Если бы Константин был моложе, вполне возможно, что он проявил бы более глубокий интерес к новому королевству готов. Но по-видимому, его уже охватила усталость и апатия. Все его великие свершения остались в прошлом – до смерти Криспа и Фаусты. С тех пор он кажется стариком, все еще способным активно интересоваться строительством своего нового города и его первыми войнами, – но уже не прежним Константином.
Он никогда не упоминал при детях Фаусты о преступлении их матери. Насколько можно понять, история с Фаустой была как будто совершенно забыта. При жизни Константина и его сыновей никто ничего не написал об этом эпизоде; вряд ли о нем особенно часто вспоминали. Он воспитывал своих сыновей так, как и планировал ранее. Ни один из них не отличался блестящими способностями; и, хотя все они неплохо знали свое дело, никто из них не умел повести за собой людей.
Жизнь Константина близилась к закату. Часть его собственной способности вдохновлять других исчезла. Он, видимо, осознавал это. Он сделал почти все, что мог, и теперь просто дожидался дня, когда ему придется уступить место своим преемникам. Результаты Никейского собора были отнюдь не такими, какими он их себе представлял.
Сторонники Ария одержали крупную победу, добившись отстранения епископа Антиохии Евстафия по обвинению в скандальном поведении. Ортодоксы утверждали, что причина отстранения Евстафия на деле заключалась в том, что он не был достаточно вежлив с матерью императора… Константину пришлось рассматривать и обвинения и контробвинения. Он делал это без особого энтузиазма. Он лично выслушал Евстафия, но не предпринял никаких мер, чтобы восстановить его в Антиохии.
Следующей жертвой ариан и следующим человеком, встретившимся на пути Константину, была куда более значимая личность, нежели Евстафий, – а именно Афанасий, новый епископ Александрии. Все дело началось со сводной сестры императора Константина, вдовы Лициния, у которой был знакомый священник – друг и сторонник Ария. Во время ее болезни Константин часто навещал ее и встретился с этим священником. Прежде она ни разу не пыталась как-то повлиять на взгляды своего брата; однако, находясь на смертном одре, больше уже ничего не боясь, она осмелилась похвалить священника-арианца. Константин выслушал ее. Он с интересом узнал, что с Арием обошлись несправедливо и что он полностью разделял идеи церкви, от которой его отлучили. Император решил вызвать Ария к себе. Когда он прибыл, то по приказанию Константина письменно изложил свое исповедание веры.
Константин не был философом. Изложенный Арием Символ веры показался императору вполне корректным, и он посоветовал Арию показать его епископу Афанасию. Тот сразу же увидел, что данный текст не содержал пунктов, из-за которых Арий предстал когда-то перед церковным собором, и отказался снова принять его в лоно церкви. Война разгорелась. По совету друзей Арий обратился к Константину, который, в свою очередь, рекомендовал Афанасию все-таки принять Ария. Однако Афанасий решительно отказался сделать это.
Дальнейшее представляет для нас особый интерес. Перед нами – наглядный образчик некоторых методов ведения полемики. Арий хотел не опровергнуть богословские воззрения Афанасия, а изгнать его из Александрии. Вопрос об учении почти утратил значение, центральную важность приобрела личная схватка противников. Причиной этого была политика умиротворения и примирения, которую проводил Константин. Арианам не приходилось даже доказывать ошибочность взглядов Афанасия; ведь Константин стремился просто найти почву для компромисса и заставлял противоборствующие стороны сгладить различия. Арианам не нравилось сложившееся положение. Они хотели аннулировать результаты Никейского собора; добиться этого было проще всего, «скинув» руководителей этого собора и уничтожив их авторитет… Обвинения в адрес Афанасия относились не к области теологии, а к области уголовного законодательства… Он был обвинен в нарушении норм не церковного, а светского права.
Константин не был готов к такому повороту событий и весьма удивился. Он вызвал Афанасия в Никомедию, изучил все представленные доказательства и отмел обвинение как вымышленное. Однако, как оказалось, дело на этом не кончилось. Прозвучали новые обвинения – в подстрекательстве к даче ложных показаний свидетелей в Никее. Кульминация наступила, когда ариане предъявили человеческую руку, которая якобы принадлежала священнику по имени Арсений. Афанасий отрубил ее и использовал в магических целях.
Трудность в данном случае заключалась в том, что это обвинение было практически невозможно опровергнуть. Афанасий мог прибегнуть лишь к бескровному и не вполне убедительному способу словесной защиты. Конечно, это никого бы не убедило и ни на кого не повлияло бы. Когда Константин собрал в Кесарии синод в тот же год, когда началось расселение сарматов, Афанасию хватило ума там не появляться. Вместо этого он занялся более полезным делом.
Покончив с войной против готов, Константин смог уделить больше внимания проблеме Афанасия. Поэтому в следующем году он взялся за дело. На сей раз синод собрался в Тире. Полагая, что они загнали Афанасия в угол, партия ариан убедила Константина настоять на присутствии епископа. Афанасия предупредили, что в случае отказа его доставят на заседание силой, и он неохотно направился в Тир. Несмотря на все усилия, он так и не смог найти Арсения. Последний постоянно перемещался с места на место и успешно ускользал от епископа. Поэтому Афанасий шел в Тир без всякой возможности оправдаться.
Однако в Тире его ожидали приятный сюрприз. Арсений, снедаемый любопытством, не смог побороть искушения самому приехать в Тир. Архелаю, сенатору и стороннику Афанасия, слуги сообщили об услышанном в кабачке, будто Арсений находится в Тире и прячется в определенном доме. Это была грандиозная новость! Благодарный сенатор с радостью ухватился за предоставленный шанс и незамедлительно направился по указанному адресу с группой верных помощников. Арсений, извлеченный из убежища, протестовал и кричал, что он вовсе не он. Его привели к Паулину, епископу Тира, который подтвердил, что это действительно пропавший Арсений. Афанасию сообщили, что все в порядке.
Теперь следовало сделать так, чтобы ариане попали в ловушку, которую сами и расставили. Представ перед синодом, Афанасий действовал весьма обдуманно. Он задал собравшимся вопрос, действительно ли члены синода знакомы с упомянутым Арсением; несколько епископов признали, что они знакомы с этим человеком и могут опознать его. Затем все испытали подлинное потрясение. К ужасу арин, Афанасий вывел пред очи синода Арсения, с руками, спрятанными под накидкой. Заинтересовавшиеся происходящим члены синода без колебаний опознали Арсения. Все смотрели на его руки. Действительно ли он потерял руку? Афанасий завернул рукав и обнажил одну руку Арсения. Ее подлинность не подлежала сомнению. Далее последовала драматическая пауза; наконец Афанасий завернул второй рукав. Обе руки были на месте. Любезная просьба Афанасия к арианам продемонстрировать третью руку Арсения оказалась уже лишней. Главный свидетель обвинения поспешно покинул зал заседаний и растворился в толпе.
Однако не все обвинения, выдвинутые против Афанасия, можно было разбить так же легко. После опровержения первого синод назначил комиссию для рассмотрения остальных. В члены комиссии арианам удалось провести много своих людей; тогда Афанасий сам направился в Константинополь за помощью к императору. В его отсутствие его осудили и лишили сана епископа. Среди подписавших приговор был епископ, в убийстве которого обвинили Афанасия.
По просьбе Константина, который к тому времени еще не получил отчета о заседании синода, епископы собрались в Иерусалиме, где их приветствовал его посланец Мариан. Представительство епископов в синоде было впечатляющим. В центре внимания находился епископ Персии. Поводом для собрания стало освящение церкви Святых Мучеников, которую Константин построил и отделал с необыкновенной пышностью. Этой церемонией открывались празднества по случаю тридцатого года правления Константина. Никто из императоров со времен великого Августа не властвовал 30 лет, и это было поистине историческое событие.
В Иерусалиме Ария вновь приняли в лоно церкви вместе с его сторонниками. Собравшиеся епископы подтвердили, что Арий раскаялся в своих еретических взглядах и признает истину… Это был великолепный праздник. Все его участники понимали, что Константин хочет ознаменовать тридцатый год своего правления воцарением мира и согласия. И они постарались на славу. Евсевий из Кесарии произнес несколько речей, имевших большой успех. Все было как на свадьбе. Об Афанасии все забыли, пока из Константинополя не пришло письмо с вопросом, восстановили ли в сане смещенного епископа.
Современного читателя, пожалуй, не удивит, что в такой радостный момент было получено весьма суровое письмо от императора, который упомянул о синоде в Тире в тоне, который мог оскорбить чувства епископов. Он выразил надежду, что вся эта возня – он употребил еще более резкое выражение – скоро прекратится. Епископы, без сомнения, решили, что Константин уже не благоволит к ним. Далее он объяснил причину, по которой он написал это письмо.
Однажды, когда император проезжал в своей коляске по улицам Константинополя, его неожиданно остановила группа пеших странников, один из которых утверждал, будто он – епископ Александрии. Константин не был лично знаком с этим епископом, но один из его спутников подтвердил личность Афанасия и объяснил суть проблемы. Император решительно отказался слушать или обсуждать что-либо и (как он сообщил синоду) был близок к тому, чтобы приказать страже убрать Афанасия с дороги. Этот человек хотел ни много ни мало как перевода синода в Константинополь, где император мог бы осуществить надзор за его работой. По мнению Константина, это была весьма разумная просьба, учитывая, как прошел собор. Поэтому он призвал заседателей в Константинополь.
Он закончил письмо замечанием, что он сам привел в стан новой религии многих язычников – варваров, которые теперь живут возвышенной и благочестивой жизнью, в полном согласии с Божественными заповедями, в то время как епископы, составляющие якобы основу церкви и охраняющие ее духовную жизнь, проводят время в ссорах и драках и тем самым способствуют гибели человеческого рода. Император хотел бы напомнить им, что первоочередной обязанностью каждого христианина является соблюдение принципов веры, изложенных в Священном Писании, и оберегание церкви от тех, кто не верит учению, в нем содержащемуся.