинения вместе с императором, он достигнет новых высот славы. Он поднимался на Парнас и хотел быть заметным человеком в Византии.
Божественному по молодости лет польстило быть главным хронистом империи, и он благосклонно дал своё согласие. Позже он утвердил это право делами, и те энциклопедии, которые перечислил красноречивый Симеон Метафраст, были изданы, и в них вложил огромный труд сам «главный хронист».
Вот уже позади официальная часть этого маленького форума. Всех ждали вино и яства. И тут взял слово поэт Иоанн Геометр. С цветущим лицом, всего на два года старше императора, он продекламировал свой экспромт с наполненным кубком в руках:
Здесь собрались маститые мужи империи,
Они явить себя народу вознамерены.
Воскликнув гимны в честь их мастерства,
Склоняю голову пред вами, господа!
Сидевший рядом с поэтом его старший друг, тридцатилетний хронист Акрит, воскликнул:
- Иоанн Геометр горазд писать сатиры! Попросим!
Геометр посмотрел на императора, и тот сказал:
- Мне нравятся сатиры, а ещё больше эпиграммы. Просим!
- Помилуйте, эпиграммы я пишу только на себя.
- Вот и отлично. Читай! - благословил Метафраст.
Геометр сделал грустную и смешную мину, все заулыбались. Поэт горестно развёл руки и прочитал:
О рог луны споткнулся мой Пегас,
И дар божественный навек во мне угас.
И потому поэтом мне не быть,
Элегию во сне не сочинить.
- Браво! Браво! - крикнул Акрит.
Но поднял руку Симеон Метафраст:
- Хронисты империи, сегодня у нас рабочий форум, а не вечер поэзии. - Он обратился к императору: - Божественный, мы готовы завтра выехать в Македонию.
У Григория уже был разговор с Багрянородным о том, когда лучше выехать, и он пояснил всем:
- Братья мои, завтра нужно совершить молебен и основательно собраться, и лишь послезавтра, ранним утром, мы отправимся в путь. И помните, что с нами вместе отбывает в путешествие императрица Елена, - вот тогда-то мы будем ждать гимнов и поэм в честь прекрасной Елены-факел.
- Боюсь я этого. В поэмах много похвалы, а я не люблю её, - смеясь, заметила Елена.
На другой день начались сборы в путешествие. В полдень во Влахернском храме был молебен. Перед вечерней трапезой встретились Багрянородный, Лакапин и казначей Василид. Он в это время чаще встречался с Лакапином, но сегодня нужен был императору в первую очередь. Речь должна была пойти о деньгах, которые потребуются для путешествия в Македонию. Но несколько дней назад как-то само собой получилось, что Багрянородный позволил Лакапину распорядиться казной империи, и великий доместик почувствовал к тому вкус. Когда личный казначей императора пришёл к Василиду получать деньги, тот сказал ему: